Остаюсь на зимовку (Охота пуще неволи. Трудный сезон)

Эрик Кудусов

Остаюсь на зимовку

Охота пуще неволи

Надо сразу же внести ясность: дело в том, что по профессии я не охотник, а геоморфолог, отдавший многие годы жизни науке о рельефе земной поверхности. Но однажды резко пошатнувшееся здоровье вынудило меня обратиться к врачам. Диагноз был неумолим, как приговор: истощение нервной системы. Лучший, если не единственный метод лечения — смена профессии.

Так в многоликом братстве охотников стало, как говорится, одним больше.

Правда, выбор не был абсолютно случайным. Я с малых лет пристрастился к охоте. В послевоенные годы ружье мог иметь каждый, даже школьник 5-го класса. Впрочем, тогда все было иначе. Нас, юных охотников, наставляли опытные люди. По инициативе правления общества охотников в Казани организовали секцию юных охотников, членом которого я стал одним из первых. Руководил секцией научный сотрудник Краеведческого музея незабвенный Сан Саныч. Мы выезжали за город в походы, и он учил нас понимать и любить природу. Но одно дело охота как развлечение или приобщение к природе и совсем другое — профессиональная охота.

И вот позади — два сезона, то есть две зимы, проведенные в тайге. Полная смена образа жизни. Единственная привычка, которой не изменил — это ведение дневника. Минувший сезон начался…

24 сентября

Пароход подошел к Верхнеимбатскому ночью. Здесь нет причалов, поэтому пассажиров переправляют к берегу на шлюпке. Когда шлюпка отошла, я остался на пустынном берегу Енисея в одиночестве. Было тихо, темно и холодно. Я постоял, прислушиваясь к тишине, чтоб немного успокоить радостное возбуждение. Наконец-то оборвана последняя нить, что связывала меня с шумным, суетливым и пыльным городом, с этой скученностью людей, раздражающей и утомляющей. Теперь все это позади, ушло вместе со шлюпкой, но стоять так, на холодном ветру, было не очень приятно, и я решил поискать временного пристанища. Однако на берегу не было никаких строений. Тогда я решил перетащить свои вещи в деревню. Для этого надо было подняться на угор. У гор по-местному означает «обрывистый берег», который вешние воды реки уже не заливают. Поэтому приенисейские деревни, как правило, стоят на угорах, а если выражаться научно, то на первых надпойменных террасах. Вот туда-то я и начал перетаскивать свой груз. Времени на это ушло около полутора часов. И когда я приволок последний рюкзак к дверям сельмага, ближайшего из всех общественных строений, начало уже светать. Здесь можно было расположиться и дожидаться утра, не беспокоя никого. Перед частным домом не отдохнешь: собаки покоя не дадут. Ведь в деревне каждый держит собаку, и чаще не одну.

Дождавшись утра, я направился к знакомому охотнику Фридриху Фишбуху, немцу по национальности, чтобы договориться о временном постое. Но договариваться не пришлось: увидев меня, он и его жена Нюра сразу предложили мне перетаскивать вещи и располагаться без стеснения.

Потом я побежал в контору и первым делом направился к Волкову, главному охотоведу.

— Завтра мы забрасываем охотников в тайгу. Постарайтесь сегодня подготовиться, — сразу ошарашил он меня.

— За один день?!

— Самолет заказан, ждать не будет.

— Что же, хорошо. Тогда ближе к делу.

— Что у вас есть и что вам нужно?

— У меня есть бензопила, — начал перечислять я, — но нет бензина.

— У меня тоже нет, — вставил Волков.

— Далее, одежда есть, лыжи есть…

— А на ногах опять ботиночки? — перебил он.

— Опять ботиночки, — в том же тоне ответил я ему. Волков покачал головой.

— Много в них не поохотишься.

— Ничего, это моя забота.

— Не совсем. Замерзнешь, а мне за тебя отвечать?

— Не замерзну, у меня есть валенки, — соврал я.

— Дальше.

— Дальше мне нужны капканы.

— Сколько?

— Четыреста по меньшей мере, — завысил а, зная, что никогда не получу этого количества.

— Нет, самое большее полтораста.

— Да что вы! У меня ведь ни одного нет…

— … Ладно — перебил он мою заготовленную тираду — еще тридцать штук второго номера, и больше ни одного.

