Эсхит. Нерыцарский Роман (СИ)

--- Есть вещи, которые важнее оружия, битв, воин, кровопролития.

--- Хорошо, не стану больше допытываться, для чего тебе Ключ, --- сказал барон, --- мне он бесполезен. Он валяется почти два года в подземелье моего замка, и никто до сих пор не посоветовал, что с ним делать. Будь по-твоему. Тем более что ты пришёл ко мне, а не я к тебе, это тебе что-то надо от меня, мне ничего не надо, кроме того, чем я владею. Я как жил, так и буду продолжать жить, ничего не изменится, а принесёшь Меч, тогда посмотрим, что может измениться, и нужно ли будет тогда что-то менять, может ничего уже не станет нужным...

Эсхит взял самый большой кубок со стола --- живо подбежавший слуга быстро наполнил его до краёв --- поднял его над головой и громко возвестил:

--- Слушайте все! Сей рыцарь, назвавшийся Этьеном Планси обязался раздобыть Великий Меч Победы и вручить его мне, барону Эсхиту, как самому достойному обладать им. Если это произойдёт и Меч станет моим, то в качестве награды Этьен Планси получит Ключ Любви. Все, кто здесь сейчас присутствует, свидетели. Слово Харгрива барона Эсхита.

И он в три могучих глотка осушил кубок, а все сидевшие за столами дружно провозгласили:

--- Слава нашему барону! Слава великому Эсхиту!

--- Да, и ещё, --- добавил барон, --- дайте ему мой красный баронский знак, чтобы он спокойно и без проблем мог находиться во всех моих владениях. Тот, у кого этот знак, является важнейшим и самым нужным человеком для меня...

XXIX глава.

Через полчаса, что-то наскоро съев из многочисленных блюд, предложенных бароном --- отказаться от того, чтобы разделить трапезу получилось бы не по рыцарскому этикету и воспринималось бы как оскорбление хозяина дома --- Этьен снова ехал по дороге, но если раньше ему было всё равно куда направляться, то теперь он точно знал куда направится: на восток к Серому Лесу, в дебрях которого притаилась заветная Красная Гора.

...Тридцать дней и ночей он не покидал седла и не отдыхал, хмурое солнце каждое утро с удивлением пялилось ему прямо в глаза, но Этьену не было дела светила, он, словно одержимый, скакал вперёд на восток. Иногда он встречал других странствующих рыцарей, но Этьен Планси больше не считал себя таковым, ведь странствуют без определённой цели, без выбранного направления, без конечного места прибытия, а у него имелась и поставленная цель, и нужное направление, и то главное место, где всё должно сойтись. Поэтому он с невозмутимым лицом пролетал мимо, не отвечая ни их самонадеянные вызовы, но попадались упёртые упрямцы, успевавшие стать с опущенным копьём посреди дороги, не давая проехать дальше и намереваясь непременно вступить в бой. Тогда сердце Отвергнутого Рыцаря переполнялось беспредельной яростью, и он не сбавляя хода налетал на глупого противника и разил несчастного своим Чёрным Копьём, оставляя лежать поверженным во прахе, полного отчаянной тоской и гибельным унынием, проклинающим тот день, когда он был посвящён в рыцари. А Этьен не останавливаясь ехал дальше, тут же забыв о происшедшем.

Уже на 31 день --- путь, рассчитанный на три месяца, он проделал за один --- Этьен подъезжал к Серому Лесу, уподобившийся, если смотреть с пологого склона холма, по которому спускался всадник, на океан мутной непрозрачной воды, сходившийся с такого же оттенка небом на линии горизонта. И где-то ближе к ночи рыцарь достиг границы, где кончалось чистое поле и начинались ряды одинаковых, далеко стоящих друг от друга стволов и без какого-либо волнения, как на обычной прогулке, с ясным осознанием происходящего, он въехал в осязаемо-плотный сумрак Серого Леса. Висела полная бледно-жёлтая луна, и длинные тени от неизвестных Этьену деревьев чертили долгие линии: лес не выглядел загущенным, труднопроходимым и слишком тёмным. Ветер, гуляющий везде, сюда почему-то не проникал, ночные птицы здесь не кричали пронзительными голосами, животные, обычно шныряющие с пугающим шуршанием в темноте, тут не обитали, было тихо, как на заброшенном погребении. Этьен ничего не замечал, его душа словно бы превратилась в огромную сквозную дыру, через которую всё пролетало, не цепляясь краёв, он воспринимал только необходимое, всё остальное казалось явлением небытия, где он не мыслил себе места.

