Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

По той же причине Мертвая падь и в войну пустовала. Была она як граница промеж нашим отрядом и бандеровской сотней Бира. Конечно, и наши хлопцы, и бандиты туда время от времени захаживали. Однако подолгу не задерживались: не станешь же на себе бочку воды тащить?.. Однажды наткнулась на наш секрет группа бандер из семи человек. Шестерых хлопцы уложили из пулемета, а одного живьем взяли. После боя, само собой, проверили их поклажу и у старшого нашли фляжку с самогоном. А фляжка непростая, впервой в жизни привелось мне такую диковинку в руках держать. Из синего крепкого стекла, с делениями по всей высоте, с крышкой–защелкой на резиновой прокладке. Занятная штуковина… Пленник объяснил, что этой фляжкой их старшой разжился у немчуков. Они Мертвую падь и пещеры обследовали. Из каждого ручейка и родника в такие фляжки воду брали и на анализ отправляли. Он и стащил одну себе… Только не нашла та экспедиция нужной ей воды и убралась восвояси.

— Чем объяснили немцы свой интерес к Мертвой пади? Сколько их было и как долго они там находились? Вы, наверное, тоже задавались этими вопросами, не так ли?

— Конечно. Немчуков было десятка два. Привели их в ущелье боевики Бира, которые потом несли охрану своих гостей. Оставались немчуки в пади дней восемь — десять. Вода им потребовалась для того, щоб строить поблизости завод. Может, для добычи той самой руды, что кругом все живое травила. Поскольку нужной воды не оказалось, да и фронт приближался, никакого строительства не получилось.

— Ничего больше ни о немцах–водоискателях, ни о предполагаемом строительстве не слышали?

— Не привелось.

— Теперь давайте поговорим о вашем последнем посещении Мертвой пади. Как мне известно, группу, которую вы преследовали от родника, в ущелье обнаружить не удалось?

— Не нашли мы ее, хотя шукали на совесть. Как оборвались следы у ручья, что по дну ущелья течет, так и не встречали мы их больше.

— А если преследуемые и не собирались устраивать в ущелье дневку? Спустились в него, зашли в ручей, чтобы скрыть следы, и покинули его где–нибудь уже за пределами ущелья. Возможно такое?

— В том–то и дело, что нет. В ручье даже у берега глубина по грудь, течение такое, что с ног сшибает, а дно сплошь в каменьях. Словом, по нему не ходьба, а мука. Отправься чужаки по ручью в любую сторону, наши группы, посланные к выходам из ущелья, обогнали бы их посуху в два счета. Тем паче, что чужаки к тому часу изрядно выбились из сил и оторвались от нас самое большее минут на тридцать — сорок.

— То есть упустить преследуемых вы из ущелья не могли, — подытожил сказанное подполковник. — В таком случае куда они исчезли?

— Давайте вместе помозгуем над этим. Начнем вот с чего. Я уже говорил, что в Мертвую падь иногда заглядывали наши хлопцы — партизаны. Поначалу это были случайные заходы, а вот месяца за два до прихода Красной Армии нам довелось обживать ущелье уже по–настоящему. Началось это с поры, когда наш отряд стал действовать в паре с отрядом Горобца. Поскольку тот был связан с советским командованием и выполнял его задания, нам тоже пришлось помогать в этом деле. Чаще всего нам велели охранять советских разведчиков. Мы, украинцы–партизаны и поляки–людовцы, помогали им на маршрутах. Снабжали провизией и питьем, обеспечивали безопасный отдых, делились боезапасом и оставляли у себя их раненых. А главное — служили разведчикам проводниками и брали на себя их охрану в пути… В зоне, где хозяином был наш отряд, эти заботы лежали на моих плечах, начальника разведки…

Шевчук старался не пропустить ни одного слова бывшего партизана. Он знал, что с Семеном уже беседовал Дробот, в результате чего пришел к весьма интересному выводу. Однако у подполковника было правило: по возможности иметь дело с первоисточниками, а не с заключениями и предложениями, полученными в итоге работы с ними. Это объяснялось его желанием личного, непосредственного контакта с фактами или людьми. Это давало возможность взглянуть на исследуемый вопрос с разных точек зрения.

