Работа на лето

— К делу, — заключил Мишка.  — Начнём с младших, чтобы долго не мучились… Иди сюда, — он указал на плачущего.

— Я не хочу…  — простонал тот, пятясь, но приятели расступались.

— А он? — Мишка посмотрел на Генку.  — Он хотел, чтобы его ограбили и порезали? А остальные? Он же у вас не первый… Сюда, быстро! — рявкнул Мишка, показывая на лавку.

— Я не хочу, пожалуйста, не надо…  — мальчишка свёл колени и вдруг начал мочиться. Мишка рывком швырнул его на лавку. Генка отвернулся. Артём скривил губы.

— Начинай, — предложил он всё ещё пытающемуся восстановить дыхание парню с ремнём. Тот замялся, часто моргая, губы дрожали. Он облизнул их и спросил с надеждой:

— А если я… вы меня не тронете?

— Сань, не надо, Сань, пожалуйста, не надо…  — тихо просил, не поднимая головы, мальчишка на лавке, и Генка услышал и увидел, что плачут уже и все остальные.  — Сань, ну пожалуйста…

— Не тронем, — ответил Мишка.  — Пряжкой бей, понял? Остальные считают! Вслух! — парень ещё раз взглянул на всех и, подойдя к лавке, размахнулся. Лежащий мальчишка вцепился побелевшими пальцами в край скамьи…

— Раассс…  — загипнотизированно выдохнули пять ртов.

— Ну ты гад, — почти удивлённо сказал Мишка, поймав руку с ремнём.  — Ты же у них старший. Ты их на всё это подбивал, я нюхом чую… Небось, Доном Корлеоне себя чувствовал? — он выгнул руку, ремень упал, его ловко подхватил Артём.  — И ты бы ударил? Пряжкой? Да ведь ему лет двенадцать, ты бы в полную силу его с пятого или шестого удара до кости пробил бы…  — он оттолкнул парня, и тот мягко упал на лавку, боясь пошевелиться лишний раз. Мишка посмотрел на остальных, на залитые слезами лица, дёрнул углом рта.  — Зрелище… Да, вы не негры… Вы вообще непонятно кто. Сейчас вы соберёте барахло, оденетесь и пойдёте в соседний вагон. Доедете, куда вам нужно. Пойдёте по домам. И впредь… хотя — вам жить, чего мне вас учить, у вас это всё равно мимо ушей летит. Но одно запомните — как легко этот, — он указал на сидящего парня, — вас подставил и предал. И ещё одно — как вы тут стояли без штанов, шестеро героев, и готовы были лечь под ремень. И третье — как вы друг за друга прятались и младшего вперёд вытолкнули. Насчёт негров — не знаю, но что вы не русские — это точно… Хватит сопли распускать! Мы вам не милиция… куда вы скоро загремите, если не завяжете с этой фигнёй. И если кто-то не знал, что это больно — когда бьют, то теперь вы это выучили назубок…

… —Ну вот мне скоро и выходить, — Генка дружелюбно улыбнулся кадетам.  — А там ещё топать и топать… Слушай, Тём, — он кивнул худощавому, — а спой ещё чтонибудь. Коротенькое.

— Коротенькое? — Артём позвякал струнами.  — Ну ладно, вот коротенькое…

— О, моя остановка! — Генка вскочил.  — Вот что, ребята…  — он потёр ухо.  — Когда вы станете офицерами… и вам однажды скажут, что ради интересов страны надо сложить оружие — никогда не верьте этому. Обидно будет, чесслово!..

… Больше всего Генка удивился, увидев под фонарём фигуру всадника с запасной лошадью. И только подойдя ближе, увидел, что это Надька.

— Ты? — вырвалось у Генки. Девчонка кинула ему повод:

— Ребята сказали, что ты куда-то пропал. А я подумала — должен приехать ведь… Ну я заседлала, поскакала, а теперь жду стою… Что случилосьто? Зачем ездили?

