Трое с площади Карронад

н. Будто Славка вернулся из трудного похода, где было много бессонных ночей. Но, падая на постель, Славка успевал тайком от мамы сунуть под подушку конверт с билетами. На всякий случай...

Они отдали соседям ключ, уехали в аэропорт, а через восемь часов перед Славкой было ночное море и мигали маяки. И Славка знал, что прежней жизни больше не будет.

Сначала было всё-всё хорошо, а теперь опять горько и беспокойно. Славка лежал и думал: почему? С чего это началось? Не сегодня, не с телеграммы. Наверно, с того разговора на школьном дворе. С рассказа Светланы Валерьяновны о незнакомом Андрюшке Илюхине.

Тогда словно облако прошло по ясному солнцу.

Славка думал в тот день: позабудется, уляжется беспокойство. И правда, он ходил по Городу, купался в море, сидел на уроках, таскал на плечах Наездника, и вроде бы снова всё стало, как надо. Солнечно, радостно.

А сегодня — опять тревога. Сначала этот крик на улице, потом телеграмма... Опять словно замотались на ветру флаги Новэмбэр и Чарли.

Славка вертелся. У простыни были жёсткие швы, горела расцарапанная нога. Больно так...

Но сильнее боли было ощущение опасности. Она подкрадывалась с двух сторон. Брала Славку в клещи. Отчаянные мысли о телеграмме перепутывались с мыслями об Илюхине. Два этих страха, две опасности смыкались, зажимали Славку в кольцо. Но почему? Телеграмма — это ясно. А Илюхин? Он-то при чём?

Будто он должен был что-то важное сказать Славке, о чём-то предупредить и не успел.

Не успел Андрюшка, не стало его в один миг...

"Почувствовал он что-нибудь или нет? — мучаясь, размышлял Славка. — Понял ли, что это смерть? Каким был его последний миг? Вспышка, удар?.."

Говорят, ощущения бегут по нервам к мозгу, как ток по проводам. Чтобы увидеть и почувствовать что-то, нужно время. Очень-очень короткое, но всё-таки время. Может быть, Андрюшка перестал существовать раньше, чем нервы передали сигнал о взрыве?

От мысли, что Андрюшка не успел испытать ни страха, ни боли, стало немного легче. Не было для Андрюшки ни толчка, ни пламени — сразу темнота. Или даже темноты нет? Ни-че-го...

Как это? Жил-жил и сразу — ничего?

А если бы это с ним, со Славкой? Если бы тот гад нажал тогда на спуск?.. Мама потом успокаивала, говорила, что не мог он выстрелить, не хотел: просто попугать решил. Но Славка-то знал, что мог. Хотя бы случайно: у него же пальцы тряслись, у психа... И тогда — что? Наверное, всё же был бы горячий удар в грудь...

А потом?

Славка представил себя, будто со стороны. Как он лежит ничком, и волосы от оленьей шкуры прилипли к мокрой куртке. И наверно, всё так же торчала бы кисточка на макушке... А потом вбежала бы мама...

Что было бы с мамой?!

Славка дёрнулся и сел.

Как же так вышло? Он стоял у стены — чурбан чурбаном — и совсем не подумал о маме.

Вот почему его мучит Андрюшка Илюхин!

"Вам игрушки, а отцам и матерям на всю жизнь слёзы!" Нет, тогда было не до игрушек, но всё равно... Почему он не по думал?

"Один был у родителей... Мать вся