Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

Андрей Серба

Взрыв на рассвете

Повести

Взрыв на рассвете

1

— Пришли.

Сержант остановился первым. Прислонился спиной к дереву, вытер рукавом маскхалата мокрое от пота лицо. Только сейчас, добравшись до пункта, где его группе было разрешено организовать дневку, он ощутил, как устал. И немудрено. Разведгруппа была заброшена в тыл условного противника еще неделю назад, и за это время прошла по лесам и болотам не одну сотню километров.

Вначале десантники совершали рейд в составе взвода. Затем, после нападения на пункт управления ракетной батареи, разбились на отдельные группы и уже действовали самостоятельно, получая задания по рации непосредственно из Центра. Вчера днем они выполнили последний приказ: взорвали железнодорожный мост, и прошло не больше трех часов, как оторвались от преследующего их с собаками «противника». За этот выматывающий рейд устал даже он, участвовавший и раньше не в одном подобном учении и со дня на день ожидающий увольнения в запас. Об остальных солдатах, среди которых двое были первогодками, и говорить не приходится: они едва держались на ногах.

Десантники выходили из камышей, прислонялись к стволам деревьев и друг к другу. Вот появился и замыкающий, ефрейтор Власов.

— Что, командир, перекур с дремотой? — весело спросил он.

Вопрос был задан не без фамильярности, но ефрейтору это было простительно. Он являлся не только заместителем сержанта в группе, но также его земляком и приятелем, вместе с ним завершал службу.

— Угадал, ефрейтор, — в тон ему ответил сержант. Он взглянул на светящийся циферблат часов, обвел взглядом солдат. — Всем отдыхать. Подъем через два часа. Если не поступит другого приказа, утром будем организовывать дневку.

Сержант присел возле ствола дерева на корточки, разложил на коленях карту. Набросив на голову плащ–палатку и скрывшись под ней до пят, он достал электрический фонарик, направил луч света на карту. Квадрат, где находилась группа, был почти посредине огромного массива болот, стиснутых со всех сторон непроходимой чащей белорусских лесов. Никаких населенных пунктов поблизости не было, а ближайший домик лесника обозначен в добром десятке километров от их квадрата. Что ж, место для дневки идеальное.

Сержант выключил фонарик, сложил карту. Прикрыв глаза, задумался. Неоднократно участвуя в различного рода учениях и маневрах, он приобрел немалый опыт. Поэтому с известной долей вероятности сержант мог сейчас представить дальнейший ход действий его группы. Вероятнее всего, после недели интенсивнейшей работы во «вражеском» тылу им дадут несколько часов отдыха, а затем снова бросят в дело. Возможно, самостоятельно, а может, прикажут опять примкнуть к взводу. Но лично для него первостепенное значение имело в настоящее время другое. Прежде чем включиться в дальнейший напряженный ритм учений, выдержать предельную нагрузку, необходимо было как можно разумнее использовать время, предоставленное группе для отдыха.

Сержант сбросил с головы плащ–палатку, поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Десантники, выбрав места посуше и закутавшись от комаров в плащ–палатки, улеглись под деревьями. Лишь ефрейтор Власов находился в секрете на тропе, которую они протоптали во время своего движения среди камышей. В лесу было еще темно, над болотом висел густой рыхлый туман. Лишь на востоке просматривалась полоска серой, мутноватой пелены — приближался рассвет.

Сержант взглянул на часы. До подъема группы оставалось чуть больше часа, и ложиться спать самому уже не имело смысла. Лучшее, что он мог сейчас сделать, это обследовать окрестности в поисках наиболее удобного для дневки места. Сержант снял из–за спины рюкзак и прислонил его к дереву. Повесив на грудь автомат, поднял с земли длинную палку, с которой не расставался во время ходьбы по болотам. Стараясь не шуметь, осторожно направился по границе воды и суши.