Сколько часов он ехал по Лесу, он не думал, просто двигался вперёд, зная, там предел, к которому он стремиться, и когда вдруг в секунду луна исчезла, и стало ослепительно темно, он не удивился, просто придержал коня и стал ждать, что произойдёт дальше. Через пару минут луна сначала верхней частью, а потом целиком вышла из-за чего громадного, возвышающегося тяжёлым силуэтом на фоне бледного неба --- Этьен понял, что перед ним выросла молчаливым исполином Красная Гора, и что тьма, бывшая до этого, оказалась всего лишь тенью Горы.

Луна продолжала неторопливо, как посторонний наблюдатель, двигаться мелкими шажками между холодных и далёких звёзд, освещая гладкую, словно зеркало, поверхность Горы, и в той её части, где уже успел разлиться лунный свет, она отзывалась тусклым, неярким и манящим сиянием. Ни единого выступа, ни малейшей трещинки, ни какой-либо неровности не было на всём протяжении идеально отвесной стены, только ближе к округлой вершине чернело какое-то непонятное пятно, оно казалось таким же продолжением целого, но почему-то не отражающего лунный свет. "Утром станет понятно, что там за пятно." --- Подумал Этьен.

...Утром, когда солнце поднялось достаточно высоко, Этьен разглядел, что "пятно" похоже на обычную дыру и, скорее всего, было входом в пещеру, а высота Горы, как он определил на глаз, примерно сто локтей.

Он достал из Сумки Хранителя пергамент с подробными записями, что необходимо делать, чтобы проникнуть в пещеру, прочитав их основательно и вняв им, он отправил свиток обратно в Сумку, а оттуда достал верёвку с крюком на конце и, раскрутив её до такой степени, что её не стало видно, забросил вверх. Крюк, раскаляя стылый воздух, взмыл в вышину, но чиркнул о каменную стену и, выбив букет фиолетовых искр, упал вниз, издав, ударившись о ледяную землю, недовольный фыркающий звук. Этьен только усмехнулся и, снова раскрутив верёвку, зашвырнул её конец с крюком так высоко, что тот, на несколько мгновений исчезнув в бездонной голубизне неба, падая обратно, зацепился за вершину горы. Рыцарь взялся обеими руками за свободный конец верёвки и, мощно оттолкнувшись от земли, почти не задерживаясь (просто лезть ему казалось слишком долго), стремительно вбежал по отвесной стене прямо до пещеры. И он, не вполз и не вошёл внутрь, а сразу же, не задумываясь, точно самоубийца в пропасть, нырнул туда, и пещера, похожая на разинутую пасть некого вымышленного существа, моментально целиком проглотила его, подобно тому, как речной сом в одно мгновение пожирает маленького незадачливого лягушонка. Пронизывающий до самой последней клеточки холод и сводящая с ума совершенная вековая темнота навалились на Хранителя Тайны Меча в омертвелом чреве пещеры, он коченеющими пальцами достал из сумки Негасимый Факел и, чиркнув о невидимую стену, запалил его. Вспыхнул чистый и ровный огонь, стало поразительно светло, прямо как в летний полдень, и гораздо теплее, почти как у камина.

Этьен прошёл вглубь, и, пройдя 77 положенных шагов, остановился против выросшего бесстрастной стеной глухого тупика. "Здесь --- конец дороги, --- подумал он, --- и начало пути". Он вынул Нестираемый Грифель и отчертил им прямую линию наискосок от нижнего угла, образованный полом и двумя смыкавшимися стенами, до противоположного верхнего угла. От второго такого же угла он прочертил такую же линию и, отыскав в Сумке Рубиновую Восьмиконечную Звезду, приложил её к тому месту, где пересеклись обе линии. Звезда, едва коснувшись стены, стала сливаться с ней, врастать в неё, постепенно разгораясь притягательно-пугающим красным светом и сияя всё ярче и ярче. И когда её сияние достигло наивысшего предела, и она полностью вошла всем своим составом в ожившую плоть камня, дёргавшегося и дрожавшего в тот момент, будто испытывающий страх и боль напуганный зверь, стена, то ли со скрипом, то ли со стоном опустилась вниз, исчезнув в ровном, как в приёмной короля, полу. За ней открылась крошечная комнатка, посреди неё --- стол, сделанный из дуба и никак не попорченный временем, на столе находилось что-то, покрытое лиловым бархатным плащом.