Бригантина, 69–70

Любопытно в этой связи и другое — тот факт, что в одной из последних методик, в синектике, присутствует момент так называемой «личной ассоциации». Участник такого синектического заседания должен представить себя на месте определенного предмета или образа, к которому пришла коллективная мысль. Например, вообразить себя определенной конструкции стулом, который может взбираться по лесенке, и сообщить, как он себя при этом чувствует. Другими словами, через «личную ассоциацию» дать оценку тому, насколько легко и гармонично выбранная конструкция может справиться с возложенными на нее обязанностями.

Но эти соображения, так сказать, на уровне психологии, может возразить читатель. А психологические доводы, как известно, в умелых руках можно повернуть и в ту и в другую сторону. Конечно, дело не только в психологии. Но чтобы разобраться в существе, нужно сделать небольшое популярное отступление в область истории, археологии и этнографии. К спору, который идет между так называемыми изоляционистами и диффузионистами в современной американистике.

В чем существо этого спора, сказать можно в двух словах: в разных подходах к развитию культур. Изоляционисты, считая, что все культуры формируются в очень большой степени независимо друг от друга и в своем становлении самостоятельно проходят сходные периоды развития, представляли себе Америку до Колумба как бы окруженной непроницаемым барьером. Диффузионисты, наоборот, придерживаются идеи взаимопроникновения культур. И нужно сказать, что разобраться в теоретическом споре, кто из них более прав, а кто менее, практически невозможно. Например, существуют шестьдесят так называемых сходных черт в культурах Средиземноморья и Центральной Америки.

Это пирамиды, различающиеся друг от друга буквально мелочами; колонны и балюстрады в виде змей с открытой пастью; камышовые лодки и многое, многое другое. Так вот, диффузионисты утверждают, что сходство, например, пирамид и камышовых лодок говорит не о чем ином, как о взаимовлиянии культур Средиземноморья и Центральной Америки. Помилуйте, возражают им изоляционисты, наоборот, сходство черт культуры символизирует совсем иное, а именно то, что большинство народов в сходных условиях проходят в своем становлении сходные периоды развития. Выходит, что правы и те и другие.

На самом же деле проблема не так однозначна, как кажется. Помимо этих, так сказать, вполне равновесных шестидесяти признаков, существует много других, которые нельзя толковать с одинаковой значимостью в пользу тех и других. Например, на побережье Венесуэлы археологами были обнаружены римские монеты IV века нашей эры. «Монеты, среди которых было много дублетов, — пишет о находке советский исследователь В. Гуляев, — находились в глиняном кувшине, глубоко зарытом на берегу океана, у самой кромки прибоя. Это лишний раз доказывает, что клад спрятал человек, хорошо знавший цену деньгам». Казалось бы, находка говорит в пользу диффузионистов. Ведь цену деньгам в ту пору в Венесуэле не знали. Ничего подобного, возражают их оппоненты. Римский корабль мог быть совершенно случайно прибит к берегу. Ну хорошо, эту находку изоляционисты могут объяснить случайностью. Но намного труднее объяснить тот факт, что на западном побережье Центральной Америки, в очень неблагоприятной географической среде могла развиться такая высокоорганизованная цивилизация, как ольмекская. Ведь неблагоприятная среда, казалось бы, не должна способствовать развитию культур и ремесел. Не могут они объяснить со своих позиций и происхождение вивальдской керамики, обнаруженной на побережье Эквадора. Она относится к IV–III векам до нашей эры. В то же время синхронные с Вивальдией культуры американских индейцев были еще докерамическими.

Это не все. Хейердал, который уже давно понял, что, оперируя только культурными признаками, спора между изоляционистами и диффузионистами не разрешишь, обратился к так называемым генетическим признакам, или, попросту говоря, к растениям, которыми пользовались древние. Нельзя сказать, чтобы на этом пути Хейердала сразу ждали успехи. Первые попытки могли только охладить его пыл. «В истории культурных растений, — писал, например, виднейший ботаник мира швейцарский ученый А. Декандоль, — я не нашел ни одного указания на связи между народами Старого и Нового Света». В самом деле, если между доколумбовой Америкой и Старым Светом были регулярные связи, то почему ни одна из зерновых культур Старого Света не проникла в древнюю Мексику или Перу и почему другие континенты не знали американских культурных растений?

И все-таки Хейердала не охладили высказывания виднейших ученых. Интуиция говорила ему обратное, и он начал искать генетические признаки, чтобы их можно было привести своим оппонентам. И он нашел их. Анализируя работы авторитетнейших ботаников и этноботаников, он показал, что распространение целого ряда культурных растений в Полинезии можно логически объяснить только очень давними контактами с Америкой.

Здесь небезынтересно вспомнить дикорастущий хлопчатник, найденный ботаниками в Полинезии. К удивлению специалистов, полинезийский хлопчатник принадлежал к 52-хромосомовым культурным видам, которые были получены в Мексике и Перу индейскими специалистами. В то же время известно, что все дикие сорта хлопчатника имеют 26 хромосом. «Мы должны признать, — комментировал эту находку американский этноботаник Меррилл (видный последователь Декандоля и самый сильный оппонент Хейердала), — что аборигены Южной Америки могли достичь некоторых тихоокеанских островов».

Тщательные исследования этно-ботаников показали, что еще задолго до Колумба в Новый Свет попали и некоторые африканские растения.

Только вот каким способом? Может быть, они пересекли океан так же, как и кувшин с римскими монетами, то есть чисто случайно? И хотя сегодня, после стольких подтверждений о связях, изоляционистам стало не очень легко, все-таки козырь случайности еще не выбит из их рук, как, впрочем, из любых других. Вот здесь-то и необходим конкретный эксперимент, который предпринял Хейердал и который, несмотря на все пророчества Сивертса, позволяет сделать вполне конкретные и немаловажные выводы о возможных связях Старого и Нового Света.

Остается ответить на следующий вопрос, который, очевидно, возник у читателя: все-таки какой точки зрения придерживается сам Хейердал? Можно ли назвать его диффузионистом?

Надо сказать, что сам Хейердал высказался по этому поводу достаточно определенно. Он говорил об этом на 37-м конгрессе американистов в Аргентине, а затем появилась его статья «Трансокеанские контакты: диффузионизм, изоляционизм или средний курс», само название которой дает нам ключ к позиции Хейердала. Он против догмы. Он не за диффузионизм, все сводящий к взаимному влиянию, но и уж, конечно, не за изоляционизм. Вероятнее всего, говорит Хейердал, развитие шло по какому-то третьему пути.

Казалось бы, на этом можно было поставить и точку. И все же если не рассказать еще об одном выводе, который следует из экспериментов Хейердала, а точнее, о его отношении к древним людям, наш рассказ будет неполон.

Говорят, чем больше человек знает, тем скромнее и терпимее он становится. Так вот, осознанно или неосознанно, вольно или невольно, но своими экспериментами по моделированию истории Хейердал все больше и больше отучает современного человека от пренебрежительного отношения к древним. Рассказав о жителях острова Пасхи, он заставил нас не только восхититься высоким уровнем их инженерного искусства, но и их мудростью: первые пришельцы на остров Пасхи и, по существу, его первые жители привезли с собой не только орудия труда, но и растения, к которым они привыкли. Приплыв на остров, они огнем свели его леса и засадили освободившуюся почву своими растениями. Ведь неизвестно, как бы встретила пришельцев дикая, незнакомая природа острова. Не исключено, что болезнями и смертью. Потому что природа острова была для них другой средой. И частички почвы, и микроорганизмы, и растения были другими. Растения стали для пришельцев важным фактором преобразования этой среды.