Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)

- А если я скажу, что так? А если скажу, что нет? Какая будет в этом для вас разница? – Он поднес рюмку ко рту и выпил содержимое одним глотком. – Просто, вы наступили на наш амбициозный мозоль.

Эсэсовец опустил голову.

- Я знал, что так и будет. Я же знал, что если мы и попадемся, то по причине чьих-то амбиций или по дурацкой случайности. Ведь сам по себе план был гениальны.

- Мы совершили ошибку, - сказал Козловский.

- Да. Но я не думал, что все сорвется по причине амбиций пары офицеров. Причем, делающих то же самое, что и мы.

- Ты лучше нас не сравнивай. Мы, - Холмс акцентировал это слово, - мы никого не убили.

- Ой, перестань. Тебе жалко эту пару фанатиков нацистов? Ты предпочел бы, чтобы сокровища остались ненайденными или сделались добычей военных преступников, которые откопали бы их после войны? По причине их доносов пропало бы несколько порядочных людей. Ты об этом жалеешь?

- А Надя? Тоже фанатик?

- Производственная ошибка. И по вашей же причине, ведь это вы нас перепугали.

Холмс таинственно усмехнулся.- А уже после войны? Тот самый историк искусств, которого вы приняли на работу, и который, как оказалось, был радиотехником…

Цукерман только головой качал.

- Я же знал, что так и будет, - повторил он. – Что вляпаемся мы из-за глупейшей случайности.

- Так это был случай?

- Черт подери, да! Банальный несчастный случай во время чистки оружия. Этот тип сам застрелился.

- И я обязан в это поверить?

- Никаких доказательств я тебе не представлю. Но подумай: ну чем бы нам мог повредить тип, который в армии служил радиотелеграфистом? Вот что он мог бы нам сделать? Да он ни о чем бы и не додумался.

- Это правда, - подтвердил Козловский. – Те, которых мы убили в Фестунг Бреслау, были виртуозами в своей профессии. Для нас они были страшны, потому что, как только стали догадываться, к какой работе мы их привлекли, их фанатизм мог завести нас на виселицу. А вот о том, что тот несчастный, который получил смертельное огнестрельное ранение, бегал с радиостанцией во время войны, мы узнали только лишь после его смерти.

- Об этом я и говорю, - вздохнул Цукерман. – На наш след после войны вы наткнулись по чистой случайности. Вы размышляли так: этот тип работал в нашей комиссии, бывший радиотелеграфист, что-то пронюхал, а мы его… - провел он ребром ладони по шее. – Еще один труп в серии идентичных убийств. А оно нет! Властям мы соврали, что его пришили мародеры, чтобы избежать следствия. Так было легче всего.

Холмс налил себе вторую рюмку. Его эти аргументы явно убедили, потому что поляк улыбался.

- Удача способствует добросовестным и дерзким офицерам, - произнес он. – Так оно в жизни и бывает. Господь помогает тем, кто заслуживает помощи, а не тем, кто умоляет Его на коленях.

- Святые слова. – Козловский вновь занялся бутылкой. – Святые слова.

Командир десантников, видя, что происходит, приказал освободить пленных. Те, что были повыше рангом, пришли в салон, ведомые любопытством. Перестало хватать места. Атмосфера становилась все более нереальной. Ночь, занавешенные окна, огонь в камине, дым которого отпугивал комаров, и офицеры различных армий и самых разных подразделений. Два тайных союза. В воздухе носилось нечто такое, что заставляло вспомнить времена и произведения Артура Конан Дойла.

- А вот как у тебя появилась идея пережить конец войны? – спросил Холмс. – Ведь это же ты являешься мотором всего, так?

Цукерман кивнул.

- Точно таким же образом, что и капитан Шильке, только намного раньше.

- Но, с твоими связями и власти? Об Аргентине ты не думал?

- И что бы я там делал? Продавал хот доги или стал бы плантатором в каком-нибудь захолустье до конца жизни? По данной проблеме я размышлял, скорее всего, как ты. Сначала по-настоящему подзаработать, а потом сбежать.

- Но, даже так рискуя? Разве получше пути не было?

