Портартурцы

Касаясь руками нежной женской кожи, видя перед собой прелестный профиль русской красавицы, которую она встретила в этой ужасной обстановке, Варя не могла удержаться: горячие слезы скатились из глаз на плечо раненой.

— Вы что это, сестрица? — нежно и участливо спросила Пелагея.

— Так неожиданно — женщина на позиции… уже нашла своего мужа. Борется вместе с ним.

— А вы разве еще не нашли?

— Нет, нет, не мужа я не могу найти… — Слезы беспрерывно лились из глаз Вари. Она их не вытирала, продолжая проворно работать руками.

— Успокойтесь, найдется. Кто он? А может быть, он здесь? — говорила Пелагея, при каждой возможности поглаживая руки Вари.

— Артиллерист он второй полевой батареи. Говорят, стоит она тут где-то.

— Верно! — воскликнула Пелагея. — Над нами, рядом. От нее нам всегда помощь. Чуть что японцы зарвутся— лапэровцы по ним шрапнелью. Иду я дня три тому назад из города, один из них на двуколке снаряды везет. Догнал, поговорили… Полный карман мне жареных бобов насыпал. «Кушай, говорит… Это вместо семечек». Иркутский он.

— Подковин, — задыхаясь, воскликнула Варя.

— Может и так… В сутолоке да грохоте не остаются имена в памяти. А лицо хорошо помню. Верхняя губа чуть-чуть вздернута. Глядит как будто исподлобья, а ласково… Лицо у него оспенное. Не сильно, а есть…

— Он! — шепотом сказала Варя.

— Я же и говорю вам… Ты теперь не сумлевайся. Найдем. Пойду с тобой и покажу дорогу на батарею, а то к ихнему обозу, где батарейные кони стоят… Обстрел кончится — и на горку подняться можно.

Бомбардировка третьего укрепления утихла. Японцы усилили обстрел третьего форта и всей линии правее его. Окончив перевязку раненых, Варя и Пелагея пошли на Курганную батарею.

— А я вот свыклась с этой жизнью и воюю вместе с Колей. Сердце у меня теперь спокойное и на душе радостно… А сразу после объявления войны испугалась я. Жутко стало и не могла я ни есть, ни пить, ни спать. Тянется сердце к Николаю, а он далеко. Писем не дождешься. Измучилась я, да и родные мои и Колины со мной замаялись. И сказала я: поеду на позицию. Тут как раз получили письмо, что полк ихний около Порт-Артура. Связала я узелок и на поезд. Дорогой меня запугивали. На каждой станции людей, оттуда едущих встречали… Командир полка долго противился, чтобы в строю была… Потом пустил в окоп на пробу. Я сразу за винтовку. Потом обмыла и обстирала Колю. Солдатики сразу со мной сжились. Я им обед приносила, чай. Это же очень в окопе дорого стоит: покушать вовремя… Японец — коварный, и сила его здесь против нас большая. Назойливый народ, а штыка не выдерживает. Не поверишь, а и я двух японцев заколола. Однажды дежурю у амбразуры, смотрю — ползет японец совсем близко, а за ним другие. Приготовилась стрелять, а у меня над головой один из них разинул рот и кричит: «Здравствуй, русский!» Взяло меня зло, я его пырнула штыком и тоже как закричу.

— Сайонара, япоша!.. значит — прощай, япоша.

Наши вскочили и отбили атаку. На моем япошке часы нашли и отдали мне. Вот они, посмотри — славные часики. А потом еще нашли целую пачку открыток с японскими красавицами… Много еще с японцами горя примешь. Но мы от них отобьемся, как бог свят. Принцев уже ихних несколько человек убили. У самого Ноги сына еще на Киньчжоу прикончили. Солдаты говорят, не может этого быть, чтобы япошка нас осилил. Да мы со стыда сгорим…

— Ты мне скажи, — перебила Варя спутницу. — Ты так и не могла успокоиться, пока не увидела Колю? Ведь у многих жены, но их здесь нет.

— Это было бы забавно, если б все жены были здесь, — засмеялась Пелагея. — Я об этом и не подумала… Только вот со мной так случилось. Я уже сказала: спокойна я и радостна. Пуль и снарядов как будто нет и не бывало никогда. Крепко мы любим друг друга. Потому я и решилась на такое дело, что знала: любит меня Николай. Легко мне было к любящему сердцу идти… А как он обрадовался мне!..

— А если бы сомневалась, что любит?

