Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой (СИ)

— Так вот почему…

Концовку проглотила, взор погрустнел, лобик собрался мягкими вертикальными складочками. Она-то думала, что лежаки я, будучи еще девочкой, сдвинул из дружеских чувств…

По покушению, где пострадала сама, беспечно отмахнулась:

— Она уже извинилась.

— Кто?!

Зарина знает покусительницу?! Знает, и ничего не сказала? Хотя… я тоже ничего ей не говорил. Квиты.

Девушка принялась разоблачаться, используя торчащий меч в качестве дополнительной вешалки. Изящные ручки томно и отстраненно снимали одежду, аккуратно расправляя и выкладывая на табурет. Обращенная ко мне спина, уже обнаженная, красноречиво показывала, что смотреть нужно в противоположную сторону. Что я и сделал. Между тем, Зарина спокойно сообщила, не оборачиваясь:

— Варвара.

— Почему?! — не смог я совладать с собой.

Организм требовал бежать, разбираться, сдавать преступницу начальству школы, выискивать соучастников, мотивы, явки, пароли…

Со злящей меня беспечностью Зарина объяснила:

— Они в ту ночь играли в желайки.

В курсе, молча кивнул я. Сам такой. Просто ушел раньше. Значит, убить меня приказала Аглая, а Варвара перепутала?

— Варваре выпало напугать до смерти человека, сидящего в окне, — невозмутимо констатировала Зарина. — Им оказалась я. При чем здесь покушение? Говорю же, она извинилась с утра на следующий же день.

Броуновское движение мыслей не приводило ни к чему хорошему. Они сталкивались и разлетались, сливаясь в единое или перерождаясь в противоположное. Каждый раз разные, каждый раз много. Голова трещала изнутри, хоть шлем одевай как защиту от разрыва. В пылу борьбы идей и сомнений взор вновь обратился к соседке… и мигом вернулся назад. Броуновское движение частично выправилось, направившись в другую сторону, вполне естественную, но сейчас совершенно неуместную.

— Я простила, — прибавила Зарина, слегка обернувшись и краешком глаза отследив мое вполне безобидное состояние слушателя, но не зрителя. — Ей же приказала Аглая.

Бочком она двинулась вокруг меня к своему лежаку.

— Называешь это — напугать?! Сжечь заживо? — вновь вскинул я голову.

Хорошо, что она отвернулась. Влезая под простыню, Зарина поморщилась:

— Ничего такого она не собиралась. Именно напугать. Огонек бросить — секундное дело, она же не бросила. Может и предыдущие случаи ты понял как-то не так?

— Ага. Копье в голову, нож в центр постели, где только что лежал, меч туда, куда лечь собирался…

— Ведь не попали же? — гнула она свою линию. Упрямая добрая душа, во всем видевшая только хорошее. — Значит, тоже пугали.

Хотелось бы поверить. Очень. Но не верилось.

— Нужно бы сообщить, — поднятая ручка Зарины показала на меч.

— Знаю. — Я не стал выдавать своих секретных отношений с папринцием. — Завтра. Сам.

Немного поворочавшись, соседка удобно устроилась лицом ко мне. Укутанная по шейку, теперь постоянно поправляла простыню, чтоб не облегала, где не надо. Моя рука периодически делала то же самое — бездумно, на полном автомате. Значит, привыкаем к ситуации. Уживчивость плюс доверие — великие вещи.

— Давно хотел узнать, — вбросил и сразу перехватил я шайбу матча, в котором упущенный момент приводит к словесному извержению собеседницы на совершенно неинтересную тему. — Как девочек набирают в школу?

— Приезжают, забирают. Как нас с Кариной.

Логично. Но я ждал другого. Детали, Солнышко! Подробности!

— Забирает смотрительница Дарья?

— Смотрительница царисса Дарья, — с легким укором поправила Зарина. — Сейчас — она. Хотя Милославу и Лисавету в свое время тоже.

— В перерыве могла быть другая смотрительница?

— Коню понятно.

— А мне нет, — отсек я. Не обидевшись, Зарина хмыкнула, типа я еще тот жеребец… или безмозглый мерин, но смолчала. — Сейчас учениц двадцать две. Включая меня. Неделю назад было восемнадцать. Еще раньше, видимо, меньше — делаю вывод по разнице в знаниях и отношению друг к другу. Набор начался недавно?

