Верность

– Мосье Паскье. Очень образованный и приятный человек. Завтра я его повидаю и поговорю о ваших делах. Он снесется с губернатором Индокитая, и в зависимости от ответа… Думаю, всё удастся уладить. Только климат там… Вас это не пугает?

– Лишь бы политический климат был достаточно мягок, а жара, черт с ней, привыкнем. Ведь живут же там французы.

– Живут. И умирают. Да что я! Вы, наверно, голодны, Алексей Александрович? Давайте поужинаем и за столом продолжим нашу беседу.

Гроссе позвонил. Вошел слуга‑китаец в голубом шелковом халате.

– Готов ли ужин? – спросил бывший консул.

…Ужинали втроём. Третьим был первый секретарь бывшего консульства Чистяков. За столом разговор зашел о шанхайских большевиках. У них уже есть стационер «Адмирал Завойко», своя газета, своя контора Добровольного флота. Они уже овладели в китайских водах тремя русскими пароходами, и скоро в их руках будут ещё три. Они ведут планомерное наступление на русскую колонию, и если бы не статусы Международного сеттльмента…

– Может быть, мы не ужинали бы сейчас в этой столовой, – с горькой усмешкой вставил Чистяков.

– Да, это наша вина, Иоганн Карлович, – покаялся Подъяпольский, – не сумели вовремя отобрать у большевиков этот корабль и ошиблись в его командире…

На Подъяиольского произвело большое впечатление великолепие консульства. Сияющий паркет зала и коридоров, лакированные панели стен, мягкие ковровые дорожки, тяжелая дубовая мебель, вылощенные служащие, выдрессированная прислуга, крахмальные скатерти и столовое серебро. Ночевал он в комнате приезжающих высокого ранга, на огромной кровати с балдахином накомарника и телефоном у изголовья.

«Жаль, что всё это поблекнет и придет в запустение, как только попадет в руки товарища советского консула», – подумал он засыпая.

120

В холодное декабрьское утро баронесса Таубе взошла на палубу блиставшего чистотой служебного катера, предоставленного ей капитаном порта. Над мутными просторами Вузунгского рейда возвышалась серая громада готового отплыть в Иокогаму трехтрубного лайнера, ближе к берегу вытянулись в две цепочки корабли белой флотилии. Они‑то и были её целью.

Таубе‑Волконская трезво оценила создавшееся положение и стала искать новые формы борьбы с большевиками и новых хозяев. Прежде всего она должна была выяснить, что собой представляют прибывшие моряки и можно ли их как‑нибудь использовать.

Побывав на «Патрокле» и на «Магните», она явилась на «Батарею». Здесь чувствовался относительный порядок. Вахтенный начальник задержал её у трапа и послал к командиру угрюмого матроса с её визитной карточкой. Через пять минут её повели к нему. Бездельничавшие на палубе оборванцы‑матросы бросали на проходившую даму неприязненные взгляды.

Чухнин принял её за представительницу американского Красного Креста и, путая английские слова, заявил, что готов к услугам миссис Моррисон. Заспанный вид сына известного черноморского адмирала не понравился баронессе. Не ответив на его английское заикание и грациозным жестом заставив командира посторониться, она по‑хозяйски удобно уселась на диван.

– Всё спите, командир? Смотрите не проспите ваших матросиков.

Чухнин на миг растерялся: перед ним сидела со вкусом одетая, ещё не старая женщина. На лице насмешливая и, пожалуй, жестокая улыбка.

– Я не понимаю, кто вы, сударыня? Русская или американка? И потом что это за тон?

– Тон русской американки, капитан второго ранга. Везет мне на этот чин! Я к вам приехала поговорить о ваших делах, а вы мне даже не предложили сесть, даже не представились! – Она засмеялась.

– Скажите всё‑таки, кто вы?

– Извольте. Была раньше Таубе. Слыхали о такой?

– Так это вы тогда с Хрептовичем на «Патрокле» ушли от большевиков в Нагасаки?

– Именно я. А сейчас поговорим о делах. Вы собираетесь захватить здешний большевистский стационер. Каким это образом? Нам с вами полезно обменяться мнениями. Ведь я уже больше года занимаюсь этим же вопросом.

