Трое с площади Карронад

та удивились.

— Это я для Потапенко нарисовал, — пробормотал он. — Она просила зайца, чтобы сшить такого же, как раньше, а я не стал. Я подумал: зачем вам другой Артемка? И вот этого придумал...

— Женька! Значит, Любка тебе все рассказала?

— Она же слово дала, — сказал Тим.

— Она еще раньше рассказала, вечером в воскресенье. Она уже все знала... Ребята, я ей сказал, чтобы молчала намертво! И сам...

"А ведь правда: он в понедельник и вида не подал, что знает", — подумал Славка.

— Ну и хорошо, — решительно сказал Тим.

В самом деле хорошо. Не надо будет ничего скрывать от Женьки.

Они уложили рисунки в папку и сели на скамью. Помолчали. Потом Женька спросил:

— А этот... которого она сшила... Его как зовут?

— Шастик, — сказал Славка.

— Он плавает с вами?

— Плавает. Завтра увидишь, — пообещал Тим.

— Я его живьем-то и не видел, — объяснил Женька, — Она сшила и даже не показала.

— Странная она, эта Любка, — сказал Славка. — Я ей говорю тогда: "Спасибо за зверя", а она как фыркнет: "П-жалста..." И больше разговаривать не стала. Пошла драться с Савиным.

— У каждого свой характер, — заметил Тим рассудительно.

Стало еще темнее. На военных кораблях переливчато и немного печально заиграли горнисты. Это значит, верхний краешек солнца ушел за морской горизонт. Над Орудийной бухтой зажглись огни. Вдали коротко прозвенели куранты: три четверти. Славка пошарил в кармане, достал мамины часы и положил на левую ладонь. Темнота наваливалась очень быстро, но он различил циферблат и стрелки. Было без пятнадцати минут семь. Рядом с часами темнела маленькая точка — след карандашного прокола. Тимкина веснушка. Славка осторожно согнул пальцы, словно хотел согреть севшую на ладонь бабочку...

Из недалекого переулка, где светились окна, выбежали на площадь четверо мальчишек. Разглядели в сумерках, что кто-то есть на скамейке, и подошли.

— Тим! Ребята, Тим пришел! И Славка!

— А это Женька, — сказал Тим.

— Погоняем искорки?

— А биток есть?

— Вот. — Мальчишка протянул зазубренный кусок железа.

— Похоже на осколок, — сказал Женька.

Славка взвесил железо в руке:

— Тяжелый. Хорошо бьет?

— Здорово! Попробуем?

— Вставайте на тот край, — сказал Тим. — А мы здесь, втроем.

Ребята убежали метров за двадцать и выстроились там еле различимой шеренгой.

Славка изогнулся и метнул осколок. Метнул, будто плоский камешек по воде, чтобы "напечь блинов". Славка умел рассчитывать рикошеты. Когда-то смертельный, а теперь безвредный кусок железа со звоном помчался над землей. Он выбил из камней яркие-яркие искры.