Заговор Мурман-Памир

— Руки вверх! Милицейский!

Бурундук мгновенно подмял под себя высокого и приставил ко лбу его револьвер. Высокий смотрел на него, не мигая, совершенно бессмысленным взглядом.

— В чем дело? — Милиционер подбежал.

— Я агент ВЧК, — сказал Бурундук. Это — белогвардейцы!

В одно мгновенье оба бандита были связаны. Бурундук смотрел на освещенное солнцем лицо молоденького шоффера. Оно казалось ему знакомым.

— Вы меня не узнаете? — шоффер протягивал руку. — Я работаю у тов. Т. Собственно, я выполняю техническую работу. Моя фамилия Точный.

— Точный, голубчик!

Бурундук крепко жал ему руку.

— Какую же техническую? Вы прекрасно конспирировали, втесались в шайку! Это блестящий успех.

— А сейчас мы имеем возможность захватить всю свору целиком, — продолжал Точный. — Через 15 минут за Рогожской заставой в месте, мне известном, соберутся все члены шайки до одного. Эти господа назначили им сейчас собрание. Я думаю, следует этих двух сдать до вечера в Рогожский участок, захватить там несколько милиционеров и арестовать всю свору.

— Прекрасно, летим за Рогожскую!

— Летим!

Точный сел у руля, хитро улыбнулся в сторону бандитов.

— Вот теперь возьмем последнюю скорость!

Машина дрогнула.

Через полчаса наряд Рогожского района окружил небольшой погреб в свалочном месте около заставы.

Точный вел Бурундука по узкой тропинке к погребу. Навстречу показалась физиономия.

— Шоффер, это вы?

— Я, я!

— Где остальные?

— Идут.

Физиономия скрылась. Из погреба был только один выход. Точный сделал шаг в сторону. Бурундук кинул ручную гранату, которая разорвалась в дверях. В погребе забегали. Бурундук крикнул:

— Именем РСФСР! Сдавайтесь немедленно, в противном случае бросаю гранату в погреб! Считаю до трех! Раз…

Но бандиты уже выходили, бросая оружие.

Товарищи Р., Т., Бурундук, Файн и Бенор (настоящий, сегодня утром прибывший из Костромы), сидели в кабинете Т.

Точный говорил:

— Признаюсь, обстановка меня в тот момент ошарашила. Существует — не существует! Серьезно или детская забава. И вдруг попадаю: бакалейная лавочка Мурмана и столовая «Памир». Сидит компания пьяных — студентов, что ли? и говорят: «Жрать нам нечего, Советская власть осьмушку хлеба выдает, так мы хоть автопромывки напремся, пусть ослепнем, все равно Мурман-Памир!» Я подумал, что это нечто вроде шуточного общества, под пьяную лавочку. И долго, долго так к этому относился! Понимаете, в чем вся загвоздка: внешность у заговора странная, не подступишься к нему, рукой махнешь, плюнешь — дребедень! Ядро же, — самое-то ядро, положим, тоже Берендеевское, бредовое, — а вот между ядром и кожей крепкая, зубастая белогвардейская, располагающая немалыми средствами сердцевинка…

…Линеев, — кстати сказать, большой дурак, был в это время у них за начальника что ли штаба, руководил аппаратом, сводившимся к нескольким человекам и не вмешивался в борьбу главков — барона и лицеиста. Когда кто-нибудь из этих двух был наверху, Линеев служил ему по-дурацки, честно, без всякой попытки саботажа, сам же, однако, держал ориентацию на Наталью Владимировну, и не ошибался. Из-за этой дамы оба главка готовы были в любой момент пустить весь заговор вверх тормашками! Признаюсь, мне долго совершенно было непонятно, как это люди могут настолько ставить личные отношения выше политических целей, но постепенно до этого дошел и всю эту упадочную психологию понял…

…Итак, главки ссорились! Наталья же Владимировна — странная женщина — поддерживала эту грызню, не давая никому предпочтения. Единственно, кто к ней был близок, это некий рыжий, почти мальчуган, удивительно талантливый имитатор, блестящий актер, как мне передавали, тоненький, худенький, полусумасшедший, наркоман, но страшно ловкий. Его одного, по-видимому, Н. В. посвящала в свои планы, звала его «Миза», «Мицик», официально же его кличка была Мирес. К моменту моего появления положение было таково: Н. В. со своим Мициком уехала в Ташкент для наведения порядка в смысле освобождения Берендеева, которого местная группа заговора, — под названием Ханым — женщина, в честь нее же захватила и не хотела выпустить. После ее отъезда на другой же день лицеист схапал барона, уже каким образом, не знаю, и запрятал у себя в подвале, убить его не мог, барон якобы владел частью берендеевской тайны. Потом барон благополучно удрал. Лицеист остался главой заговора, но барон где-то около витал в тени и даже завязывал тайные сношения с Линеевым…