«Так вот зачем она приехала», – подумал Чухнин. Решив, что баронесса может быть полезна в затеянной им авантюре, заговорил начистоту:

– Сначала, сударыня, я намеревался выйти в порт и схватиться с ним на абордаж. Тогда бы мы его взяли.

– Или они бы взяли вас. Последнее вероятнее: у победителей боевой дух сильнее.

– Это ещё вопрос, сударыня.

– Что же вам помешало? Местные власти не пускают в порт?

Чухнин молчал.

– Совсем недавно они собирались интернировать «Адмирала Завойко» за чрезмерную активность Клюсса. Но побоялись той самой армии, которая вас разгрохала. С вами, уж поверьте, церемониться не будут. Да и Клюсс настроен наступательно. Так что, я думаю, вам лучше с ним не связываться.

– Сейчас у нас другой план, сударыня. Уже двое моих офицеров побывали в гостях на «Адмирале Завойко»… В порядке разведки…

– Знаю. Наелись там пельменей и набрались большевизма от своих однокашников. Они скоро удерут от вас, командир, так я думаю о вашей «разведке». А устроить банкет на большевистском корабле и повторить историю с «Патроклом» – ерунда. Клюсс не командир «Патрокла» Кравков. Да и необходимый для нас человек сидит на «Адмирале Завойко» под замком и ждет трибунала. Так что оставьте ваш план и не компрометируйте и без того скомпрометированную флотилию… Газеты читаете?

– Я вас не понимаю, сударыня. Какие газеты? Английские?

– Да нет. Вот у вас на столе лежит «Шанхайское новое время».

– А‑а. Это вчера вечером развозили по кораблям какие‑то дамы. От русской колонии. Ещё не читал. А что?

– Да интересно там для ваших матросиков пишут. Достаньте из неё вкладной лист и прочтите, а я посижу.

Чухнин зашуршал бумагой и через минуту вспыхнул:

– Кто же это пишет такое? Здешние эмигранты? Как власти допускают?

– Большевики пишут, капитан второго ранга. В Шанхае свобода печати. И вам это пачками посылают в обложке эмигрантской газетки. А вы, не читая, команде раздаете. Сами у себя распространяете большевистскую агитацию!

– Я сейчас же прикажу собрать все газеты, сударыня, – отвечал Чухнин, нажав кнопку звонка на вахту.

– Бесполезно. Это уже делали на других судах. Газеты есть, а вкладные листы исчезли.

– Куда исчезли?

– Какой вы наивный! Матросики ваши припрятали. Оттого и волками на меня смотрят: буржуйка! Вот и ведите их на абордаж после большевистской амнистии!

Вошел матрос.

– Старшего офицера! – приказал Чухнин.

– Ну хорошо, – заключила баронесса, вставая, – вы в этой истории разбирайтесь, а я поеду к вашему адмиралу. Надо и с ним поговорить. До свидания, храбрый моряк! Только не спите одетым. У вас вся тужурка в пуху.

Улыбнувшись, она крепко пожала ошеломленному Чухнину руку и столкнулась в дверях со старшим офицером. Взбешенный, командир не пошел её провожать.

Спустившись в катер, баронесса подумала: «Какой всё‑таки невежа этот адмиральский сынок. Будет меня помнить».

Старк принял в её присутствии начальника штаба. Галантно поцеловал руку, осторожно спустив перчатку. Усадил в мягкое кресло. В каюте было душно и жарко, пахло табаком и копаловым лаком. Баронесса попросила приоткрыть иллюминатор.

На её сообщение о вкладном листе Подъяпольский спокойно ответил:

– Главное в этой прокламации её стержень, так сказать, обещание амнистии добровольно вернувшимся. Все на флотилии давно знают об этом ходе Москвы, но никто не принимает его за чистую монету. Ни один матрос, ни один офицер не собирается добровольно отдаться в руки большевиков.

Баронесса недоверчиво улыбнулась:

– Я давно сняла розовые очки, Алексей Александрович. По‑моему, ваши матросы, да и некоторые офицеры, скоро побегут. Это я прочла на их физиономиях. У вас создастся такой некомплект, что трудно будет уйти отсюда. А уходить надо. И поскорее.

Подъяпольский задумался. «Уходить. Но куда? Французы пока молчат». Адмирал тоже безмолвствовал, наморщив лоб и тяжело дыша. Наконец раздался его старческий, скрипучий голос: