Лэд

И конечно, это решило вопрос раз и навсегда.

Через неделю доставили окончательный список специальных номинаций. Комитет предлагал кубки «Лучшему трехцветному колли», «Лучшей самке с пометом», «Колли с лучшим мехом и подшерстком», «Лучшему колли владельца-женщины», «Колли, выигравшему больше всего наград на других выставках». В самом конце списка и более крупным шрифтом, чем остальной текст, шли такие слова:

«Предоставленная досточтимым сэром Хью Лестером Мори из города Нью-Йорк — СПЕЦИАЛЬНЫЙ КУБОК ИЗ ЗОЛОТА В 18 КАРАТ ДЛЯ КОЛЛИ (условия будут сообщены позднее)».

— Золотой кубок! — вздохнула Хозяйка, поддаваясь искушению. — Золотой кубок! Ничего подобного я раньше не встречала на собачьих выставках. И… и разве не отлично смотрелся бы он в самом центре нашей Трофейной полки, вот тут… и все другие кубки засияли бы отраженным золотом? И…

— Не спеши! — засмеялся Хозяин, пытаясь скрыть за насмешкой над энтузиазмом жены собственное волнение (как это принято у мужчин). — Не спеши! Мы еще не получили кубок. Конечно, я запишу Лэда в эту номинацию. Но так же поступят все владельцы колли. Кроме того, даже если Лэд выиграет золотой кубок, нам придется покупать микроскоп, чтобы разглядеть эту вещицу. Вероятно, размером она будет с полпальца. Золотые кубки стоят золотых денег, знаешь ли. А мне почему-то не кажется, что «досточтимый сэр Хью Лестер Мори из города Нью-Йорк» выложит на сельскую собачью выставку больше десяти, ну пятнадцати долларов. Даже для Красного Креста. Думаю, это один из дружков Глюра с Уолл-стрит, которого тот уломал раскошелиться на специальную номинацию. Лично я первый раз о нем слышу. А ты?

— Я тоже, — призналась Хозяйка. — Но мне кажется, я уже начинаю любить его. О, Лэд, — открылась она псу, — я собираюсь мыть тебя лигроиновым мылом прямо с сегодняшнего дня. И буду расчесывать тебя по два часа каждое утро. И буду кормить тебя печенью. И…

— «Условия будут сообщены позднее», — перечел Хозяин. — Интересно, что это значит. Конечно, в специальной номинации может быть что угодно. Но…

— Мне все равно, что там будут за условия, — перебила его Хозяйка. — Лэду все по плечу. Да во всей Америке нет собаки лучше, чем он, и ты знаешь это.

— Я-то знаю, — с сомнением произнес Хозяин. — Но знает ли судья? Может, ты ему об этом скажешь?

— Ему Лэд скажет, — пообещала Хозяйка. — Не волнуйся.

Утром в День Труда к деревне Хэмптон потянулись сотни машин с окрестных земель радиусом в пятьдесят миль. С натугой одолев на первой скорости крутой склон, они въезжали в пресловутое поместье Хамилькара К. Глюра, Фермера с Уолл-стрит.

Сельскую тишь поместья взорвал разноголосый лай — от фальцета пекинеса до громового баса сенбернара. Открытое пространство газона, ограниченное с одной стороны конюшней, больше походившей на непотребный собор, было отдано под десять сдвоенных помостов для размещения трехсот участников Выставки. Над центральным выставочным рингом между двумя деревьями растянулся транспарант. По обоим его краям горели два красных креста, а по центру шла надпись:

Фермер с Уолл-стрит все же обладал своеобразным вкусом.

Десятимильная автомобильная поездка по утренней прохладце принесла Лэду немало удовольствия, хотя недельный курс мытья и причесывания заставил его заподозрить приближение ненавистной собачьей выставки. Машина еще не успела въехать под наводящие ужас феодальные врата «Башен Глюра», а уши и нос колли уже подтвердили, что самые страшные его опасения вот-вот подтвердятся.

Радость от поездки тут же улетучилась. Он с упреком посмотрел на Хозяйку и попытался спрятать морду под обнимающей его рукой. Лэд ненавидел собачьи выставки, как ненавидит их всякий умный и чувствительный пес. После описанного ранее печального случая Хозяйка воздерживалась от участия в узаконенном издевательстве над собаками, известном как выставки продолжительностью два дня и более. Но, обожая местные однодневные конкурсы, она постаралась убедить себя в том, что и Лэду они нравятся.

