Якви

– Конечно, потом. Но не теперь.

– Для меня опасно настоящее. Только представить себе, что вы любите меня. Я не думал, что вы способны любить. Слушайте! Мне кажется, что-то должно помешать вашей свадьбе или случится после нее. Но нельзя быть в этом уверенным.

– Кто знает! – прошептала она, и в глазах ее вспыхнула надежда.

– Долорес, если так или иначе Пирец исчезнет из вашей жизни, вы станете моей женой? – спросил он хриплым голосом. Еще ни разу до сих пор он не предлагал ей брака.

– Если эта призрачная надежда заставит вас остаться, сделает вас счастливым – да, сеньор Монтес! – ответила она.

Наступило время, когда Якви понадобился на фабрике, где извлекались из листьев волокна генеквена. Он стал ценной машиной-инструментом, который не ошибался и не тупился. Надсмотрщики шептались между собой: «Потребовался бы не один человек, чтобы справиться с этим черным великаном» – и они почти перестали наблюдать за ним. Он мог бы убежать. По необозримым полям генеквена он мог добраться до джунглей и, повернув на север, дойти до океана. Не раз подобный случай представлялся Якви. Но он уже не смотрел на север.

Сначала он должен был бросать листья генеквена в пасть давильной машины. Сочный, ароматный, двадцатифунтовый лист обращался в липкую массу, в которой сверкали белые нити волокон. Из этих волокон делались веревки уступавшие по качеству только манильским.

Через некоторое время он получил повышение. Его перевели в отделение прессов, где он должен был орудовать сильным железным прессом, приготовляя генсквеновые кипы. Это был высокий, странный на вид предмет, продолговатый по форме, похожий на ящик, открывающийся во внутрь. С помощью рычагов производились определенные движения. Длинные связки волокон генеквена, принесенные из давильного отделения, складывались в пресс до тех нор, пока он не был наполовину заполнен. Тогда движением рычага машина закрывалась и снова открывалась. Эта процедура повторялась несколько раз. Потом управляющий машиной, сойдя с помоста, должен был встать на волокна, находящиеся в прессе, и утаптывать их. После этого в машину клались новые связки. Наконец она настолько наполнялась, что, казалось, уже не было возможности ее закрыть. Но действием рычага огромные стальные челюсти начинали постепенно сжиматься и, наконец, смыкались. Тогда откинутые боковые стенки обнаруживали большую, ровную кипу из генеквена, готовую к погрузке.

Якви научился так искусно обращаться с прессом, что эта работа была всецело возложена на него. Когда носильщики уходили за новыми связками волокон, он оставался один в комнате.

Казалось, какое-то странное соглашение возникло между Якви и прессом для волокон. Если Якви управлял им, он всегда действовал исправно. Якви знал точное количество волокон, нужных для выделки кипы высшего качества. И он был так аккуратен, что все кипы спрессованных волокон получались одного веса. Они выходили из пресса сверкающие, белые. Какое-то странное родство было между этой машиной со стальными челюстями и тем, что жило в душе Якви – постоянной, неукротимой ненавистью, страшной, выжидающей, готовой на все.

III

Пирец, в торжестве своего тщеславия, очевидно, находил удовольствие быть великодушным к человеку, который, как он инстинктивно угадывал, был его соперником.

Однажды, когда Монтес подъехал к асиенде, он застал донну Изабеллу и Долорес в обществе Пиреца и его родителей. Молодой офицер сейчас же весело обратился к нему:

– Сеньор, пожалуйста, уведите куда-нибудь Долорес! Моему отцу надо поговорить с донной Изабеллой. Это должно быть тайной для Долорес. Прогуляйтесь с нею, поболтайте, развеселите ее, сеньор, поухаживайте за нею!

– Вы согласны, сеньорита? – сказал Монтес.

Если они ожидали, что Долорес будет недовольна, они ошиблись. Не проронив ни слова она отвернулась от будущего супруга, чтобы следовать за Монтесом. Они пошли по затененной пальмами дороге к огромному, залитому солнцем, пространству полей генеквена.

– Я ненавижу Пиреца! – воскликнула она вдруг.– Он хотел подразнить вас. Он считает меня своей рабой – существом без души и сердца. Сеньор, ухаживайте же за мною!

