Черный флаг (ЛП)

— И если я еще раз увижу, как ты болтаешься рядом с ней, или как ты по-идиотски пытаешься привлечь ее внимание, то купанием в море дело не ограничится. Я ясно выражаюсь?

Я кивнул.

— А что насчет удара коленом в бубенцы в отместку?

Он мрачно улыбнулся.

— А, это? Это личное.

Он добросовестно сдержал слово, и прошло немало времени, прежде чем я смог подняться на ноги и добраться до своей повозки. Тогда пострадали не только причиндалы — моя гордость тоже была изрядно избита.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В ту ночь я лежал в кровати и проклинал свою удачу. Я уничтожил свой единственный шанс с Кэролайн. Она была навсегда потеряна для меня благодаря этому жадному оборванцу Альберту, не говоря о Хэйте и компании. Я вновь пострадал от рук Тома Кобли, и отец одарил меня неодобрительным взглядом, когда я чуть позже обычного и — хоть я и переоделся — чуть более чумазый вернулся домой.

— Ты же не был опять в таверне? — спросил он мрачно. — Боже упаси, если я еще раз услышу, как ты чернишь наше доброе имя…

— Нет, отец, не был.

Он был неправ, я не зашел в таверну по пути домой. По правде говоря, я обходил пабы стороной с той драки у "Старой дубинки". Я говорил себе, что это встреча с Кэролайн так повлияла на меня. Практически буквально заставила протрезветь.

Теперь я уже не знал. Я стал сомневаться; возможно, мне была уготована такая жизнь — в пивной пене, около доступных женщин, у которых едва оставались зубы и еще меньше — приличия, и к тридцати годам продажи шерсти на бристольском рынке, я уже привыкну к такому. Я забуду все надежды о том, как сильно хотел увидеть мир.

Но потом произошли два события, которые все изменили. Первое воплотилось в джентльмене, который сидел на соседнем месте в баре "Георг и Дракон", одним солнечным полуднем. Аккуратно одетый джентльмен с пышно украшенными манжетами и цветастым галстуком снял свою шляпу, положил ее на стойку и указал на мою выпивку.

— Заказать вам еще, сэр? — спросил он меня.

Такое обращение внесло разнообразие в привычные "сынок, "паренек", "мальчишка", которые мне приходилось слышать ежедневно, если не ежечасно.

— И кого прикажете благодарить за выпивку? И что он может захотеть в обмен? — осторожно спросил я.

— К примеру, возможность поговорить, друг, — просиял от улыбки мужчина. Он протянул руку для рукопожатия. — Меня зовут Дилан Уоллэс, рад нашему знакомству, мистер… Кенуэй, не так ли?"

Уже второй раз за последние несколько дней я знакомился с человеком, который знал, как меня звали, но мне и в голову прийти не могло, откуда.

— Ах, да, — сказал он, улыбаясь, ("Он хотя бы дружелюбнее Уилсона", — заметил я про себя) — Мне знакомо ваше имя, Эдвард Кенуэй. У вас та еще репутация в округе. Более того, я видел вас в деле.

— Да ну? — спросил я, сузив глаза.

— Да, безусловно, — сказал он. — Люди, с которыми мне довелось общаться, говорят, что вам не в диковинку драться, тем более вы не могли забыть вашей драки у "Старой дубинки".

— Не думаю, что мне позволят забыть ее, — вздохнул я.

— Я вот что вам скажу — и скажу напрямик, потому как вы похожи на молодого человека, у которого есть нрав, и который потому не поддастся моим убеждениями, какими бы они не были. Вы когда-нибудь хотели выйти в море?

— Раз уж вы заговорили об этом, мистер Уоллэс, однажды я думал покинуть Бристоль и оказаться на корабле, вы правы.

— И что же вас останавливает?

Я покачал головой.

— Хороший вопрос.

— Вы знаете, кто такие каперы, мистер Кенуэй, сэр?

Я не успел ответить, как он это сделал за меня.

— Это буканьеры, которым Корона выдала каперские свидетельства. Понимаете, испанцы и португальцы собирают сокровища Нового Света, заполняя свою казну, и каперы или останавливают их, или захватывают их добычу. Вы понимаете?

— Я знаю, кто такие каперы, но все равно спасибо, мистер Уоллэс. Я знаю, что тебя не осудят за пиратство, если только не нападешь на корабли своего государства, так?

