Работа на лето

ДОРОГИ, ДОРОГИ.

Вагон был пуст. Только в дальнем его конце сидели двое мальчишек в военной форме — кажется, кадеты. Один — плечистый, с хулиганистыми глазами — опершись спиной на стенку, слушал, как другой — худенький и темноволосый — поёт, подыгрывая себе на гитаре:

Генка устало привалился к спинке скамьи и прикрыл глаза, вслушиваясь в гипнотизирующий высокий голос:

— Пацан. Слышь, пацан.

Генка открыл глаза. Около него стояли двое — оба годом постарше, с туповатыми лицами, крикливо одетые по последней негритянской моде.

— Что надо? — лениво спросил Генка.

— Это, — ухмыльнулся тот, который был повыше, с татуировками на плечах, открытых вислой майкой.  — Поговорить надо. Пошли типа в тамбур выйдем.

1.  Слова А. Акимова.

— Ну пошли, — Генка встал.  — А о чём разговор? Закурить хотите?

— Да не, — этот тип снова ухмыльнулся.  — Это типа. Щас. Пошли.

— Да пошли, пошли…

Генка допустил ошибку. Он не предполагал, что их не двое — как правило, такая публика старается сразу показать все свои наличные силы — это придаёт ей уверенности. Но их, очевидно, хорошо проинструктировали, потому что в тамбуре Генка получил пинок и пролетел через гостеприимно распахнутые двери насквозь в соседний вагон, где было пусто, если не считать ещё пятерых таких же человекообразных, дружно вставших со скамеек при виде Генки. Громче взревел переносной магнитофон, исторгавший рэпушную хрень на эбониксе(1)

"Блин, — лениво и досадливо подумал Генка, — попал… . Пострелять их, что ли?.. Сзади двое, впереди пятеро… тесно. "

Его подвело то, что больше времени на базар они не тратили. Генка крутнулся на пятке, пропуская вдоль спины мелькнувшую велоцепь, цапнул за пазухой ТТ… но удар укороченной бейсбольной битой по локтю заставил руку упасть. Для вооружённого битой это был единственный успех — Генка локтем врезал ему в горло, и в дальнейшем разговоре этот нападающий не участвовал. Сзади сверкнул нож — простенький китайский, на сером лезвии мутно отразились жёлтые пятна электрического света. У двух спереди оказались такие же ножи. Генку замутило от досады. Неужели убьют? Пырнут ножом и выбросят в дверь… Вот чёрт! Он левой рукой полез под куртку, но эти гады явно понимали, что худощавый рослый парень с бесстрастным лицом хочет достать что-то очень неприятное — и бросились скопом.

Упали те двое, что были позади — нож, вылетев из руки хозяина, тонко звякнул об оковку угла скамьи, второй нападающий успел тонко вскрикнуть: "Аййиии!!!" Перескочивший с упора через скамью плечистый кадет сдвоенным ударом ног в прыжке отправил ещё одного вооружённого куда-то в сторону; его худощавый товарищ рубанул бляхой ремня по последней руке с ножом, безжалостно добавил ногой в лицо согнувшегося вдвое нападающего. Генка и сам не сразу сообразил, что теперь тех осталось двое против троих. А уж любители ночных приключений и вовсе окаменели. Только что их было семеро при трёх ножах, таких страшных и непобедимых, против одного — и юпс! Пошла другая пьянка…

— Бить будем? — деловито спросил плечистый, подбирая два ножа и ловко играя ими — почти как братья Мачихины.  — Или просто из вагона выкинем?

1.  Псевдоязык на основе английского, которым пользуются негры США. Изобилует нецензурщиной, крайне беден словами и дополняется жестами и телодвижениями на манер обезьяньих "языков".

Младший из оставшихся заморгал перепуганно, отвесил нижнюю губу. Худощавый кадет ударом ноги заставил заткнуться магнитофон.

— Парни, спасибо за помощь, — быстро сказал Генка. Крепыш улыбнулся:

— Да ладно… Мы видим — пошли, ну и решили посмотреть, что там…

— А если серьёзно, — сказал худощавый, — пять дней назад наше го одного в тамбуре по башке огрели и обчистили. Вот мы и обрадовались.

— Это не мы…  — хныкнул кто-то.

— А ну-ка, всем встать! — прикрикнул рослый.  — Встать, я сказал, на скамейки, вот сюда, живо, ну?!.

— Я Артём, он Мишка, — тем временем представил себя и друга худощавый.

— Женёк, — пожал Генка протянутую руку.  — Они всё живы?

— Пока все, — оценил на глаз Артём.  — Но это ненадолго, я тебе точно говорю…

— Так, — Мишка, широко расставив ноги, встал возле скамеек, на которых сидели, хмуро сопя, все семеро нападавших.  — Я вообщето предлагал вас выбросить из поезда. Вы бы его, — он кивнул на Генку, — точно выбросили. Выбросили бы, сволочи… Но он вас пожалел. Поэтому действовать будем подругому. Накажем вас, как наказывали взбунтовавшихся негров в благословленные времена…

— Мы не негры…  — пробормотал кто-то из мальчишек. Мишка презрительно спросил:

— Это кто там высказался, не подумав? — ответом было молчание.  — Негры, негры, — кивнул Мишка.  — И по музону, и по базару, и по виду… А что кожа белая — так, может, вы из клуба поклонников Майкла Джексона? Может, вы последний месяц в «тайде» просидели для маскировки? Поэтому делаем так… Встать всем!

Шестеро встали, глядя попрежнему в пол. Седьмой — обладатель биты — остался сидеть, буркнув:

— Чего я буду вставать…

Мишка молча нанёс ему удар по ушам ладонями, и тот повалился со скамьи в проход мешком. Остальные шарахнулись в кучу.

— Кто по счёту «десять» всё ещё будет в штанах и трусах, — процедил Мишка, — с тем будет так же… раз!

Артём засмеялся. Генка смотрел с отвращением, как мальчишки срывают с себя одежду и замирают, попрежнему не поднимая глаз и прикрываясь ладонями. Младший начал плакать — тихо, но без остановки, остальные отчётливо моргали, сдерживая слёзы. кто-то сказал тоненько:

— Мы больше не будем…

— Вы не только негры, вы ещё и сопляки, — заметил Мишка, пиная ногой валяющееся барахло.  — А были такие смелые… А теперь разговор на уровне первоклашки… О, очнулся! — он помог встать завозившемуся парню и сказал: — Тебе в какой-то степени повезло. Тём, кинь ремень… Вот, — он вложил ремень в руку недоумённо посмотревшего парня.  — Сейчас ты отвесишь каждому своему приятелю по десять ударов. Увижу, что бьёшь не в силу — сам получишь тридцать. От меня.

— Я не бу…  — начал парень и получил удар под дых.