Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

— Само собой. Как же иначе? — Шершень взглянул на часы. — Ого, что–то мы заговорились. Скоро тебе, друже, в обратную дороженьку выступать. Может, поспишь перед этим? А я покуда займусь нашими делами — Хлобучем и поляками–переселенцами. Не возражаешь?

Этот украинский мужик давал понять ему, Штольце, что разговор подошел к концу и его дальнейшее пребывание в схроне нежелательно. Вот до чего он, оберштурмбанфюрер СС, дожил: капитан–поляк задирает перед ним нос, русский полковник поучает в истории, украинский националист чуть ли не указывает на дверь. Давно ли все они трепетали при одних звуках его голоса и пресмыкались перед ним? Вот что значат неудачи на фронте… временные неудачи. Ничего, гений и воля фюрера скоро изменят ход войны, и тогда славянские недочеловеки снова займут свое место. А покуда необходимо сцепить зубы и терпеть.

— Ты прав, мне нужно отдохнуть. — Штольце, словно горький пьяница, двумя огромными глотками допил оставшийся в стакане коньяк, вытащил из банки лимонную дольку. Встал. — Твой человек должен быть готов к двадцати часам. До вечера…

Шершень не напрасно поторопил Штольце с уходом: едва тот покинул схрон, в нем появился новый гость. Молодой, высокий, с прекрасной военной выправкой… Красивое, с тонкими чертами лицо, повелительный взгляд, аккуратно причесанные волосы, опущенные вдоль кончиков губ усы… Хорошо подогнанная форма офицера СС с желто–голубой ленточкой на левом плече, лохматая шапка с оуновским трезубом, через плечо офицерская сумка… На поясе вальтер и широкий эсэсовский кинжал, на груди три креста: два железных немецких и высший оуновский, дающий право его обладателю именоваться «героем самостийной Украины»… До войны офицер–украинец бывшей польской буржуазной армии, в годы оккупации гауптштурмфюрер СС [21]и комендант немецко–украинской полиции города Санок, сейчас командир лучшей сотни УПА в южных Карпатах и правая рука Шершня… Настоящая фамилия Воловец, псевдо Хрын.

— Что нового у Бира, сотник? — встретил его вопросом Шершень.

Хрын молча приблизился к хозяину схрона, достал из сумки и разложил на столе карту.

— Советам стали известны все три схрона сотни, — раздраженно начал он, склоняясь над картой с карандашом в руках. — Три дня назад хлопцы Бира обнаружили на подходах к одному из схронов чужие следы Вчера на секрет сотни нарвалась казачья разведгруппа, а сегодня утром мне донесли, что его база со всех сторон окружена.

— Со всех сторон? Как такое могло случиться?

— Казаков заметил ночью наш дозор, когда они еще только выдвигались тайком к базе. Боевиков было пятеро, казаков — полусотня, и дозорные пропустили их без боя. Пропустили, и двое наших двинулись за казаками проверить, попали они в эти края мимоходом или явились специально. Когда дозорные увидели, что казаки замаскировались напротив одного схрона и стали готовиться к бою, они произвели разведку у других схронов и обнаружили, что база полностью окружена. Причем так грамотно, что в кольцо окружения попали все запасные выходы из схронов… Не сумев пробраться к Биру, дозорные сообщили обо всём мне.

Сотник начертил на карте три маленьких квадратика, обозначающих схроны Бира, нарисовал вокруг них по окружности шесть треугольничков помельче — казачьи засады. Соединил квадратики пунктиром и провел от них четыре линии в разные места карты, туда, где располагались базы оуновцев. Сотник не сказал о своих пометках на карте ничего, а Шершню многое стало ясно.

Он оторвал глаза от карты, перевел их на сотника. Тот, положив ладонь левой руки на кобуру пистолета и вытянув правую вдоль бедра, выпрямился во весь рост, торопливо заговорил:

— Наши силы, оказавшиеся в окружении: сто восемнадцать боевиков при десяти пулеметах, — быстро и отрывисто бросал слова сотник. — Силы противника примерно равны нашим и расчленены на шесть групп, одинаковых по численности. Все они расположились по периметру базы Бира, тщательно замаскированы, казаками отрыты окопы для стрельбы лежа. Каждая группа прикрыта на флангах парными секретами. Противник располагает тремя рациями дальней связи и двумя–тремя боекомплектами патронов.

Сотник сделал паузу, глянул на Шершня.