…Итак, я появился в лавке Мурмана. Встретил меня Линеев. Разговорились. То, да се. Конспирация их по части главной задачи была поразительна, в этом направлении никто бы ни до чего не докопался. Что же касается доставки опиума из Ташкента и кокаина через Мурман, то это скрывалось не так тщательно среди подпольной публики. Заходили к Линееву и комиссионеры кое-какие и т. п. Естественно, я в этом направлении имел успех. Наврал про какие-то связи на востоке. Линеев решил меня использовать. Кстати, торговля эта была «грязным» делом, к которому главари заговора не прикасались, и лежала всецело на «Начальнике штаба», так что руки у него были развязаны. Выйдя от Линеева, я заметил сразу, что за мной следят. Так, — думал я, — как же мне себя не выдать? И надумал: пойти, например, в Чрезвычайную, значит, погубить все дело. Надо выдержать себя, забыть на некоторое время о Чрезвычайной, так же, как она забыла о Мурмане-Памире. Так я и поступил: домой не возвращался, днем шлялся по Сухаревой, приценивался. Даже переборщил. Ни весточки не послал никакой, ни письма, боялся, а вдруг что-нибудь, какая-нибудь мелочь сорвет успех.

Сперва надо войти в заговор глубже, понять его весь, всосаться в него, потом накрыть. И успех был поразительный! В несколько дней я стал своим человеком в «наркотической», так сказать, секции. Но кое-что начинало мне уже перепадать и из главных тайн. И вот таким образом: Мурман-Памирцы и при посторонних многое из своего основного говорили, но иносказательно, намеками, неподготовленному человеку абсолютно ничего нельзя было понять. Мне же один этот несчастный клочок бумаги у нас в Чрезвычайной давал возможность вполне расшифровать многие их намеки. Так было в течение нескольких дней…

…А был еще Левка-автобандит, о нем вам Мартьяныч рассказывал, который с «наркотической секцией» работал в контакте, только перед этим из-за чего-то поссорился и даже ограбил ее, свидетелем этого ночного боя за Преображенской заставой мы и явились. Но позже автобандит с Мурман-Памирцами помирился и тогда в два счета меня выдал: ведь он видел меня в ту жуткую ночь, которую мы с Мартьянычем тогда пережили. Заявился Левка в Мурман-Памир: а, так ты жив, голубчик? Да как ты здесь? И спустили меня в тот же момент в подвал…

…Убить меня сразу они не хотели: необходимо было во что бы то ни стало выведать, кто же я такой, и насколько тайны Мурман-Памира мне известны. Линеев устраивал мне глупейшие, преглупейшие допросы, из которых, конечно ничего не мог заключить. В это время положение изменилось…

…Приехали из Туркестана Берендеев и Наталья Владимировна. Начались работы по установке лаборатории в том самом подвале. Рабочие руки были необходимы: меня заставили под наблюдением «верных» работать. Затем состоялся разговор у меня с Н. В. такого рода. — Я знаю, что вы из Чрезвычайной, но никому об этом не скажу. Имейте в виду, что я тайно ваша. Я сама в Чрезвычайной работала. И точно, я припоминаю, что так или иначе, а когда-то ее лицо у нас в Чрезвычайной мелькало. «Я помогу вам сейчас, а вы впоследствии мне поможете, когда я вас попрошу. Я здесь никому не верю и мне никто не верит. Вы же в нужный момент окажете мне услугу. Многого от вас я не попрошу». И с того же дня меня начинают понемногу освобождать. Такова была ее власть. И до сих пор не могу понять, почему она решила мне помочь. Скоро меня уже посадили шоффером на краденую машину. Постепенно я все больше освобождался.

…События назревали. Выяснилось, что яд Берендеева применен не может быть, и сам Берендеев сумасшедший. После этого у меня отлегло от сердца, и я уже смотрел на остальное, как на увеселительную прогулку. Не такова была эта прогулка для заговорщиков. Барон объявился и протянул тайно от лицеиста заговорщикам руку помощи, якобы, он владеет частью секрета, устраните лицеиста! И лицеист был блистательно устранен. Задушен в собственной комнате. Барон начал лихорадочно готовиться к воображаемому взрыву. Тогда Н. В. стала готовить ему ту же участь, за какие-то вины его торжественно судили и присудили к смерти. Он бежал, но был убит агентом Мурман-Памира где-то около Пскова…