Приключения маленького горбуна

Носильщики поставили карету Лизет на землю, подбежали к сосудам и стали быстро заглатывать содержимое. Тотор остановился. Он понял последствия злой уловки. Все пропало! Но отважный мальчуган не потерял головы. Его энергия и предприимчивость росли с каждой минутой. С саблей в одной руке и дротиком в другой юный вояка, опережая дикарей, подбежал к бочке и дотронулся до нее лезвием.

— Табу!

Потом вручил Лизет саблю и объяснил:

— Стучи по всем сосудам и кричи: «Табу».

Девочка смело бросилась на другую сторону улицы, крича изо всех сил: «Табу! Табу!» В это мгновение дети услышали призывы о помощи.

— Папа! Татуэ! Это наши! — вздрогнул Тотор.

— Да, надо их спасать!

Брат с сестрой, на ходу прикасаясь к полным и пустым кувшинам и бутылкам и без конца повторяя магическое слово, бежали на знакомые голоса.

Мальчик размахивал дротиком, как гладиатор на арене, вдребезги разбивая глиняную посуду. Малышка не уступала ему. Папуасы прекратили пить, не осмеливаясь нарушить священный запрет. Суеверие оказалось сильнее пристрастия к дьявольскому напитку. Однако большая часть дикарей за десять минут успела хлебнуть как следует и жаждала продолжения. Каннибалы не желали останавливаться на полпути. Генерал Тотор, как умелый командир, повел армию вперед. Уму и злости мальчугана мог бы позавидовать и бывалый генерал.

Маленький горбун снова стоял во главе отряда. Папуасы поняли наконец, что должны как можно лучше сражаться, чтобы в награду получить то, за чем пришли. «Что ж, вперед за нашим замечательным златокудрым Табу, который даст нам реки огненной воды», — решили людоеды и бросились вслед за вожаком.

Тотор и Лизет бежали со всех ног в поисках отца и Татуэ с матросами. Тут-то и произошло столкновение пиратской братии с гигантами Новой Гвинеи. Разгоряченные алкоголем дикари набросились на неприятеля, и началась кровавая битва. Вскоре бандиты, уступив каннибалам, великолепно владевшим ножами, дротиками и копьями, обратились в бегство, за исключением одной группы, которая охраняла пленных.

Брат с сестрой смело врезались в самую гущу сражения. Вокруг шла ожесточенная борьба, лежали убитые, истекали кровью раненые. Единственной мыслью детей было помочь отцу и его товарищам. Папуасы следовали за ними. Увидев веревки на шеях людей и на дереве, дикари догадались, что это друзья. Лестницы с хрустом полетели вниз вместе с отрубленными головами малайцев. Ник Портер и самые преданные ему корсары рвались все-таки совершить казнь. Но лавина головорезов хлынула им навстречу. Поняв, что теперь их собственная жизнь в опасности, пираты растерялись. Все, кроме Корявого. Охранник выхватил малайский кинжал, склонился над Марионом и прошипел:

— Тебя придется убить!

Но тут подоспела Лизет. Девочка в ужасе закричала и упала на тело отца, защищая его от смертельного удара.

— Папа! Любимый! Нет! — рыдала малышка.

Нож чуть было не вонзился в нее, теперь уже взмолился капитан.

— Убей меня! Пощади дочурку!

Обезумевший от ненависти бандит злобно усмехнулся в ответ:

— Вы умрете от одного удара!

Только он успел произнести эти слова, как вдруг тяжело охнул и рухнул на тела несчастных. При падении он все же задел лезвием плечо Лизет и голову капитана. Отец и дочь услышали над собой задиристый юный голос Тотора:

— Ах, ты хотел убить папу и сестру! Так тебе и надо, предатель!

Пару секунд тому назад мальчуган увидел, как Корявый замахнулся. Тогда юный матрос, не раздумывая, прыгнул и вонзил свой нож под колено негодяю. Мышцы оказались перерезаны, ноги подкосились, урод упал. Однако малайский кинжал все еще был у бандита в руках, и он снова взмахнул им. Но маленький горбун опередил противника. Все более распаляясь, подросток бил лежащего куда попало — по окровавленному лицу, по руке, которая инстинктивно сжимала рукоятку ножа, но потом разжалась.

— Браво, Тотор, молодец! — подбадривал Татуэ.

Силач пытался зубами перегрызть веревки. Лизет, увидев, что и отец, и она сама окровавлены, жалобно застонала.

Бойня продолжалась. Головорезы как одержимые кололи поочередно то одной рукой, то другой. Стоны, яростные выкрики, жалобы и проклятья — все смешалось в общий гам. Где друзья, где враги, было не понять!

