Лэд

Предполагается, что колли является прямым потомком волка, и Волчок гораздо больше походил на этого своего предка, чем на чистопородного колли. С первых дней жизни он был вылитым (кроме окраса) серым волком, и свое имя он получил именно благодаря этому.

Лэд был собакой Хозяйки. Брюс был собакой Хозяина. Волчок принадлежал Мальчику, поскольку родился он в тот день, когда Мальчик праздновал свой день рождения.

Первые шесть месяцев Волчок жил в Усадьбе из милости. Никто, кроме Мальчика, не проявлял к нему интереса. Его оставили, потому что все его братья умерли в раннем щенячестве, а еще потому, что его очень любил Мальчик.

В шесть месяцев обнаружилось, что он — прирожденная сторожевая собака. А еще, что он никогда не лает, только в случае тревоги. Вообще колли, вероятно, самая возбудимая из всех крупных пород собак. Любая мелочь может спровоцировать у них приступ оглушительного лая. Но Волчок, как заметил Мальчик, подавал голос только по серьезным поводам.

Он имел редкий дар охранять, которым могут похвастаться очень немногие представители этой породы. Только одна из десяти собак заслуживает звания сторожевой. Обязанности, налагаемые этим званием, вовсе не ограничиваются шумным оповещением о появлении чужака или даже нападением на этого чужака.

Прирожденный сторожевой пес патрулирует вверенную ему территорию по нескольку раз за ночь, спит только одним ухом и одним глазом. Днем и ночью он сумеет отличить гостя, чье присутствие разрешено, от незваного нарушителя границ. Такой пес обязан различать, каких нежелательных личностей надо отпугнуть рычанием, а какие требуют более жестких мир. Также он должен в точности, до дюйма знать, где пролегает граница земель его хозяина.

Мало чему из перечисленного можно обучить, все должно быть на уровне инстинктов. Волчок родился с этими качествами. Большинство собак их лишены.

В качестве ценного сторожевого пса Волчок обрел наконец в Усадьбе собственный статус. Лэд старел и понемногу глох. По ночам он спал в музыкальной комнате под пианино. Брюс стоил слишком дорого, чтобы оставлять его в темное время суток под открытым небом, где он мог стать добычей ловкого похитителя собак, поэтому он спал в кабинете. Рекса, огромную дворнягу, на ночь сажали на привязь в сторожке, что стояла в четверти мили от дома. На страже оставался один Волчок. Караульной будкой ему служила веранда. Из этого укрытия он и отправлялся на свои обходы по три-четыре раза за ночь, в любую погоду.

Усадьба занимала двадцать пять акров. Ее земли тянулись от шоссе, что шло в четверти мили от дома выше по склону, до озера, которое и служило границей с двух других сторон. С четвертой стороны был лес. Поздними вечерами компании, катающиеся по озеру на лодках, имели обыкновение таскать яблоки из прибрежного сада. С шоссе на подъездную дорожку периодически сворачивали разнообразные бродяги. Выходящие из леса охотники до чужого добра порой пытались использовать покатый газон Усадьбы как короткий путь на большак.

Для всех и каждого из этих незваных гостей Волчок имел наготове приветствие. Стремительный топот легких лап в темноте, грозный низкий рык, мохнатая фигура, взмывающая в воздух, и нарушителю границ оставалось лишь сделать нехитрый выбор: немедленное бегство или два ряда белых зубов в наиболее доступной части его анатомии.

Мальчик безмерно гордился сторожевой доблестью своего любимца. Но еще большую радость доставляли ему невероятная сообразительность Волчка, скорость, с которой пес обучался, то, как улавливал он значение человеческих слов, его страсть к веселой возне, его идеальное послушание, трюки, которые он придумал для себя сам, без наставника-человека, короче говоря, все проявления ума — наследства, доставшегося Волчку от Лэда.

Увы, ни один из этих талантов не мог исправить печального факта: Волчок не был выставочной собакой и рядом со своим отцом или Брюсом выглядел решительно нечистокровным и жалким. Этот факт острой занозой сидел в сердце Мальчика, хотя преданность обожаемому питомцу не позволяла ему признаться себе или кому-то еще, что Волчок — не самая совершенная собака в мире.