— Ты тупо… — осекшись, она схватилась за рот и резко снизила тон, — …ой или притворяешься? Включи голову. Если сейчас двадцать две, неделю назад восемнадцать, еще неделю назад — меньше…

Увидел, что ее глаза хохочут. Издевается. Захотелось встать и отшлепать. Чтоб прониклась.

Естественно, я не сделал этого даже в мыслях. Мы лежали в одинаковых позах на боку лицом друг к другу. Только моя горка между талией и сложенными коленями не так высилась, как у крутобедрой соседки. О чем я, какие там бедра. Цыпленок без перьев. Но у меня таз все равно не так выдавался вбок. Понятно, я — мальчик. А маленькая соседка — какая-никакая, а женщина. Стоп, почему никакая? Зачем обижаю очаровательную и очень симпатичную мне девушку?

Что-то я не о том. Вернемся к нашим… ученицам.

С набором разобрался. Не будем поражать собеседницу лохматым скудоумием. Хотя кое-что в их мире до того невразумительно, что надо бы разжевать и со скрежетом по нужным папкам распихать.

— А где прежние, которые с прошлого года? — осведомился я о предыдущих обитательницах.

— Выпускницы? — переспросила девушка так, что вопрос отпал сам собой.

Выпускницы выпустились. О чем еще говорить.

— Почему учатся одновременно разные возраста? — Уперев локоть в подушку, я положил голову на подставленную ладонь и приготовился слушать.

— На потоке обучают всех сразу. — Девушка непроизвольно повторила мою позу. — Как можно иначе?

— Можно. Но не скажу, — улыбнулся я. Зарина согласно мотнула головкой, всей душой поддерживая отказ. — Поток — это год или полный курс обучения? У нас…

— Не надо! — Ее рука в ужасе выбросилась вперед и накрыла мой рот.

На губы легло нечто мягкое и нежное. Мое горло судорожно сглотнуло. Рука отдернулась, как ошпаренная.

— Поток, — тихо сказала она, — это все, кто пришел в одно время, вместе отучился и покинул школу до того, как пришли следующие.

— Имеется у школы программа, которую нужно изучить в обязательном порядке, или обучение ведется от потолка?

— Программа? — Зарина задумалась, примеривая откуда-то известное слово к ситуации. — Нет, школа работает не по программе. Начинают с первой пришедшей ученицы, а как соберется достаточное количество, занятия идут в полную силу.

— Сколько лет учатся в школе?

— Лет?

— Зим, — уныло поправился я.

Простой вопрос поставил Зарину в тупик.

— Занимаются обычно от года до пяти, как сложится. Зависит от смотрительницы. Еще от успехов учениц, от их количества и от ситуации снаружи. Понимаешь, кое-кого из царевен бывает желательно подержать вдали от дома, других, наоборот, забирают недоучками. Жизнь. А продолжать заниматься можно и дома. Даже лучше.

— Ясно. А учениц берут из каждой семьи? Всех девочек подчистую?

— Нет, конечно. У кого из царисс есть дочери подходящего возраста, извещают смотрительницу. Она принимает решение, глядя на возможности школы. От кого-то приезжают по несколько, как мы с Кариной. От других не бывает никого. От кого-то нужно ждать, пока появятся на свет и подрастут. Чьи-то давно выросли.

Мы полежали некоторое время без слов. Раздались синхронные зевки. Взгляды встретились, лица улыбнулись друг другу, понятливо кивнули, и оба развернулись: она к стене, я к площадке с табуретами.

Чувствовалось, как Зарина долго ворочается. Натужное сопение чередовалось тяжелыми вздохами.

— Что с тобой? — не выдержав, я перевернулся к ней и тронул за холодное плечико.

— За Карину переживаю.

— Ее же простили, — ляпнул я, тут же поняв, что сморозил.

После случившегося Карина могла решить, что быстрая смерть была бы наказанием намного лучшим.

Плечико вдруг дернулось. Потом еще раз.

Плачет. Худшее, что может произойти, когда ты с девчонкой. Что делать? Как спасать? Какой подвиг совершить? Подтереть глазки платочком? Вытереть носик? Вспомнил сценку в торговом центре: «Девочка, не плачь, мама слышит, она сейчас придет» — «Отойди! Я не тебе плачу!»