Пограничными тропами

IV

Горы стояли значительно ближе. Казалось, что от них даже веет прохладой. Потянулись холмы, сопки, темные щели, по дну которых журчали ручьи. На склоне одного из холмов раскинул свои юрты небольшой аул, где Головин со своим отрядом спешился.

— Курсант Лушник! — приказал командир взвода переводчику. — Спросите всех жителей. Возможно, есть прямой путь к Казан-перевалу и кто-нибудь из жителей знает этот путь.

Отделенному Савичеву он приказал:

— Обойдите юрты, попросите кошмы, веревки, топоры. Утром выйдем на перехват банды.

Через час Лушник привел пожилого казаха в халате и малахае.

— Вот он когда-то гонял отару к Казан-перевалу. Только давно это было. Больше по тому пути никто не проходил.

— Ой-бай, командир, страшно! — признался тот. — Лед большой. Сейчас там холодно, буран. Да и лошадь не пройдет.

— Баранов ты гонял?

— Баран — не лошадь. Наш барашка привычный. Да и упадет в пропасть один баран — малый убыток. А лошадь — с грузом. Ей трудно. Людям тоже трудно. Веревки много надо, кошмы.

— Все будет, аксакал. Нам нужно обязательно попасть на границу.

— Мергебая ловить?

— Мергебая, — подтвердил Головин, зная, что скрывать бесполезно. Да и в этих условиях не было смысла таиться.

— Мергебай быстрый, как горный козел. Вы его будете искать на одной скале, а он через пропасть уже на другую перескочит.

— В вашем ауле он бывал? — спросил Иван.

— Бывал. Бандит он, этот Мергебай, настоящий шайтан. У меня сына убил два года назад.

— За что?

— Отказался в его банду вступить.

— Проведешь нас к Казан-перевалу?

— Что ж, попробую.

— Мы тебе хорошо заплатим, аксакал.

— Не надо мне платы. Я буду рад, если вы поймаете Мергебая, и я плюну в его проклятую бороду.

«Притворяется или нет?» — подумал Головин, слушая чабана. Выбор проводника — большое дело. От него зависел успех операции. Но оснований для недоверия не было. Лушник узнал, что действительно Мергебай застрелил его сына.

— Утром, на рассвете, выедем. Когда будем на Казан-перевале? — спросил командир у проводника.

— За день дойдем, начальник. Если, конечно, все будет в порядке. Пусть люди и лошади хорошо отдохнут.

Отделенный Савичев нашел все, что просил Головин и на чем настаивал проводник. Во вьюки были увязаны кошмы, веревки, приторочены топоры… Жители аула охотно помогали пограничникам. Пусть на сей раз бандитская тропа Мергебая прошла в стороне от их аула. Но кто поручится за то, что завтра от руки головореза не запылают, как свечи, юрты, не забьются отчаянно и обреченно в руках его бандитов аульные красавицы? Никто не поручится. За это можно будет поручиться только тогда, когда кзыласкеры поймают или убьют Мергебая. Нужно им помочь. Правда, трудную дорогу выбрал русский командир. Не каждый решится идти через ледники. Но пусть аллах поможет кзыласкерам, хотя они не признают священного корана.

С рассветом раздалась команда «По коням!». Отряд Головина вошел в первое ущелье. Это было утром 17 июля 1930 года.

…Этим же утром двинулся дальше после ночевки и Мергебай. Ночь прошла спокойно. Сзади не было слышно выстрелов. Значит, пограничники здорово отстали или вовсе отказались от преследования, поняв, что силы неравны и Мергебая все равно не настигнешь. И все равно он двигался со всеми мерами предосторожности, выставив головной и боковые дозоры. По его приказанию, отданному раньше, по мере продвижения вперед засады и огневые заслоны снимались и подтягивались к основному ядру, чтобы особенно не увеличивать разрыв. Встреча с пограничниками казалась маловероятной. И все-таки предосторожность не мешала. В жизни бывает всякое. Тот же Головин в прошлом году не побоялся забраться с какими-то учеными на ледник Иныльчек и помешал Джантаю расправиться с незваными пришельцами.

