Верность

Степенной рысцой подъехав к зданию русского консульства и оставив экипаж у подъезда, Александров неторопливо поднялся в вестибюль второго этажа и по‑английски обратился к молодому пригожему секретарю:

– Могу я просить вас об аудиенции у его превосходительства помощника по русским делам?

– Пожалуйста, сэр. Как прикажете доложить? – почтительно отвечал секретарь, несколько удивленный, что посетитель не протянул ему обычной в таких случаях визитной карточки.

– Commander Rufustom,[62] – отвечал Александров, довольный придуманным каламбуром.

Но секретарь не удивился: странные бывают у англичан фамилии. Недавно, например, стояла в Шанхае речная канонерка «Вудкок», а фамилия ее командира была Коквуд. Ведь подобралось же такое сочетание! И он ушел в апартаменты Гроссе, пригласив Александрова подождать в приемной.

Усевшись в кресло, Александров огляделся. Блестит натертый воском паркет. Панели мореного дуба. Под давно не беленным потолком бронзовая люстра, тяжелые темно‑зеленые портьеры. Из окна вид на реку и стоящий на бочке японский крейсер.

Но вот внутренняя дверь распахнулась, и в приемную в сопровождении секретаря вошел Гроссе. Сильно постарел. Его приветливая улыбка постепенно переходила в удивленную. Александров, привстав, изобразил на своем лице крайнее удивление, граничащее с испугом. Так смотрит охотник на внезапно появившееся из пещеры чудовище. Секунда прошла в молчании. Затем странный посетитель прохрипел:

– Как? Вы ещё здесь? Какую же страну вы представляете?

Секретарь смотрел на внезапно заговорившего по‑русски командера как на привидение. Гроссе дрожал от удивления и гнева, но не мог выговорить ни слова, а посетитель уже повернулся к нему спиной.

– Нет, мне нужен советский консул, а не этот живой труп! – прорычал «рыжий кот», спускаясь по лестнице.

Схватившись за сердце, бывший генеральный консул упал на стул. Секретарь бросился к графину с водой. Внизу зацокали копыта отъезжавшего фиакра.

К вечеру, оправившись от сердечного припадка, Гроссе сказал своим приближенным:

– Только сегодня я в полной мере почувствовал наше бессилие. Пора, господа, уходить со сцены…

116

Радиотелеграфист Дутиков прилежно просиживал ночи у радиоприемника в поисках русских передач. Его усердие было не напрасным: однажды под утро он услышал знакомую работу радиостанций кораблей Сибирской флотилии. Радиообмен шел открытым текстом, передачи были походные, но одно было неясно – куда идут корабли?

Клюсс каждое утро читал записи в журнале радиостанции. Мелькали знакомые фамилии. И вот наконец фраза: «По прибытии в Шанхай будет сдан в береговой госпиталь…» Дальше пропуск, но самое главное принято: флотилия идет в Шанхай. Клюсс обратил внимание комиссара на эту фразу.

– Значит, не в Нагасаки, как я раньше думал, а сюда, в Шанхай. Как будем готовиться к встрече?

– Нужно организовать агитацию среди команд за возвращение в Россию, за неповиновение командирам…

– А среди офицеров?

– Это труднее. Что мы можем им обещать? – сказал комиссар. – Справедливое возмездие за содеянное?

– Амнистию, Бронислав Казимирович! – воскликнул Клюсс, потрясая номером «Шанхай Дэйли ныос». – Сегодня все шанхайские газеты, каждая, конечно, по‑своему, сообщают, что во Владивостоке опубликовано постановление Губревкома об амнистии белым офицерам и солдатам, если они добровольно возвратятся на Родину и честным мирным трудом загладят свою службу в белой армии.

«С семьями белых, – стал переводить Клюсс, – и вообще с беженцами рабоче‑крестьянское правительство не воевало и не воюет и возвращению их во Владивосток не препятствует». Понимаете, что амнистия может повернуть вспять всю флотилию Старка?

Комиссар задумался, потом возразил:

– Могла бы повернуть, если бы офицеры поверили, что амнистия не обман, не ловушка. Для этого надо победить контрагитацию, которая здесь, в Шанхае, будет настойчивой, упорной.