— Для чего, друже, казаки окружили базу Бира?

Вопрос был настолько странным, что эсбист на какой–то миг опешил.

— Для чего? Уничтожить!

— Верно, уничтожить, — согласился сотник. — Как же, по–твоему, они собираются это сделать?

— База уже окружена. Атака — и сотне конец.

— Тогда почему этой атаки нет уже девять часов? С шести утра, когда казаки вышли к схронам, и до настоящего времени?

— Наверное, хотят, чтобы в схронах к ночи собралось больше людей. А может, ждут себе подмоги.

— Кто мешал им сразу явиться всей силой? — фыркнул Хрын. — Нагрянуть не сотней, как сейчас, а, к примеру, двумя и с ходу навалиться на боевиков, покуда они утренние сны досматривают? Разве казачьи командиры не понимают, что время работает против них? Что их засады каждую минуту могут быть обнаружены, особенно днем? Понимают, оттого и окопы для обороны отрыли… Так зачем Советы к нам пожаловали, друже надрайонный проводник? [22] — повторил сотник свой уже не кажущийся Шершню странным вопрос.

Не зная, что сказать, эсбист уткнулся в карту. Ничто не могло подсказать правильный ответ, и он решил подыграть сотнику, открыто признав его полное превосходство над собой. Шершень глубоко вздохнул, запустил пятерню в волосы, отодвинул от себя карту.

— Не томи душу, друже. Знаешь же, что я в военных вопросах, как таракан в катехизисе. А ты у нас первейший стратег… Так какую пакость желают преподнести нам Советы?

— Смотри, — потеплел Хрын. Он рванул лист карты к себе, нацелился в него кончиком карандаша. — Откуда явились к базе Бира казаки? Думаешь, из Крышталевичей или Мазурков, где уже четверо суток стоят их полусотни? Нет, оба этих гарнизона на своих местах. Значит, казаки пожаловали в наши края прямиком из города. Доехали по шоссе к месту, где их поджидали проводники из оборонцев, и те вывели их к схронам Бира. К чему такие хитрости? Советы знают, что в каждом селе и хуторе наши люди, и выступи Крышталевичский или Мазурковский гарнизоны в лес, нам сразу станет об этом известно, и тогда ни о каких засадах и скрытности нападения на нас не может быть речи… Что получается сейчас? И база Бира обложена, и в резерве у Советов полная казачья сотня, которую они в любой миг могут бросить в лес своим на подмогу. Или перерезать дорогу другим нашим сотням, коли те выступят на выручку Бира.

Кончик карандаша уткнулся в нагромождение квадратиков, обозначающих Крышталевичи и, оставляя за собой толстую черту, пополз к середине линии, соединяющей базу Бира с расположением лагеря самого Хрына.

— Знаешь этот брод? Никак не минуть мне его, если вздумаю идти к Биру. Уверен, что Советы уже взяли этот брод под свой контроль. Только мы там появимся, они по рации тук–тук–тук своим в Крышталевичи. А оттуда к базе Бира столько же ходьбы, сколько мне от брода. И получится, что не к Биру я на подмогу приду, а ввяжусь в бой с казаками из Крышталевичей, которые меня перехватят. То же самое приключится и с сотней Стаха, только сцепится она с Мазурковским гарнизоном. А открытый бой, друже, нам не нужен.

— Если прикрыться от Крышталевичей и Мазурков твоей и Стаховой сотнями? А хлопцев Щура и Рудого направить к базе Бира? Покуда ты и Стах будете сдерживать казачью подмогу из сел, три другие сотни сообща разгромят гостей, пожаловавших к нам из города, — предложил Шершень.

— Не получится, — отрезал Хрын. — Допустим, моей сотне по силам удержать казаков из Крышталевичей. Потому что все мои боевики — бывшие полицаи или стрельцы из «Галичина–СС», им на прощенье от коммунистов надеяться нельзя… А сможет ли остановить казаков Стах? Что такое его сотня? Семь десятков опытных верных боевиков и столько же молодых необстрелянных хлопцев, насильно мобилизованных нами в селах. Каждый из них только и мечтает, как бы удрать от нас! Такое положение и у Щура с Рудым. Казаки такое воинство за пять минут по кустам да буеракам разгонят! Повторяю, друже: бой лицом к лицу выгоден казакам, а не нам. Иной, совсем иной выход должны мы с тобой найти.