Я состроил скорбную физиономию, в душе радуясь, что выбил такое количество.

— Что еще?

— Еще винтовку и карабин с патронами.

— Тозовку [1] получите, а карабин — нет. Будете с Карповым пользоваться одной.

— Как с Карповым?

— Так, что вы будете вместе охотиться.

— Я хочу один — начал я, но Волков не дал мне сказать слова:

— По технике безопасности я не могу отпускать вас в тайгу по одному. А Карпов такой же москвич, как и вы. Поделитесь там. Кстати, он уже месяц как забросился на вертолете. Собирался построить еще две избушки. Так что пяти избушек вам на двоих хватит.

— Но ведь он строил для себя, а не для меня. Зачем ему нахлебники?

— Ничего не могу поделать. Ему тоже одному не положено охотиться.

Я понял, что спорить бесполезно. К тому же смекнул, что, попав в тайге к Карпову, я уйду дальше, и все равно будет так, как нам хочется, а не начальству.

— Ладно, — сказал я примирительно, — давайте закончим с экипировкой. Мне нужны печки, лампы керосиновые, топоры, лопаты, гвозди, толь и прочая строительная мелочь. Все это на складе есть?

— Нет. Кое-что можешь купить в магазине, кое-что спроси у людей.

— Да вы что! Времени у меня мало, а денег нет совсем. Вот три рубля осталось.

Теперь его очередь была поражаться.

— Можем дать аванс всего на 150 рублей. Выкручивайся как знаешь.

— Ничего, выкручусь. Я закуплю продукты только до Нового года. А там вернусь с пушниной и доберу на вторую половину зимы.

— Сколько хочешь добыть? Оформи заодно договор.

— Тридцать штук.

Мое заявление вызвало общий смех — в кабинете было еще несколько человек.

— Оформляй договор на 12 штук, и, если добудешь их, считай, что тебе повезло.

— Почему вы так решили? По прошлому году? Но в этот году я охвачу гораздо больше территории.

— Чтобы поймать соболя, нужны не только ноги, но и голова и опыт. Да, а собака у тебя есть?

— Нет, но, я надеюсь, вы поможете мне в этом.

— Э-э, — махнул рукой охотовед. Очевидно, он хотел сказать этим, что я зазнайка и безответственный болтун.

— В общем, иди. Закупай продукты и керосин, получай оружие, капканы, деньги, оформляй документы, ищи собаку. В общем проявляй инициативу. Времени у тебя мало. Завтра летишь.

Вот так, с места в карьер, я ринулся «проявлять инициативу». Как оно все обошлось — объяснить невозможно, однако утром я был готов к отлету в тайгу.

26 сентября

На следующий день мы не полетели — погода была плохая. Зато сегодня улетаем, хотя погода еще хуже. Я лечу третьим рейсом. За один раз увезти всех охотников невозможно: у каждого гора вещей. Моя «гора» самая маленькая — всего 500 килограммов.

Около каждой «горы» привязаны собаки. У моей «горы» стоит страж — полуторагодовалый щенок. Я купил его в кредит у местного учителя. Характеристика на пса была следующая: на охоту ни разу не ходил и не известно, какой из него получится охотник, но охраняет дом хорошо. Очень злой, даже же на людей бросается. Зовут Ворон. Я заявил, что если из него не выйдет охотник, так хоть будет с кем поговорить в тайге. На том мы и порешили.

Песик оказался на редкость мелким. Таких в деревне больше нет. Отчасти поэтому, а отчасти и потому, что птичье имя его мне не понравилось, я решил перекрестить пса в Мальчика. Имя собаки должно быть звучным, чтоб можно было звать ее в тайге на всю силу легких. Звук же «а» более открыт, чем «о».

Нас, охотников, которых забрасывают на далекие угодья, совсем немного — семь человек. Остальные сами добираются по рекам и речкам на своих лодках. Четверо из отлетающих имеют свои угодья на Вахте, в 200–350 километрах от устья. Река эта очень порожистая. Подниматься по ней в одиночку даже на облегченной и специально подготовленной лодке почти невозможно. А с нашим грузом — и разговоров быть не может. Вот поэтому-то в наиболее удаленные угодья охотников доставляют на гидросамолетах или вертолетах. Мой участок самый дальний, но я вылетал последним рейсом, так как прибывал в обжитое место, «к поджидающему меня напарнику».