Том 4. Пожиратели огня (с илл.)

Подходя к Джону Джильпингу, он объяснил ему на английском языке, что звуки его инструмента могут открыть их убежище и привлечь врагов, что во всякое другое время такое благочестивое дело вполне заслуживало бы похвалы, но при данных обстоятельствах оно нарушает распоряжение канадца, который, уходя, пуще всего наказывал не шуметь. Дундарупы и лесовики близко; они могут прийти на звуки музыки и забрать в плен всю компанию.

Член Евангелического общества повиновался очень охотно, но австралийцы оправились от испуга и заняли свое место на часах не прежде, чем убедились, что книга и кларнет снова упакованы в багаж религиозным, но наивным англичанином, которого не менее наивные дикари так искренне приняли за опасного колдуна.

В поступке Джона Джильпинга не следует видеть что-нибудь особенное или проявление свойственного англичанам на чужбине оригинальничания. Нет, туземцы почти всех островов Полинезии и Австралии питают природное пристрастие к музыке, пристрастие, которое Лондонское Евангелическое общество сумело использовать для успеха своей пропаганды. Вот почему с давних пор все распространители миссионерских брошюр и священных книг, отправленные Англией в эти страны, всегда снабжаются каким-нибудь музыкальным инструментом, предназначенным для того, чтобы собирать толпы слушателей.

Когда миссионерское судно совершает свое плавание, то заходит по пути на каждый остров и оставляет там, в зависимости от численности населения, двух или трех распространителей миссионерских брошюр. Едва сойдя на берег, эти господа направляются в первое попавшееся селение туземцев, и в то время, как один из членов Евангелического общества наигрывает что-нибудь на своем музыкальном инструменте, терзая какую-нибудь шарманку или безбожно надсаживая тромбон, другие его товарищи раздают толпе Библии, напечатанные на их родном языке.

Не смейтесь! В этом громадная сила, и Англия пользуется этим средством для расширения своих колоний, простирая, подобно громадному полипу, свои длинные щупальца, вооруженные присосками, по всей поверхности земного шара. Вслед за скромными распространителями Библии и миссионерских брошюр прибывают миссионеры и строят храмы, вокруг которых немного спустя группируются десять, двадцать или тридцать торговых контор, складов, торговых учреждений, — и вот вся внутренняя и внешняя торговля данного острова монополизируется в руках Джона Буля. [3]

Малоразвитыми народами можно управлять только посредством религии; вот почему Англия и в Африке, и в Австралии, и всюду, где она решила водвориться, прежде чем отправлять туда свои тюки с товарами, предварительно посылает распространителей Библии.

Нагарнукские воины хотя и пришедшие в себя после первого момента неописуемого волнения и смущения, все же продолжали недоверчиво посматривать на бедного мистера Джильпинга, который и не подозревал о том впечатлении, которое он произвел на своих слушателей. Видя, что туземцы при первых звуках его инструмента кинулись лицом на землю, достопочтенный член Лондонского Евангелического общества счел это признаком их религиозного благоговения, что разом изменило его мнение о них, и он собирался уже приступить к раздаче миссионерских брошюр, как вдруг вдали послышались крики: «Ага! Ага!» (Тревога! Тревога!). Почти вслед затем на опушке появился канадец и объявил, что за ним гонятся по пятам человек тридцать дундарупов.

Вдали по равнине бежали татуированные дикари, преследуя убегавшего от них Виллиго.

Европейцы, с Диком во главе, выдвинулись вперед и втроем открыли по дундарупам огонь из многозарядных винтовок Кольта. Дикари остановились, потеряв человек пятнадцать убитыми и ранеными, а ружья-револьверы продолжали свое смертоносное действие. Тогда дундарупы, подхватив своих убитых и раненых, ударились в бегство, преследуемые громкими криками нагарнуков.

Все это произошло в несколько минут. Дик и Виллиго нарочно заманили дундарупов в засаду притворным бегством, чтобы подвести их под выстрелы винтовок. Во время этого бегства над Виллиго и Диком летали тучи стрел, но ни одна, по счастью, не задела их.

