Остров, одетый в джерси

— У всех хороших людей зарплата маленькая, — сделал вывод Кумар.

— Правда, я еще ресторан держу, — добавил Мриген. — Но у меня большая семья, и на всех все равно денег не хватает.

— Да, да, — согласился Кумар. — Я тоже получаю мало.

Он подозрительно посмотрел на меня.

— А ты почему молчишь? Сколько ты зарабатываешь?

— Да я тоже не богач.

Я снова взглянул на Мригена и подумал, что это лицо хорошо бы смотрелось под поварским колпаком, но никак не с прикладом у щеки. Щеки у Мригена были румяные и совсем не военные.

— А теперь я вам о себе расскажу, — сказал Кумар. — Меня проблема коридоров волнует.

— Ничего себе, — удивился Мриген. — Коридоры его волнуют! Ты что — архитектор?

Кумар захлопал глазами.

— Ты меня не так понял! Я говорю о коридорах между заповедниками. Если, например, один заповедник для слонов слишком маленький, его можно соединить коридорами с соседним. Тогда слоны смогут ходить из одного заповедника в другой, и территория, которую они будут использовать, значительно увеличится!

— Здорово! — обрадовался я.

— Сам придумал? — спросил Мриген.

— Нет, — ответил Кумар. — Но я эту идею обязательно в жизнь воплощу. Меня один миллионер попросил на его деньги заповедник сделать. И он хочет, чтоб там слоны были. А я ему сказал, что этот заповедник маленький, надо еще один купить и между ними коридор сделать.

Мриген повернулся ко мне.

— А теперь ты про себя расскажи. Чего ты молчишь?

— Я не молчу. Я в зоопарке работал, потом в экспедиции был. Сейчас решил приматов изучать. Рассказывать-то, собственно, не о чем.

В этот момент дорога перед нами взметнулась в небо, и мы стали подниматься на крутой склон.

Дойдя до вершины, мы остановились и оглянулись.

Все двенадцать парижей острова лежали перед нами как на ладони. Друг от друга их отделяли узкие дороги, окаймленные гранитными стенками.

Мы стояли на утесе, который обрывался прямо в Ла-Манш.

Поверхность воды была серой и гладкой. Далеко-далеко виднелась темная полоса. Это была Франция.

«Удивительно, — размышлял я, — за спиной Англия, впереди Франция. Что здесь делаю я — русский?».

— Что-то я скучаю, — сказал усталым голосом Мриген. — Домой хочу. На родину.

— Ну вот! — усмехнулся Кумар. — Не успел приехать, уже скучает!

— Гляди веселей, — поддержал я Кумара. — Моргнуть не успеешь, как три месяца пройдет!

Мриген моргнул, но ничего, конечно, не изменилось. Грусть, поселившаяся в Мригене в тот момент, не покидала его до конца курсов. Иногда он доходил просто до неприличного состояния тоски и тогда становился похожим на Гамлета — принца Датского.

Совершенно счастливым я его видел лишь в день отлета.

— Смотри-ка, — сказал он тогда, — как три месяца быстро пролетели! Моргнуть не успел!

Серое небо над нами быстро темнело и вскоре превратилось в черное. Белесые просветы между облаками погасли. Мир вокруг нас слился в огромный черный шар. И где-то в середине этого шара, не разбирая, где небо, а где земля, мы возвращались в МЦОСП.

14 (Део (гл. 13)

На следующий день в МЦОСП приехали сразу трое студентов с Черного континента. Один утром, другой — в обед, а третий, так уж получилось, ночью.

Позавтракав, я сел на диван в гостиной и взял в руки «Книгу жалоб и предложений», которая лежала на телевизоре. Жалоб у меня пока не было, предложения еще не появились. Но все же интересно было ее полистать. Посмотреть, кто и на что тут мог пожаловаться и какие предложения по этому поводу сумел внести?

К своему восторгу я отыскал записи сэра Дэвида Аттенборо и принцессы Анны. Перевернув еще несколько страниц, наткнулся на строки, оставленные Николаем Николаевичем Дроздовым. Он ни на что не жаловался, зато предлагал.

«Жалко, что нету в зоопарке инсектария, — писал Николай Николаевич, — а то можно было бы пауков завести и скорпионов!»