Некрупный (для колли), худощавый, грациозный, быстрый, любвеобильный — Волчок был любимцем Мальчика и преемником Лэда на посту стража Усадьбы. Но кроме этого его пока не очень долгая жизнь не принесла ничего, в то время как Лэд и Брюс выигрывали награду за наградой на одной собачьей выставке за другой — на тридцать миль в округе.

Мальчик должным образом радовался каждому такому трофею, но потом несколько дней кряду был с Волчком еще более ласковым, чем обычно.

Раз или два Мальчик намекал на то, что, может быть, Волчок и выиграл бы что-то, если бы его отправили на выставку. Хозяин, не догадываясь о том, что скрывалось за этими осторожными словами, лишь посмеивался или молча указывал сначала на голову Волчка, а потом на голову Лэда.

Мальчик достаточно разбирался в колли, чтобы не продолжать этот разговор. Ибо даже его любящие глаза не могли не заметить разницу между его собакой и двумя призерами.

Однажды июльским утром и Лэду, и Брюсу пришлось пережить час мучений. Обоих колли, одного за другим, погрузили в ванну, полную теплой воды и мыльной пены, где их безжалостно скребли, терли и скоблили. Потом их высушили и еще целый час чесали щетками и гребнями, пока шерсть не засверкала ослепительным блеском. С небольшими передышками расчесывание повторялось весь день.

Лэда подобные процедуры приводили в негодование, которое он не стремился скрывать. Он отлично понимал, что необычайно тщательный уход означает скорую поездку на собачью выставку. Но вот уже год или даже больше его не готовили к ненавистному мероприятию. Весь его груминг свелся к купанию в озере и обычному причесыванию Хозяйкой. Лэд уже было поверил, что навсегда избавлен от тягостной обязанности участвовать в выставках.

— Зачем это ты так прихорашиваешь Лэда? — спросил Мальчик, когда пришел к обеду в дом и увидел Хозяйку, хлопочущую с гребнем и скребком над приунывшей собакой.

— К завтрашней Собачьей Выставке Красного Креста в Риджвуде в честь Дня Труда, — ответила ему мать.

— Но в прошлом году вы с папой, кажется, решили, что Лэд уже слишком стар для выставок, — напомнил Мальчик.

— Это необычная выставка, — сказала Хозяйка. — Понимаешь, она специальная, и там будет кубок для «лучшей собаки-ветерана любой породы». Разве это не замечательно? Мы и не знали, что будет разыгрываться этот Кубок Ветеранов, но утром позвонил доктор Хоппер и рассказал о нем. Так что мы решили подготовить Лэда. Не может быть ветерана лучше, чем он.

— Да, — согласился Мальчик, — наверное.

Он отправился в столовую, украдкой зачерпнул горсть кускового сахара и вышел на веранду. На газоне рядом с подъездной дорожкой растянулся на солнышке дремлющий Волчок.

По стриженой траве немедленно застучал хвост, так похожий на волчий. Как только Мальчик остановился на веранде и щелкнул пальцами, Волчок поднялся со своего мягкого местечка и двинулся к нему — мелко семеня лапами, вальяжно покачиваясь, полуприкрыв раскосые глаза и растянув в ухмылке губы.

— A-а, так ты знаешь, что у меня в кармане сахар, да? — сказал Мальчик. — Замри на месте.

Хотя Мальчик не подкрепил свою команду ни жестом, ни переменой интонации, собака остановилась как вкопанная в десяти футах от него.

— Сахар собакам вреден, — продолжал Мальчик. — От него у них портятся зубы и пищеварение. Разве тебе этого никто не говорил, а, Волчок?

Ухмылка молодого пса стала еще шире. Он прищурил глаза так, что они превратились в блестящие щелочки, и затоптался на месте, часто помахивая хвостом.

— Но нужно же собаке хоть какое-то утешение, раз ее не берут на выставку, — продолжал Мальчик. — Лови!

Еще не договорив, он одним стремительным движением вынул из кармана кусок сахара и бросил его в сторону Волчка. Как ни быстры были действия Мальчика, Волчок был быстрее. Взвившись высоко в воздух, собака поймала пролетающий над ней кубик сахара. Второй и третий кубики были пойманы так же ловко. Потом Мальчик достал из кармана четвертый и последний кусок. Спустившись по ступеням, левой рукой он закрыл Волчку глаза, а правой зашвырнул сахар в кустарник.