— Да так, — Генка взлетел в седло, — дела… Отошёл, знакомого встретил, представляешь — и профукал электричку…  — он перестал разворачивать коня и тихо сказал: — Надь… Спасибо тебе огромное… ну, что приехала!

ПОСИДЕЛКИ — ПОГЛЯДЕЛКИ

Генке нравились такие вечера.

Ну вообщето в селе ему нравилось всё. Он даже пару раз подумывал: а что если насесть на родителей — пусть бросают всё и переезжают сюда! Но потом понимал, что отец не согласится.

И всётаки такие вечера ему нравились больше всего.

Он здорово уставал за день. Это была приятная усталость, и от неё иногда хотелось вечером ничем не заниматься. Тогда Генка — если не было Надьки, с которой можно посидеть в темноте на крыльце, просто поболтать, в любом случае — найти занятие — так вот, тогда он просто шагал по сельским удицам, куда глаза глядят, выбирал ненаселённые, смотрел на яркое, негородское небо, посыпанное звёздной солью, напевал, присаживался на жерди заборов. Или наоборот ходил по людным местам, здоровался, заговаривал с людьми… И почти всегда рано или поздлно находил гденибудь компанию, с которой можно было и задержаться.

Вот и сейчас — свернув за угол наугад, он увидел небольшой костерок, почувствовал запах печёной картошки, услышал треньканье гитары. И подошёл ближе, с ходу пожаловавшись:

— Ну и денёк сегодня, весь тыл болит.

— А ты почаще с седла слезай, — Андрэ, сидевший рядом со своей девчонкой (она, как и большинство "слабого пола", в отряде не состояла), поднял голову от гитары.  — Чуть минутка свободная — и он уже верхом.

— Геныч, — окликнул Генку Мачо — он расхаживал туда-сюда по жерди ограды, жонглируя двумя ножами, — пошли в воскресенье на кабана.

— Там подумаем, — Генка присел на какой-то чурбачок.  — Картошка скоро будет?

— Скоро, — сказал Обруч — сидя на корточках рядом с ещё одной девчонкой, он ворочал палочкой в золе.

На дороге появились ещё две фигуры — взрослый и юноша. Послышались обрывки невнятного разговора. При ближайшем рассмотрении юноша оказался Диманом, шагавшим с газетой под мышкой, а взрослый — отцом Марьиных, Сергеем Геннадьевичем. Он распоряжался здешним телевидением.

— Ну так я на вас надеюсь, — вроде бы распрощался Сергей Геннадьевич, но потом резко затормозил и обратился к Генке: — Добрый вечер… Вот как раз я хотел сделать предложение…

— Попал, — сказал Мачо, соскакивая с жерди и ловя оба ножа в одну руку.  — Дядь Серёжа, оставьте вы его…

— Не могу, — серьёзно отозвался Сергей Генадьевич, присаживаясь рядом с Генкой на корточки.  — Нет, правда, Гена, мы собираемся ставить полнометражку. Ты — просто идеал на главную роль.

— Спасибо, — серьёзно ответил Генка. Ему было лестно.  — Я подумаю. Это не срочно?

— Срочно, — категорично ответил Сергей Генадьевич. Кругом за фыркали, Мачо сказал:

— У вас всё срочно, дядь Серёж… .

— Я боец идеологичского фронта, — не обиделся тот, вставая, мне медлить нельзя… Гена, я завтра рассчи тываю на ответ, ты зайди к нам… Ну, всего хорошего.

Он удалился под разноголосое: "До свиданья!" Генка самочинно выкатил из золы картофелину, катая её по траве, признался:

— Мне ещё никто не говорил, что я идеал.

— А Надька? — подмигнул Обруч, целуя свою девчонку.

— Иди ты…  — неостроумно ответил Генка, обжигая пальцы.  — Чего молчишь, Андрэ? Врежь чтонибудь…

— Да пожалуйста, — не стал отнекиваться тот.