Урок дикарям был дан хороший, и пионеры решили воспользоваться временем их замешательства, чтобы поскорее улизнуть от опасности. Весь небольшой отряд немедленно снялся с привала и двинулся к берегу Красной реки, протекавшей неподалеку.

Реку они без труда перешли вброд и вышли на широкую, местами холмистую и усеянную рощицами долину. Отсюда было уже недалеко до нагарнукских поселков.

Не успели, однако, пройти они и двухсот метров, как их вдруг окружили несколько сот дикарей, которые, держась на почтительном расстоянии, вдруг закружились в диком воинственном танце.

Канадец немедленно приложился и выстрелил. Один из дикарей подскочил и упал мертвый. Дундарупы подались немного назад, думая, что их уже не достанут выстрелы из винтовок, и снова принялись за прерванный танец. Европейцы продолжали идти вперед, невзирая на то, что они были окружены кольцом, которое двигалось вместе с ними, не расширяясь, но и не суживаясь. Несмотря на свою многочисленность дундарупы побаивались усовершенствованных винтовок.

— Уж не задумали ли они извести нас голодом? — заметил Оливье, следивший за врагами с некоторым любопытством. — Они, право, смотрят на нас как на осажденный город.

— Нет, они, наверное, не станут так долго дожидаться для того, чтобы сыграть с нами какую-нибудь скверную шутку, — ответил Дик, — и в эту же ночь, если нам не удастся уйти от них, ползком подкрадутся, чтобы напасть врасплох, во мраке ночи; я должен вам сказать, хотя мне и не хочется нагонять на вас преждевременно страх, что, право, не знаю, как нам удастся избавиться от них!

— Что ж, мы во всяком случае дорого продадим им наши шкуры! — заметил Оливье.

— О, до этого, пожалуй, не дойдет! — проговорил Дик. — Я хотел только сказать, что нам грозит серьезная опасность в случае ночного нападения. Но, в сущности, это ловушка слишком простая, чтобы Виллиго не нашел средств обойти ее. Ну, что ты скажешь, вождь? Каково наше положение?

— Дундарупы более трусливы, чем жалкий опоссум, который прячется в дуплах деревьев. Они держатся на значительном расстоянии, потому что боятся ружей белых людей. Это несомненно! — сказал австралиец с самодовольной усмешкой.

— Да, но тем не менее они окружили нас сплошным кольцом копий и стрел!

— С каких это пор жалкий ночной гопо, который только и умеет, что выть среди ночи, может рассчитывать заманить в западню воинов? Перед закатом солнца мы будем уже на пути к землям моего племени, и тогда я вернусь во главе моих воинов, и кровь дундарупов окрасит листья деревьев леса и траву лугов!

Маленькая горсточка друзей стала двигаться вперед, невзирая на то, что она была окружена со всех сторон кольцом врагов, следовавших за ними на расстоянии трех-четырех метров, которое они считали, очевидно, достаточным, чтобы обезопасить себя от ружей европейцев.

Вдруг Виллиго, который предводительствовал своими друзьями, тщательно исследовав местность, приказал остановиться в нескольких шагах от густой заросли кустов австралийской сирени, заросли столь густой, что человек не мог бы пробраться сквозь нее, не пустив в ход топора. Такие заросли довольно обычны для этих равнин, где они несколько нарушают однообразие местности. Но все-таки здесь едва могло укрыться шесть-семь человек; никто не думал, что Виллиго найдет нужным временно раскинуть лагерь в этом месте.

Необходимо, однако, было принять какое-нибудь решение; нельзя было продолжать продвигаться вперед, посреди кольца неприятелей, которые каждую минуту могли накинуться на маленький отряд и уничтожить его, пользуясь своей многочисленности.

Такой печальный исход казался до того неизбежным, что Оливье мысленно решил проститься с жизнью.

— Кажется, мой бедный Лоран, мы не увидим с тобой больше Франции!

— Что же, на все Божья воля, граф! Во всяком случае мы перебьем немало этих черномазых чертей прежде, чем простимся с жизнью! — отвечал бравый слуга.