Вообще-то Лэд действительно предпочитал эти менее мучительные короткие мероприятия более длинным — так любой человек предпочтет один день тюрьмы или зубной боли двум и более дням тех же мучений. Однако Лэд знал (как знал и о множестве не столь очевидных вещей), что его любимые Хозяйка и Хозяин души не чают в этих отвратительных собачьих шоу и что он, увы, является неотъемлемой частью этого. И Лэд мужественно терпел. А хозяева заключили, что со временем и он полюбил Выставки.

Оставив машину, Хозяйка и Хозяин повели погрустневшего пса к столу регистрации, где им выдали номерную табличку, карту участника и указали место на помосте. Они как можно удобнее устроили Лэда в застеленной соломой ячейке, между надменным колли мраморного окраса и безутешным полугодовалым щенком, который безостановочно выл от страха.

Хозяин отправился было добыть воды для Лэда, но застыл с открытым ртом перед мраморным колли.

— Боже праведный! — пробормотал он, касанием руки призвав Хозяйку тоже посмотреть на необычное животное. — Это самая великолепная собака из всех, которых я видел. Да-а, если Лэд окажется в одном классе с этим чудом, то можно попрощаться с надеждами на выигрыш. Лучше сразу забыть о золотом кубке и звании «Победитель» среди колли.

— Ничего подобного, — возразила Хозяйка. — Я не собираюсь отказываться от надежды. Лэд ничуть не хуже этой собаки. Ни в чем.

— Но у судей будет другая точка зрения. Этот мраморный колли — сокровище. Откуда он взялся, вот что мне интересно. Сельские специальные выставки вроде этой не привлекают звезд из Клуба собаководов. Тем не менее он здесь, и сравнить его можно только с Серой Дымкой. Сплошное удовольствие смотреть на такое красивое животное. То есть, — спохватился он, — было бы приятно на него смотреть, если бы он не был соперником нашего милого Лэда. Я согласился бы даже на пинок, лишь бы не обрекать Лэда на проигрыш. Я не за себя переживаю и даже не за тебя. Мне Лэда жаль. Он поймет, что проиграл. Он все понимает. Лэд, дружище, прости. Мне страшно жаль…

Он наклонился и погладил атласную макушку Лэда. И Хозяин, и Хозяйка в выражении своей привязанности к Лэду часто доходили до абсурда, во всяком случае, так могло показаться тем людям, у которых никогда не было такой прекрасной собаки, — а их было подавляющее большинство.

Хозяйка и Хозяин вместе обошли секцию колли, старательно выказывая несуществующий интерес к лающим и тявкающим конкурсантам.

— Всего двадцать один колли, — подытожил Хозяин, когда они добрались до последней ячейки. — Среди них есть и неплохие собаки. Но нет ни одного, за исключением мраморного, который составил бы конкуренцию Лэду. А вот Мраморный — это наш Ватерлоо. Лэду предстоит первое поражение. Но уступит он достойному сопернику. Это, по крайней мере, утешает.

— Меня это не утешает ни капельки, — отозвалась Хозяйка и добавила: — Смотри-ка! Вон там выставлены призы. Давай подойдем. Может, и Золотой кубок там — если, конечно, он не слишком дорогостоящий, чтобы выставлять у всех на виду.

Золотой кубок был там. Его невозможно было не заметить — его блеск бил в глаза, бил издалека. Симпатичные серебряные кубки и медали с гравировкой казались рядом с ним никчемными безделушками. Ценный приз уже собрал вокруг себя некоторое количество восхищенной публики. С другой стороны стола на толпу с кислым недоверием взирал деревенский констебль.

Золотой кубок представлял собой огромную чашу из сияющего металла без каких-либо украшений и узоров, только на боку была выгравирована короткая строка:

«Специальный Золотой Кубок Мори. Вручен…».

Не возникало и тени сомнения в том, что трофей был сделан из золота в восемнадцать карат, как и было заявлено. По размеру и очертаниям сосуд напоминал половину дыни, а поддерживали его четыре простые ножки. Края чаши круто загибались книзу.

— Это… это же шляпа! Перевернутый котелок! — воскликнула Хозяйка, когда очнулась от потрясения. — И такого же размера. Ты видел что-нибудь столь же уродливое — и столь же баснословно дорогое? Ведь этот предмет, должно быть, стоит… стоит…