– Вы будете его рабой – скоро,– прошептал с горечью Монтес.

– Никогда! – вскричала она страстно.

Они дошли до конца тенистой дороги. На полях не работали. Монтес видел индейцев, неподвижно стоявших в тени генеквена.

– Долорес, вы серьезно говорите это? – спросил Монтес возбужденно.

– Что я никогда не буду рабой Пиреца?

– Нет, то, что вы сказали раньше.

– Конечно,– ответила она.– Ухаживайте за мною, сеньор! Он этого хотел. Я должна учиться быть послушной.

Она говорила со злобным презрением, не глядя на Монтеса, не думая о смысле своих слов. Но, когда Монтес заключил ее в объятия, она вскрикнула и стала вырываться. Но он удержал ее. Не упуская ее из рук, он вдруг наклонил голову и поцеловал ее красные губы, раскрытые для слов протеста.

– Пустите меня! Я говорила не об этом. Монтес, не надо! Не заставляйте меня…

– Поцелуйте меня! – шептал Монтес.– Он этого хотел. Я умоляю вас.

Коротким безумным поцелуем она ответила на его поцелуй и вырвалась из его объятий.

– Что я сделала! – прошептала она, закрывая лицо руками.– Теперь я еще больше буду любить вас. Мое сердце будет разбито.

– Долорес, я не могу уступить вас Пирецу! – сказал Монтес с отчаянием.

– Слишком поздно, дорогой. Я должна стать его женою.

– Но вы любите меня, Долорес?

– Да! Я люблю вас. И до сих пор не знала, как горячо! – воскликнула она.

– Убежим, Долорес,– стал умолять он.

Она печально покачала головой и вдруг, взглянув вперед, увидела Якви. Его большие, горящие, глубоко ушедшие в орбиты глаза пристально смотрели на нее.

– О, этот ужасный Якви,– прошептала она.– Это он всегда следит за нами во время боя быков… уйдем скорей, Монтес… Он видел нас, он видел меня… идем.

По их возвращении домой старый дон возбужденно приветствовал их. Он сиял от счастья. Ему удалось соединить две лучшие фамилии Юкатана, что создаст величайшую плантацию генеквена.

У прекрасной сеньориты было много поклонников. Но эта свадьба имела исключительные преимущества. Уже не говоря о соседство и богатой производительности обеих плантаций, лейтенант Пирец, состоя на военной службе, располагал пленными для работы на полях. Старый дон открыто высказывался, что обязан успехом генеквену, и решил, что в свадебных торжествах должны играть роль продукты, получаемые с плантаций.

– Но как включить генеквен в программу праздника? – заключил он в смущении.– Я бессилен придумать что-нибудь. Сын, ты должен заняться этим.

Молодой Пирец ничего не ответил. Завладев рукой невесты, он шепотом сообщил Монтесу:

– Мы обсуждали свадебные подарки. Это и было секретом. Никто не увидит их до свадьбы.

Монтес опустил глаза и задумался, нахмурив брови. Позже, когда поденщик привел его лошадь, он отозвал Пиреца в сторону.

– Мне пришла в голову блестящая мысль,– сказал он таинственно.– Велите Якви выбрать лучшие волокна генеквена, чтобы приготовить такую красивую, совершенную кипу волокон генеквена, какая еще никогда не выходила из пресса. Пусть Якви положит в кипу свадебные подарки перед окончательной прессовкой и после венчания отнесет его в дом донны Изабеллы.

Молодой Пирец в восторге захлопал в ладоши. Какой чудесный план! Он поблагодарил Монтеса и попросил его держать придуманное им в тайне. Молодой лейтенант увлекся планом. Это будет оригинально и будет соответствовать событию. Пирец заставит Якви отложить лучшие волокна. Он сам будет наблюдать за работой индейца. Он велит ему предварительно проделать опыты с прессом, чтобы в последний час не вышло остановки. А в день свадьбы Пирец сам отнесет подарки на фабрику. Никому он не позволит прикоснуться к драгоценностям, в особенности к чудесному жемчугу, который будет его личным даром.