— Маршрут, на котором наш отряд отвечал за разведчиков, был невелик — два ночных перехода, — продолжал звучать голос Семена. — Примерно посреди пути располагалась Мертвая падь, которую я и приспособил для дневок. Дело обстояло так: мои хлопцы встречали разведчиков в условленном месте, совершали с ними ночной марш и к утру приводили в падь. Там день отдыхали, а с темнотой делали еще переход и передавали разведчиков соседям, батальону Армии Людовой. Самым важным, а заодно и самым уязвимым местом в этой цепочке было ущелье в Мертвой пади: туда приходили и оттуда уходили разведчики, там они целый день скрывались. А потому стеречь его следовало пуще собственного ока. Взять под надежную охрану все ущелье мне было не под силу, а вот участок у остроконечной скалы, где устраивались дневки, был заперт на крепкий замок…

Первым делом я установил постоянный наблюдательный пост–секрет на остроконечной скале, во–вторых, велел своим хлопцам все разведгруппы, откуда и когда они не явились бы, приводить в ущелье только засветло и только через осыпь, что напротив скалы. В результате дневка и подходы к ней оказались под нашим присмотром. И хотя стычки с бандеровцами и аковцами приключались на маршрутах частенько, в ущелье на разведчиков не было совершено ни единого нападения.

Семен замолчал, подался со стулом к Шевчуку.

— Вот я и подумал, а не повторяется ли сейчас в ущелье прежняя история? Уж больно все смахивает на то, как мы в свое время встречали и провожали разведчиков, — медленно проговорил он.

— Конкретнее…

— Чужаки шли от родника именно к осыпи, хотя могли попасть в ущелье другими, более короткими и скрытными путями. У них заранее имелось на примете место, где можно на день надежно укрыться, а ночью незаметно покинуть его… А главное, их прикрывал пост на остроконечной скале.

— Откуда предположение относительно поста?

— До ущелья чужаки шли со всеми мерами предосторожности. А рядом с местом, где надлежит залечь на отдых, они ни с того ни с сего вздумали выставить себя напоказ и двинулись напрямик через открытый участок. Причина этому одна: осыпь и обходы вокруг нее — контрольная зона, которая под наблюдением их дружков и куда они должны вывести погоню, коли она следует за ними… Все, как было при встрече разведчиков у нас.

— Убедительно, — заметил Шевчук. — Семен Гаврилович, так что же произошло с неизвестными в ущелье?

— Ничего особенного. Отдохнули там сколько нужно, и незаметно исчезли. Возможно, через запасной выход в лес. Ведь даже зверь себе из норы второй лаз роет… Так и у нас было. Заходили разведчики в пещеру на дне ущелья, а покидали ее наверху в лесном овраге. Вся премудрость — сотня метров подземного хода.

— Сто метров? Скального грунта? Это же титаническая работа!

— Для человека, а не для природы. Вода — штука особенная: завсегда себе щель сыщет. А коли сыщет, то ничто перед ней не устоит. Сегодня сочилась в трещинку–крохотульку, через пяток лет уже бьет ручьем, через десяток–другой годков подземной речкой хлещет… Так що из любой пещеры можно отыскать или устроить выход в лес помимо ущелья. Конечно, и самому придется при этом кое–где ломом да кайлом поработать: подправить или расширить лаз, соединить их друг с дружкой.

— Вы уверены, что появление у ущелья вашей группы удалось сохранить в тайне?

— Да. Когда я увидел, что чужаки спустились днем в ущелье через осыпь, то сразу понял, що они там не случайные гости. А раз так, шукать их наобум лазаря толку нет. Здесь совсем иную игру затевать надобно. А чтоб ее затеять, следует ничем не насторожить чужаков.

— Какую иную игру вы имеете в виду?

— Ту, что сама собой на ум приходит. Побывали в ущелье одни чужаки, появятся там и другие. И ежели на них окажется наше око, можно будет обнаружить их тайное пристанище.

— Мысль заманчивая, Семен Гаврилович, — после некоторого молчания проговорил подполковник. — Что, по–вашему, нужно для ее осуществления?

— Снова направить в Мертвую падь наших людей и взять под надзор осыпь и скалу. Но вместе с казаками послать моих бывших партизан, что в свое время стерегли в ущелье дневку для разведчиков–маршрутников.