– Согласен. Именно поэтому терять времени нельзя. Надо теперь же начать работу, чтобы значительная часть здешних белоэмигрантов задумалась над возвращением в Россию. А когда придет сюда флотилия – стремиться к общению с офицерами и матросами, агитировать за возвращение во Владивосток.

– Общение наладится само собой, если этому не препятствовать. Ведь у нашего личного состава на флотилии много прежних сослуживцев. Но добиться, чтобы целые корабли переходили на нашу сторону, трудно. Тут нужно или уговорить командира, или бунт…

– Понимаю, что трудно. Но это облегчит нашу главную задачу: добиться от китайских властей задержки и интернирования идущих сюда русских военных судов. Первый шаг в этом направлении я намерен сделать сегодня же. Сейчас поеду к доктору Чэну,

Комиссар со своей стороны не хотел терять времени. Рассказав Глинкову о походе белой флотилии и намерениях Клюсса, он созвал в каюту партийную группу.

Собрание открыл Глинков:

– Речь моя, товарищи, будет короткая. Нам стало известно, что на днях в Шанхай прибудет угнанная из Владивостока белая флотилия. И возможно, эти суда будут стоять рядом с нами. Вероятно, они предпримут новую попытку захватить наш корабль, может быть, будут и провокации. Одним словом, мы не знаем, что может случиться, но должны быть готовы ко всему. Командир принимает меры, чтобы обеспечить поддержку со стороны китайских властей. А нам нужно подумать о том, что можно сделать на корабле…

Павловский окинул собравшихся оценивающим взглядом и, вздохнув, начал:

– Наше положение, конечно, тяжелое. Это понимает каждый. Один плохо вооруженный корабль против десяти – пятнадцати вооруженных до зубов судов с многочисленными командами. Но не так страшен чёрт, как его малюют. Белые бежали из последнего русского порта и больше не имеют ни территории, ни правительства. Настроение у них, конечно, не боевое. Открыть огонь по нашему кораблю из своих орудий они не посмеют. Это грозит им обвинением в пиратстве и интернированием, так как вряд ли кто‑нибудь в этом случае станет оправдывать адмирала Старка: международная обстановка этого не позволяет. Англия накануне признания Советской России, а в Китае растет влияние и авторитет Сун Ят‑сена, давнего нашего друга. Но очередная попытка со стороны белых взять нас на абордаж весьма вероятна. К отражению подобных атак, вы знаете, давно приняты необходимые меры. Нужно только исправно и бдительно нести службу. Однако нельзя не учитывать и другую сторону нашего положения. Приморским губревкомом уже объявлена амнистия всем солдатам, матросам и офицерам белой армии, если они добровольно вернулся на Родину и честным мирным трудом загладят свои грехи. Нужно, чтобы побольше из них приняли протянутую им руку и морально разоружились. Поэтому мы не будем препятствовать матросам и офицерам общаться со своими прежними сослуживцами, но нужно, чтобы это общение было целеустремленным, чтобы оно не пошло нам во вред, чтобы не были раскрыты секреты нашей обороны. Нужна умелая, тонкая и настойчивая агитация за возвращение. Может быть, я всего не учёл? Прошу всех членов партгруппы высказать своё мнение, внести свои предложения.

Попросил слова Дутиков:

– Я хотя всё время на вахте в рубке, но при нужде могу и стрелять. Прошу выдать мне наган.

– Караул следует усилить, – предложил Губанов.

– Судно надо отвести туда, где побольше китайских и иностранных судов. Тогда беляки не посмеют стрелять из пушек, а винторезами нас не запугаешь, – сказал Шейнин.

– Когда эскадра Старка придет в Шанхай, увольнение на берег нужно сократить, чтобы побольше народа было на борту, – предложил Дойников.

– Главное для нас – готовность оборонять судно до последнего человека, – подвел итог Глинков, – в этом мы, большевики, должны быть впереди.

117

Доктор Чэн встретил Клюсса с улыбкой:

– Очень рад видеть в вас победителя, командир. Теперь вы скоро уйдете во Владивосток?

– Я пришел к вам совсем не с прощальным визитом. Вы, конечно, знаете, что в Шанхай на днях прибудет угнанная из Владивостока белая флотилия под командой адмирала Старка.