Вдруг дверь в гостиную распахнулась, и в проем стало протискиваться огромное тело. Чтобы попасть в помещение, ему пришлось наклонить голову и подогнуть колени. Лицо этого человека было слегка вытянутым, поэтому казалось, что он непрестанно чему-то изумляется. Лоб незнакомца был обширен и гладок как бок яйца. В таком лбу с легкостью могло поместиться семь пядей.

— Добрый день, — сказал протиснувшийся. — Я ваш преподаватель Крис Кларк, помощник Джона Фа.

— Добрый день, — ответил я, вставая с дивана.

— А ты, конечно, Стас из России? — спросил меня Крис Кларк.

— Конечно, — согласился я.

Тут Крис заметил гостевую книгу в моих руках.

— Не забудь внести свои жалобы и предложения.

— Нету пока жалоб, как появятся — внесу.

— А это вот Наянго! — сказал Крис. — Познакомься!

Он сделал шаг в сторону, и я увидел Наянго, который за гигантской спиной Криса смог укрыться вместе с чемоданом и плащом, перекинутым через руку. Увидев меня, Наянго стал мерно опускать и поднимать голову, словно пытался выкачать из тела приветствие.

— Хай! — сказал он, наконец, и улыбнулся, показав канареечно-желтые зубы, крупные, как конфеты монпансье.

— Привет! — ответил я.

— Вот и познакомились, — подвел итог Крис Кларк.

В обед Наянго сел за мой столик. Слегка осовевший от двадцатичасового перелета и множества впечатлений, он смотрел на мир совершенно круглыми глазами. Он еще не окончательно прилетел на Джерси. Во всяком случае почвы под своими ногами он еще явно не чувствовал.

Я насыпал в тарелку кукурузные хлопья и залил их молоком. Затем протянул коробку с хлопьями своему соседу, предлагая последовать моему примеру.

Наянго испуганно отпрянул от коробки и замотал головой. Я понял, что надо дать ему успокоиться. Подождать, когда он окончательно прилетит.

15 (1Колобусы1 (гл. 14)

После обеда я решил сходить в зоопарк. Хотя был еще сентябрь, в воздухе чувствовался запах зимы. Сырость пробиралась сквозь одежду и хватала за душу холодными ладонями. Над землей, скрывая живую изгородь, стелился плотный туман.

Я прошел по липовой аллее, потом свернул на луг. Зоопарк лежал где-то впереди за серой пеленой, из-за которой доносились крики обезьян и амазонских попугаев. Вскоре из тумана выступила врезанная в гранитный забор калитка с надписью: «Посторонним вход запрещен!»

Воровато оглянувшись, я вошел в калитку, которая, видимо, выполняла роль служебного хода и тут же остановился, как вкопанный.

Я увидел старика. Он сидел на дереве и сердито смотрел на меня сверху. На старике не было совсем никакой одежды – его тело покрывала плотная шерсть черного и серого цвета. Голову обрамляла грива длинных седых волос, спускавшихся чуть не до пят. Его тонкие сухие руки лежали на коленях, а глаза пристально смотрели на меня.

«Не нравится, что через служебный ход зашел», — решил я.

Старик смотрел на меня так упорно, будто хотел взглядом вытолкнуть из зоопарка.

Не справившись с этим делом, он заворчал и полез на вершину дерева, волоча по ветвям длинный хвост. Забравшись повыше, он снова накрыл ладонями коленные чашечки и замер, глядя немигающим взглядом сквозь сетку.

Я подошел к вольеру, в котором находилось дерево со стариком, и прочитал табличку: «Колобус. Отряд Приматы. Обитает в Центральной и Западной Африке».

В той же клетке, находилось еще несколько обезьян. Они вели себя также, как колобус, сидящий под потолком вольера. Можно было подумать, что у них сеанс групповой медитации.

Чтобы больше не раздражать обезьян своим присутствием, я повернулся и пошел прочь.

Гранитная мостовая зоопарка блестела как рыбья чешуя. Много лет посетители полировали ее своими подошвами. А возле клеток человекообразных обезьян, самых популярных экспонатов любой зоологической коллекции, дорожки были гладкими, как ледяной каток.

Я прошел вдоль ряда клеток и оказался перед высоким красивым домом со сквозным проходом в первом этаже. На гранитной стене висела табличка: «В этом доме с 1956 по 1995 г. жил и работал Джеральд Даррелл». Чуть ниже была прикреплена железная стрелка, с надписью «Продолжение осмотра».