Охота пуще неволи (СИ)

Охота пуще неволи

Как и обещал, начал серию рассказов об охоте. Случаев забавных, а иногда и не очень, на охоте происходило немало. Часть из них пришло время поведать. Заодно совместим с обещанными рассказами по русской мистике.

Начало моей охотничьей, так сказать, деятельности, положил случай, объяснения которому я не могу найти до сих пор. Я имею в виду, рационального объяснения. Итак, я впервые попал на охоту, в весьма юном возрасте, взятый с собой пресловутым Плейшнером. Папа мой - Плейшнер, как уже вполне очевидно, о чем свидетельствует и дальнейший приговор суда, особой законопослушностью не отличался. Можно, как пример, вспомнить, что когда переехали в поселок Темь, то он бегал пьяный с ружьем по соседям и заставлял молиться несуществующим богам. А чего стоит его прослушивание избранных речей Черчилля? Причем, на языке оригинала, которым папенька совершенно не владел! Или распевание нацистских песен под мудрым руководством отца мачехи краснолицего Бориса Николаевича.

Поэтому матерый браконьер Плейшнер поперся в заповедник. У нас там так было – слева от грунтовки охотничий лес. Справа, о чем свидетельствовала табличка, во многих местах пробитая дробью[1] – заповедник. Там не то что бы кто-то охотился. Туда местные скорее изредка на рыбалку ходили – озер там лесных много было, с неимоверных размеров матерыми линями. Хотя, на мой вкус, линь жирноват: и жарить можно без масла и на ухе вчерашней с пару пальцев толщиной слой жира оседает. Зато холодное из линя выходит преотличное. Но опять же, я не любитель холодного, а если и ем, то из свиной головы приготовленное. И без всякой моркови!

– Костер разожги, а я пройдусь по округе, - возле одного такого озера меня папа и оставил. – И за рюкзаком смотри, чтобы не украли!

– Да кто его тут крадет? Тут же нет никого.

– Мало ли? Сейчас нет, а через час набегут…

– Кто набежит?

– А я откуда знаю? Кто-нибудь да набежит…

Он, обвешанный патронташами и ягдташами, весьма напоминал карикатуру на лысого охотника. Попрыгал, проверяя, нет ли звона, и важно потопал по берегу озера. Вскоре скрылся в зарослях. Спустя примерно час с противоположной направлению его движения стороны начали раздаваться выстрелы, причем отнюдь не охотничьих ружей. Потом некоторое затишье, опять сменившееся стрельбой и звуками взрывов. Потом наступила тишина. Даже птицы замолчали, и деревья не скрипели на ветру.

К тому времени, признаться, был изрядно напуган. А потом стала играть музыка – как патефон и песни на немецком языке. Я понял, что пора отползать. Залез под здоровый пень и там окопался. Мало ли – вдруг немцы вернулись? И вот так часа три примерно продолжалось. Точно оценить время я был не в состоянии, так как часов у меня не было. А потом опять наступила полная тишина, и больше уже никаких звуков неприродных не было слышно. Еще где-то примерно через час, когда начинало уже темнеть, притянулся, подобно ленивому игуаноподу и Плейшнер.

– Влад ты где? – осмотревшись, позвал он меня.

– Тут я, - отозвался я из-под пня.

– Где тут? – раздраженно вопросил отец. – Почему костер не горит? Рюкзак хоть не потерял?

– Да вот он, - я выполз из-под пня и продемонстрировал его драгоценный рюкзак. – А ты где так долго ходил?

– Да заблудился я…

– Ты же говорил, что в лесу невозможно заблудиться! И у тебя же компас есть.

– Вот умудрился как-то, - он смущенно покосился в сторону. – Видать, леший водил.

Несмотря на то, что носил компас, он заблудился и ходил кругами по одному и тому же месту. Чего, честно сказать, с папашей ранее не случалось. При всем его фаллоцентризме, надо признать, что заблудиться в лесу даже он не мог.

– А ты почему под пнем сидишь?

– Потому что стреляли…

– Так-то ж охота, понятное дело, что стреляют!

– И взрывы…

– Какие взрывы?

– А я откуда знаю. Тоже охота? Еще музыка была.

– Что за музыка?

– Немецкая какая-то старинная. Как патефон.