Мергебай уже предвидел встречу за кордоном со своими дружками и агентом англичан. Что ж, он мог смотреть им прямо в глаза. Они потратились на снаряжение банды и на сей раз не зря. Несколько аулов сожжено, много скота угнано, надолго отбита охота у оставшихся в аулах бывших батраков вступать в колхоз, связываться с большевиками. Наиболее смелых и непокорных пришлось отправить к праотцам, а их сыновей и дочерей забрать с собой за границу. Убежавшим в Синьцзян баям тоже нужны батраки. Да и из юных казахов можно вырастить джигитов и взять в свой отряд. А юные красавицы из пограничных аулов пойдут если не в жены, то в наложницы приближенным Мергебая. Люди немного отдохнут, отпразднуют удачный поход в район Лесновки. А потом можно будет снова попытать счастья. Собрать бы побольше сил да внезапно нагрянуть на Джаркент. Вот где можно было бы поживиться! На Джаркент не рискнул еще напасть ни один из друзей Мергебая. Боялись стоящей там красноармейской части. Это не застава с двумя десятками сабель. Давно уже Мергебай вынашивал мечту напасть на город и хоть одну ночь там похозяйничать. Можно спуститься по руслу Усека до самого города и напасть на него не со стороны границы, а совсем с противоположной стороны — от Коктала. Но это — в будущем, когда будет побольше сил. Можно бы даже с «Толстым ухом» объединиться, но тот действует значительно севернее и, по сведениям Мергебая, мечтает напасть на другой советский пограничный город — Зайсан.

…Группа Головина углублялась в горы. Сразу повеяло прохладой, а затем и холодом с ледников, до которых подать рукой. Через несколько часов форсированного марша группа подошла к безымянному перевалу с почти отвесным спуском, покрытым многолетним льдом.

— Есть ли другая дорога? — спросил Головин проводника.

— Нет, начальник! Здесь и проходил с отарой.

— Люди пройдут. Но лошади…

— Я говорил, начальник, что с лошадьми мы не пройдем.

— Лошадей спустить вниз можно на арканах, — вслух подумал Головин. — Но обратно мы с ними ни за что не поднимемся. Отделенный Савичев! — Он подозвал своего первого помощника. — А вы что думаете?

— Думаю, товарищ командир, что нам не нужно и думать о дороге назад. Только вперед! Пусть лишимся лошадей, но задачу выполним. На карачках поползем по леднику, но не упустим Мергебая за кордон.

Курсанты разматывали связки веревок, еще и еще раз проверяли их на прочность. Порвется веревка — и пропала лошадь с грузом. Кони словно понимали, что им предстоит. Они нервно и испуганно жались к своим хозяевам. Головин ласково похлопал своего Горностая по крупу, сказал:

— Ничего, друг. Не пропадешь.

Убедившись в готовности, Головин дал команду спускаться.

— Начнем с Горностая. Я сам поведу его на поводу, а шесть человек будут поддерживать за веревки.

Под грудь лошади подвели кошму, чтобы веревка не так давила. Головин, на длинном поводу ведя лошадь, стал осторожно спускаться вниз… Ноги скользили. Один неверный шаг — и командир мог бы поскользнуться, выпустить повод. И тогда — неминуемая гибель на дне пропасти.

Шесть курсантов держали сзади за оба конца веревки, по трое за каждый. И если лошадь спотыкалась, теряла равновесие, веревки не давали ей перевернуться.

Этому способу спуска лошадей Головин научился у альпинистов, когда они во главе с Михаилом Тимофеевичем Погребецким искали пути к вершине Хан-Тенгри по леднику Иныльчек.

Все шло благополучно. Уже спустили всех строевых лошадей, начали спуск вьючных. На очереди была лошадь, во вьюке которой находилась значительная часть продовольствия группы. И случилось то, чего больше всего опасался Головин.

Лошадь, поддерживаемая за веревку шестью курсантами, где-то в начале спуска поскользнулась и стала заваливаться на бок, потеряв равновесие. Люди изо всех сил потянули за веревку, стараясь вернуть лошади устойчивость. Но веревка лопнула, трое курсантов, державшихся за оторванный конец, чудом удержались на ногах. Лошадь громко заржала и повалилась на бок, напрасно пытаясь упереться копытами в лед. Она сначала медленно, а потом все быстрее поползла к краю пропасти и исчезла в ней. Пограничники даже не услышали удара о дно. Отряд остался без продовольствия.