- Риск? Давай-ка я все расскажу сначала.

Профессор Козловский передал обязанности подчашего какому-то офицеру АК, присел поближе и водки себе не жалел.

- В истории мира был такой период, когда имелось пара римских пап…

Шильке вздохнул, Холм только лишь махнул рукой.

- Хорошо еще, что ты не начал с: "Вначале была тьма".

- Средневековая Франция конкурировала с Италией, а конкретно – с Ватиканом, - продолжил, не обидевшись, Цукерман. – По странному стечению обстоятельств в руках у французов оказалось несколько реликвий, доставшихся им в результате грабежа. Весьма ценных для столицы Петра. Весьма ценных, причем, в нескольких смыслах. А французы не желали отдавать из ни за какие сокровища, даже в более поздние и более цивилизованные времена. И они держали их в укрытии вплоть до того момента, когда они достались вермахту. А он тоже не хотел их отдавать. Ни французам, ни, тем более, итальянцам.

- А Ватикан откуда-то знал о судьбе этих дурацких реликвий?

- Ты недооцениваешь церковные источники информации, - усмехнулся Цукерман. – Папство пыталось заполучить их любой ценой, но в ответ всегда слышало традиционное, тевтонское "NEIN!".

- Догадываюсь, что эта информация каким-то образом попала тебе на стол.

- Именно. К тому же я знал, что эти сокровища хранятся в Бреслау. А мой дар предвидения говорил мне, что Рейх войну проиграет и церковные ценности спрячет вместе с остальными.

- Начинаю понимать.

- И, да, я сделал Ватикану частное предложение. Я был готов доставить им реликвии после войны взамен за гарантии безопасности.

- Они пошли на это?

Цукерман тяжело вздохнул.

- Если бы я протянул руку для поцелуя, ее, наверняка, целовал бы епископ. А то и кто повыше. Мне дали гарантии, сами выдумали, как все это перевезти в Италию, и заверили, что не будут любопытствовать, а что я везу с собой в дальнейшее путешествие. То есть, путь к безопасности и богатству был для меня открыт. Оставалась одна проблема.

- Как сломать систему, - догадался Холмс.

- Естественно. Только с этой проблемой я справился сразу.

- И как же это ты выдумал? – заинтересовался Шильке.

- Как и ты, мой коллега из абвера. Я подумал: и чего я стану себе ломать голову, для этого у меня не хватит мозгов. Для решения неразрешимых пробоем на этом свете существуют поляки. А самым лучшим примером здесь: раскодирование той системы, какой была "Энигма".

Все засмеялись.

- Какой-то странный народ, с детства живущий в уверенности, что если кто-то говорит "НЕТ", то его священной обязанностью является незамедлительно найти миллион способов, чтобы "НЕТ" тут же стало звучать, как "ДА". Начиная с Коперника, через цирковую повозку Држималы [93], до "Энигмы". Можно устанавливать сотни запретов и предписаний, а им на все это глубоко наплевать.

- Кое-что об этом я знаю, - Шильке глянул на Холмса.

- Я начал вытаскивать из концлагерей самые лучшие умы, кого требовал – из Ягеллонского, Львовского, Виленского университетов. На "раз-два" мне сообщили, что если систему нельзя сломать, то нет смысла тратить силы на ее расшифровку. Давайте поместим жучки в каждом транспорте, пусть немцы сами их тщательно спрячут вместе с драгоценностями, а потом пускай сокровища сами обратятся к нам посредством радио. Немцев, которые могли бы их запеленговать, после войны не будет, а у русских нет гониометрии.

- Гениально!

- Я бы и сам так определил. Наши профессора придумали, что на каждой более-менее высокой горе у нас имеется приемник, обслуживаемый придурками из Верфольфа, которым кажется, будто бы они спасают Третий Рейх. Как только лишь какой-то из наших передатчиков отзовется, они вызывают нас, а пеленгаторные машины делают все остальное. Всего открыть не было времени, но часть ценностей мы уже передали Национальному Музею. Мы же действуем официально в качестве государственной комиссии. Себе мы забираем только лишь маленькие, дорогостоящие вещи, которые легко перевозить.