– Странно, я ничего не слышал, - он с хрустом поскреб лысину крепкими ногтями. – Собирайся, надо делать ноги из этого места. Что-то тут явно нечисто.

Закинул рюкзак на спину и почесал по лесу так быстро, что я едва поспевал за ним. Больше в тот район он на охоту не ходил.

Вот какие комментарии получены по данному случаю (орфография и пунктуация сохранены): «Я в лесу тоже мы шли в походе зимой, человек десять, я музыку слушал, хотя никто больше не слышал, потом пришли на место, в овраге сели у костра, я на верх пос…ь поднялся и НЛО большое увидел. Музыка странная очень была, играет множество инструментов, а мелодию понять не могу». Так что, как видим, случай не единичный и не только для тех мест характерный.

Кстати, через несколько лет, в тех же примерно местах, сошел с ума Моргун - отец Сашки Моргуненка, который с моим младшим братом «АУН» организовали. Пошел он туда по грибы, и пропал. А когда через три дня его нашли, то кричал, что жена его там была и обратилась в змею, и пыталась его укусить и спуталась в клубок с другими змеями. Очень экспрессивно себя вел и отказывался возвращаться домой. Потом, возле совхозной конторы, сорвал с себя одежду, встал на четвереньки и начал выть по-волчьи. В итоге, попал в «учреждение закрытого типа». О дальнейшей его судьбе мне неизвестно. Хотя, попытаюсь выяснить. Скорее всего, тоже помер уже. Да, после того как его в дурдом увезли дома у них, в углу, начало что-то тикать. Я сам, помню, приходил – правда, время от времени в углу что-то по звуку как «тикало». И непонятно что это было. Полтергейст прямо натуральный.

Был еще некий казус. Однажды, с крестным отцом моего младшего брата Пашки - Леонидом Филипповичем, в поисках его пропавших собак, колесили мы по зимним лесам. Был он тогда начальником цеха на автозаводе, подшефным хозяйством которого был наш совхоз. И по зиме приезжал на всё время отпуска к нам в деревню – на охоту. Жил у нашего соседа Кольки Лобана[2], а по вечерам играл у нас в карты. Бывало, нальем себе по литровой кружке сделанного мною вина и сидим весь вечер в «дурака», по парам, вчетвером, играем. Я с Филипповичем, а Пашка с отцом в паре.

Охота же его обычно выглядела так. Он привозил с собой каждый год новых собак. В первый день охоты их терял, а потом весь отпуск колесил на своей оснащенной КУНГом машине ГАЗ-66 по лесам и перелескам в поисках. Время от времени останавливаясь и дуя в пионерский горн, пытаясь приманить собак. То еще зрелище было, надо заметить. В тот раз, мы с ним, в поисках собак, заехали в какую-то деревню, не отмеченную на нашей карте. А карта, надо сказать, была у нас военная, весьма подробная. Деревня довольно большая, раскидистая. На одном конце деревни висел красный советский флаг, хотя Союза уже не было, а на другом – украинский (как ныне скажут «бандеровский»[3]) «жовто-блокитный» с трезубцем. Машин, по словам местных жителей, там не видели со времен немецких танков (!), которые и проложили эту колею. Там мужики вообще в старинной военной форме советской, в основном, были.

Говор был какой-то дикой смесью из русского, украинского и белорусского языков – такого я больше нигде не встречал. Телевизор один был на всю деревню, еще с линзой водяной и все ходили его смотреть, а хозяин выдавал билеты какие-то 30-х годов прошлого века. Жили местные жители, преимущественно, дарами леса и скудными колхозными посевами. За пару километров вокруг деревни даже вороны не встретишь – все повыбили. Тишина стоит жуткая. Техники никакой у них никогда и не было. Никаких тракторов. Сеяли, сажали и пахали на лошадях и коровах.

Мужик, у которого мы ночевали, держал в клетке из металлической сетки лису.

– К новому году на стол держу, - пояснил он нам.

Глядя на огромные дыры в закопченном потолке уточнять про лису как-то особо не хотелось.

– Поужинаете с нами? – спросил Филиппович.

– Почему бы и не поужинать? – солидно согласился хозяин, доставая из русской печи чугунок с картошкой. – С хорошими людями поужинать завсегда рад. У вас может, извиняюсь, и выпить есть?