— Да, это так, мистер Кенуэй, сэр, — улыбнулся Дилан Уоллэс. — Как бы вы назвали ситуацию, если бы я потянулся за стойку за кружкой эля? Это была бы кража, так? Бармен может попытаться остановить меня, но что если бы я был освобожден от наказания? Что если бы у меня была печать одобрения? Вот о чем я говорю, мистер Кенуэй. Я говорю о возможности выбраться в открытое море и набрать столько золота и сокровищ, сколько найдется места на корабле вашего капитана. Тем самым вы не только будете работать с одобрения Ее Величества Королевы Анны, но и помогать ей. Вы же наверняка наслышаны о капитане Кристофере Ньюпорте, о Фрэнсисе Дрейке, об адмирале Сэре Генри Моргане? Все они — каперы. И почему бы не внести в этот громкий список имя Эдварда Кенуэя?

— К чему вы клоните?

— К тому, чтобы вы стали капером, сэр.

Я изучающе взглянул на него.

— Допустим, я обещаю подумать об этом, вам-то что с этого?

— Проценты, конечно же.

— А разве обычно вы не силой втягиваете людей в это?

— Не вашего калибра, мистер Кенуэй. Не тех, из кого могут получиться офицеры.

— Только потому, что я устроил многообещающую драку?

— Потому, как вы показали себя в этой драке, мистер Кенуэй, во всех смыслах.

Я кивнул.

— Если я пообещаю подумать об этом, то не надо же будет угощать вас элем в ответ?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда я лег спать той ночью, я знал, что мне предстояло сказать отцу, что моя судьба лежала не в овцеводстве, а в безрассудном приключении в роли капера.

Он расстроится, само собой, но, наверное, и вздохнет с облегчением. Да, с одной стороны, я помогал, принося пользу семье своими отточенными навыками торговли. Но с другой стороны, я пил, дрался и, конечно, охладил отношения с Кобли.

Вскоре после того, как мы обнаружили две овечьи туши в переднем дворе, случился еще один инцидент, когда мы, проснувшись, обнаружили, что кто-то выпустил ночью скот. Отец решил, что заграждение было намеренно подпилено. Я не рассказал ему, что случилось на причале, но было и без того ясно, что Том Кобли все еще точил зуб, и навряд ли это изменится в скором времени.

Я навлек эту беду на голову отца, и, может, если бы я ушел, то месть была бы прекращена.

И, когда я отправился на боковую тем вечером, в моей голове были только мысли о том, как преподнести отцу эту новость. И как мой отец преподнесет ее моей матери.

Но потом я услышал звук со стороны окна. Стук.

Я выглянул не без тревоги. Чего я ожидал увидеть? Я не был уверен, но воспоминания о Кобли были все еще свежи. Но там оказалась Кэролайн Скотт, сидевшая на своей лошади в бледном лунном свете двора, будто сам Бог озарял фонарем ее красоту.

Она была одета словно для урока верховой езды. Ее одежды были темны. На ней были высокая шляпа, белая блузка и черный камзол. Одной рукой она держала поводья, а вторая была приподнята, готовая бросить вторую пригоршню гравия в мое окно.

Я сам делал точно так же, когда хотел привлечь внимание девушки, и помню, как боялся поднять на уши весь дом. И поэтому когда я бросал камни в оконную створку, я сам безопасности ради стоял за каменной стеной. Но не Кэролайн. В этом и была разница между нашими положениями в обществе. Ее не пугало, что ее могут погнать с чужой собственности сапогом в спину и громкой пощечиной. Она была Кэролайн Скотт из Хокинс-лейн в Бристоле. За ней ухаживал сын человека со знатной должностью в Ост-Индской Компании. Тайная встреча или нет — а я не сомневался, что она была таковой — прятки за стеной были не для нее.

— Ну… — прошептала она. Я видел, как блики в ее глазах плясали в лунном свете. — Ты хочешь, чтобы я здесь простояла всю ночь?

Нет. Миг спустя я был уже во дворе рядом с ней и, взяв поводья, уводил ее с земли, пока мы беседовали.

— То, что ты сделал тогда, — сказала она. — Ты подверг себя опасности, чтобы защитить того юного воришку.