Вдруг Татуэ закричал от радости. Неимоверным усилием ему удалось разорвать веревки на руках. Тогда он схватил валявшийся рядом кинжал, освободил ноги и вскочил. Нанеся сокрушительный удар по телу тюремщика, великан произнес:

— Сейчас я займусь тобой!

Силач хотел доставить мальчугану удовольствие освободить родного человека.

— Иди скорее развяжи отца!

Корявый уже не мог пошевелиться. Ник Портер понял, что проиграл сражение, и, убегая, прокричал:

— Мы еще увидимся!

С малайским кинжалом в руке Татуэ добрался до матросов и быстро разрезал веревки, связывавшие им руки и ноги. Первым, кого он освободил, оказался Галипот. Юноша вскочил на ноги и исполнил победный кульбит.

Капитан, подхватив на руки бледную, истекающую кровью дочь, устремился к матросам. Моряки вставали, подбирали попавшееся под руки оружие и обнимались, с трудом поверив в чудо своего освобождения.

Пираты удирали. На поле брани оставались лежать убитые и раненые, которых добивали дикари. Папуасское войско закружилось в победном танце. Но каннибалы не забыли о заветном напитке и хотели во что бы то ни стало заполучить его. Надо признать, они заслужили награду. Генерал Тотор, видя бегство малайцев, считал, что должен дать своим солдатам то, что они заслужили. Мальчуган подошел к отцу, обнял его за шею и сказал:

— Папа! Я так счастлив, просто с ума схожу от радости… Я люблю тебя всей душой…

Считая себя человеком военным, маленький генерал думал, что надо иметь железное сердце и не давать волю чувствам. Поэтому он оторвался от отца, пожал руку Татуэ, саблей поприветствовал матросов и отправился к верному племени аборигенов.

Кое-кто бросился в погоню за Ником Портером, но тот бесследно исчез. Из живых врагов остался только Корявый. Папуасы, заметив белую кожу, не решались добить его. Кроме того, дикари видели, как вожак мутузил жертву, и посчитали, что пленник принадлежит Табу.

Несколько папуасов подхватили и потащили Корявого. Татуэ покачал головой и произнес:

— Смотри-ка! Разве они не собираются сделать из него жаркое или рагу? Ладно. Честно говоря, мне только лучше, а то пришлось бы марать руки.

Кровь из плеча Лизет сочилась довольно сильно. Напуганная ее видом, девочка плакала. Отец старался успокоить дочь:

— Не бойся, моя маленькая, ничего страшного. Я сделаю тебе повязку.

— Папа, но ты тоже ранен…

— Это не важно.

Андре оторвал рукав от своей рубашки и перевязал дочери плечо.

— Папа, умоляю тебя, давай вернемся на корабль, — сквозь слезы просила девочка. — Здесь так страшно. С нами в любой момент может еще что-нибудь случиться. Мы и так натерпелись за последние дни. Нас спасло Провидение. Пожалуйста, давай уйдем!

Марион понимал, что дочь совершенно права. Но сразу же уйти было невозможно, ведь капитан собирался найти и взять в плен главного пирата, иначе экспедиция теряла смысл.

Папуасы, уже хлебнувшие рисовой водки, кричали как бешеные и требовали снять запрет. Тотор немного научился понимать язык жестов. Кроме того, аборигены захватили в плен Корявого, на которого бросали кровожадные взгляды. К несчастью для него, тюремщик все время стонал, что раздражало каннибалов. Один из них воткнул саблю в рот несчастного и отрезал язык. Тотор вздрогнул, взмахнул руками и лишился чувств. Дикари расценили этот жест, как «нет табу», и ринулись к уцелевшим сосудам. Насыщение было быстрым и полным. Одни пили стоя, другие сидя, третьи на четвереньках. Папуасам хватило и пяти минут, чтобы выпить все.

Пьяные пары́ поднимались, внутри все горело. Некоторые падали замертво с полным ртом, обняв кувшин, другие принялись бегать кругами, дергать руками и ногами, но в конце концов валились на землю. Вид лежавших повсюду темнокожих был одновременно смешным и удручающим — от огромного войска не осталось и следа. Лишь одна небольшая группа еще могла с трудом передвигаться. Темнокожие заметили лежавшего в луже крови Корявого. Один из них, вспомнив о древнем обычае, поспешил перерезать тому глотку, чтобы положить голову в специально приготовленный мешок. Пьяными глазами дикарь посмотрел на жуткую маску тюремщика и в ужасе отпрянул, до того отвратительным показалось ему лицо белокожего. Затем он грубо и презрительно пнул ногой по телу и ушел прочь.