Болото лежало слева от него. Бескрайнее, густо заросшее камышом, оно словно опрокинулось в гигантскую чашу с высокими, обрывистыми берегами. Крутой откос уже через несколько метров снова полого спускался в низину, переходящую в топкий, залитый водой торфяник, часто поросший тальником и низкорослыми, чахлыми березками. В нос бил резкий запах тухлой воды, гниющих водорослей. Над головой вилось нудно звенящее облако комаров. Ничего не скажешь, приятненькое место…

Тихое, еле слышное журчание воды заставило сержанта остановиться и прислушаться. Нагнувшись, он концом своей палки–слеги раздвинул кусты, растущие по береговому склону, вытянул шею. Ручей оказался рядом с ним.

Присев, сержант набрал воды в ладонь, отпил глоток. Вода была холодной, чистой, без всяких запахов. Совсем не той, что пили разведчики всю последнюю неделю: ржавую, с болотным привкусом, в которую они из предосторожности бросали сразу по две дезинфицирующие таблетки. Напившись и наполнив водой фляжку, сержант выпрямился и бросил взгляд по сторонам. Именно здесь, рядом с родником, и следовало искать место для предстоящего отдыха. Но поскольку этот источник пресной воды мог быть известен и здешним жителям, место для дневки требовалось выбирать поглуше, чтобы даже ненароком не дать себя никому обнаружить. Был же на прошлых учениях случай, когда лесник, заметивший одну из их групп, заподозрил невесть что и поднял на ноги всю округу.

Торфяник для выбора расположения дневки отпадал: насколько хватало глаз, вся его поверхность была залита коричневого цвета водой. Значит, поиски следовало вести в болоте среди камышей. Из курса военной топографии, а также из собственного опыта сержант знал, что в подобного рода местах иногда встречались небольшие, едва возвышающиеся над водой клочки суши, вполне пригодные для временного обитания.

Старательно ощупывая впереди себя дно слегой, сержант медленно двинулся среди камышей. Болото у берега было мелким. Он не мог идти дальше, чем позволяла высота сапог, и все же иногда ему удавалось углубляться в камыши до двух–трех десятков метров. Вдруг конец палки, опущенной в воду, уткнулся во что–то твердое. Остановившись, сержант обследовал неизвестную находку слегой и лишь после этого поднял из воды. Не надеясь только на свет луны, включил фонарик и поднес его к обнаруженному предмету. Им оказался старый, изъеденный ржавчиной наспинный термос непривычной формы, на боках которого кое–где сохранилась защитная краска. Он уже собирался отбросить находку в сторону, как в свете фонарика возле самой горловины промелькнуло фабричное клеймо со свастикой. Сержант еще раз осмотрел термос. И только сейчас заметил, что тот в одном месте насквозь пробит чем–то узким: судя по форме отверстия, ножом или штыком. Повертев находку еще некоторое время в руках, сержант снова опустил ее в воду.

Не успел он сделать еще шаг, как слега опять уткнулась во что–то твердое. На этот раз препятствие было длинным и сравнительно широким, со множеством небольших отверстий, сквозь которые свободно проходил конец палки. Верхний край неизвестного предмета не доходил до поверхности воды сантиметров на десять, и когда сержант осторожно ощупал его руками, он сразу определил, что это. Перед ним были сплетенные из ветвей пешеходные мостки, идущие от берега в глубину болота. В топкое илистое дно оказались вбиты колья, на них положены толстые жерди, поверх которых и был устроен наполовину уже сгнивший настил.

Погасив в себе желание взобраться на мостки и узнать, куда они ведут, сержант вытер ладонью вспотевший лоб и задумался. Неприметный, видимо, единственный на всю округу родничок с идеальной питьевой водой… Уводящие куда–то в глубь болот, спрятанные от постороннего глаза под водой мостки… Немецкий термос, пробитый насквозь… Что это: случайное стечение не связанных между собой обстоятельств или отдельные звенья одной и той же цепи?

До подъема группы оставалось совсем немного времени. Развернувшись, он двинулся назад, стараясь как можно точнее придерживаться своего старого маршрута. Слегу он оставил, прочно воткнув ее у самого начала таинственных мостков.