— Тогда о чем же разговаривать…

Варя побледнела и ускорила шаг.

— Вот те пушки видишь? Это второй полевой. Бьет еще туда изверг.

На перекрестке к летучему отряду подбежал орловец:

— Сестрица, поднимись к нам на несколько минут — тяжелораненых двое да четверо шрапнелью. Фельдшер не успевает.

— Ты беги, а я сейчас подойду, —ответила Варя.

Легкораненые, перевязанные батарейным фельдшером, спускались с горы.

Стрелок Федулин с осколком в ноге лежал на носилках вблизи блиндажа. Около него суетились фельдшер и орловец. Варя ощупала раненую ногу.

— Давайте кровоостанавливающей ваты и лубки. И сейчас же его под гору, а там передать велосипедистам или пусть увезут на ваших лошадях, их же у вас много.

Орловец и санитар понесли Федулина. Варя пошла рядом:

— Ваша батарея не из Нерчинска? — спросила она орловца.

— Да, оттуда. Она раньше в Забайкальском дивизионе была.

— А у вас есть солдат Тихон Подковин?

— Сейчас только привозил снаряды. Вот-вот опять встретится. А вы откуда его знаете?

— Его родственники в письме просили узнать о нем, — покраснев, ответила Варя.

— Вот-то обрадуется землячке. А вы тоже иркутская?

— Да, — чуть слышно сказала Варя.

В ложбину упало два снаряда. Разорвалась шальная шрапнель.

— На «сквозняке» продувает, — усмехнулся орловец. — Надо осмотреться и выждать. Тут и винтовочные пули часто царапают. Смотрите, осторожней.

— От своей пули не уйдешь. Так ведь говорят солдаты.

— А лезть на нее, на пулю эту, тоже нечего…

Орловец и санитар поставили носилки на землю.

С ясного неба светило полуденное солнце. Взрывы на фортах утихали, противник делал передышку. По дороге вниз тянулись раненые.

— Чего же мы ждем? — спросила Варя.

— Тут вот нужно побыстрее, сестрица, перебегать, и сразу же после взрывов, пока заряжают.

Сразу стало тихо. Ни свиста пуль, ни гула снарядов. Своим напряженным слухом Варя уловила стук далеко едущей двуколки.

— Пора двигаться, — обратилась она к орловцу. — Идите вперед.

Рой пулеметных пуль пронесся впереди у конца опасного пути.

— Улетели пчелки, — проговорил санитар. — Поторапливайся, не жди новых.

Варя торопливо шла и думала: «Вот он едет и не узнает. Лошадь испугалась снарядов и бросилась в ее сторону. Смяла. Тихон соскочил с двуколки, наклонился и узнал… Ей больно, но она улыбается…»

Через дорогу пролетело несколько пуль.

— Братцы! Подождите! — закричала Варя, хватаясь за правый бок и приседая на землю. — Подождите, — уже стонала она, упав на колени.

Орловец и санитар поспешно уносили раненого. Свист пуль подстегивал их. Из-за поворота, гремя, показалась двуколка. Орловец радостно закричал:

— Подковин! К тебе замлячка приехала! Сюда, скорее!

Двуколка поравнялась с носилками:

— Что ты кричишь?

— Да разве не узнаешь? Вот она. — Оглянувшись, орловец побледнел. Руки его затряслись. Вари сзади их не было.

— Смотри! Смотри! Беги! Да останови лошадь здесь! — волновался орловец, увидев сестру милосердия, корчившуюся на самом опасном месте. Несколько секунд он переминался с ноги на ногу, потом крикнул санитару, который вместе с ним нес раненого: — Станови носилки! Бежим!

Орловец первый подбежал к Варе и, подхватив ее за плечи, поволок вдоль дороги. К нему присоединился санитар. Подковин минуту ничего не понимал. Стон раненой точно кнутом стегнул его и он бросился вперед, оставив лошадь на дороге.

— Поддерживай под спину, — шепнул, задыхаясь, орловец. — Кажись, в правый бок угодило.

Подковин обхватил Варю за плечи. Орловец, выпрямившись, приподнял голову девушки.

— Варя, голубушка! — прошептал Тихон. У него подогнулись колени.

— Ты что? Не задерживай! — крикнул санитар, увидев, что тело Вари стало клониться к земле.

Две крупные слезы скатились из глаз Подковина. Но бодрость вернулась к нему. Руки раненой зашевелились.