Собрание сочинений в 10 томах. Том 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев

Впереди каравана важно выступал Пурчун. Он нес хозяйское ружье, как знак своего высочайшего положения в отраде. Главное украшение ружья — красный холщовый чехол — непостижимым образом потерялось. Пурчун высказал предположение, что его унес тей. Ама — старые женщины деревни — поджидали путешественников на восточном краю моста с чанкелом — традиционным кубком вина и блюдечком поджаренной цзамбы, как это водится в Тибете при проводах в дальнее путешествие. Каждая женщина наливала немного вина в фарфоровую чашку, бросала туда щепотку муки и просила каждого выпить глоток, желая при этом благополучного возвращения. Пурчун, который сделался за короткий срок любимцем деревни, ухитрился выпить почти все прощальное вино. Остальное выпил Чан.

Р. Н. дал женщинам две рупии и пришпорил лошадь. Они ехали вдоль реки, принимавшей в себя множество ручейков. Каждый ручей приводил во вращение крыльчатку с молитвенными цилиндрами. Недаром вода в этой реке считалась святой. Путь лежал через густой лес по направлению к Даба-нгоньпо, где добывают знаменитую синюю глину, из которой лепят фигурки божеств.

С тайным ужасом следил Р. Н. за тем, как все чаще стали появляться меж кедровыми стволами снежные языки. Опять снега! И тут же он радовался, что рядом люди, что он не один и верные яки несут вьюки с удобными палатками.

Подъем на Нанго-ла шел уже по глубокому снегу.

По дороге они повстречали жителей деревни Яима, гнавших стадо овец и дюжину яков, груженных одеялами, кожами, ячменем и солью. Они шли в соседнюю деревню обменять свое добро на рис и кукурузу. Пурчун спросил у них, доступен ли еще перевал Кан-чэнь. Одни сказали, что он совершенно свободен, другие уверяли, что там лежит снег в три фута.

Миновав посвященную богине Мамо пещеру, пересекли можжевеловое плато и поднялись на Кан-чэнь. Снегу на перевале не было. Вокруг развалин древней крепости сгрудились угрюмые замшелые валуны красного гранита, а далеко впереди лежала окруженная голубыми заснеженными горами равнина. За ней находился и перевал Нанго.

К вечеру они достигли монастыря Маньдин-гомба, построенного на широкой, покрытой кустарником террасе. Здесь Пурчун нашел для Р. Н. жалкую келью. Еще он успел достать несколько яиц и чайник молока. Старая ани развела огонь и приготовила ужин. Ламы в это время сидели за ганьчжуром, чтение которого продолжается с пяти часов утра до восьми вечера.

Ганьчжур — это «перевод заветов» Будды, большой сборник канонических буддийских сочинений числом 1083, которые были кодифицированы в Тибете. Сюда вошли главным образом сочинения, составленные индийскими учеными и переведенные затем с санскрита на тибетский язык. Они делятся буддистами на группы (трипитака): виная, или правила монашеской жизни, сутры, или поучения Будды по разным вопросам, мистический ритуал — тантры и абидарма — метафизическое учение, проповедующее высший разум (праджня-парамита). Обыкновенно ганьчжур состоит из 100 или 108 томов.

Р. Н. пришлось выдержать настоящий экзамен по ганьчжуру. Местный лама, очевидно, решил проверить, действительно ли его гость тот лама-паломник, за которого себя выдает. Кажется, испытание прошло благополучно. Они даже поспорили по одному темному вопросу тантрического характера. С преувеличенным пылом Р. Н. старался убедить своего собеседника не понимать под мистическим «ма» дословный призыв воссоединиться с женщиной. Тот молча кивал, и Р. Н. не мог разобрать сначала, соглашается он или нет. Но потом, увидев молоденькую ани, Р. Н. понял, что лама кивал просто из вежливости.

Пурчун не показывался в течение всей ночи. Р. Н. не сомневался, что он пьянствует. Но он был уже не тем, кто покинул два месяца назад Дарджилинг. И ничто не могло уже поколебать его хорошее отношение к этому незлобивому и в сущности бесхитростному гуляке. Единственное, чего он боялся, — это как бы Пурчун не проболтался о нем своим собутыльникам. После почти не прикрытого допроса и экзамена на темы буддийской мистики его опасения только возросли.

Утром явился и Чан и, усердно кланяясь и высовывая язык, стал умолять задержаться здесь на один день. Чан уверял, что ему без особых затруднений удастся получить разрешение продолжать путь.

— Не надо будет даже платить чуа, [48] — клялся он, тяжело отдуваясь после трудной ночи. — Все равно без разрешения нам дальше ходу не будет. Тибет — это не Непал. На перевале Нанго нас обязательно задержат для выяснения. Лучше уж потерять день здесь, где нам так хорошо.

Р. Н. невольно улыбнулся. Ему было совершенно ясно, чем продиктована столь самоотверженная забота об успехе путешествия. Но независимо от этого он понимал, что проводники правы. Если до сих пор экспедиции приходилось преодолевать лишь сопротивление природы, то теперь ей будут препятствовать люди. Опыт предшественников показал, что именно здесь таится самая большая опасность.

А к вечеру приехали местные старшины. Самый богатый из них носил круглую широкополую шляпу и халат из темно-красной саржи. Он приехал верхом на нечистокровном яке, которого называют здесь чжо. Р. Н. с нетерпением ожидал результата переговоров старшин с Пурчуном и, сильно обеспокоенный, молил высшего распорядителя судеб об успехе предприятия.

Наконец пришел Пурчун. Он сказал, что поутру придется опять поехать в монастырь Маньдин-гомба. Там старшины и настоятель удостоят господина беседы.

— Что это значит? — в тревоге спросил Р. Н. — Они что-нибудь подозревают?

— Они обязаны подозревать, сэр. Такая у них работа. Но я думаю, что все обойдется.

В эту ночь Р. Н. долго не мог заснуть.

Монастырь Маньдин-гомба, или Нуб-Маньдин-гомба («Западный монастырь летающих лекарств»), обязан своим названием любопытной легенде. Одно время в этом месте, вблизи урочища Зимнуг, жил красношапочный лама Лха-цунь. Тот самый, в пещере которого Р. Н. столь счастливо ночевал с леопардом. Святому ламе удалось добыть прямо из воздуха три пилюли чудодейственной силы. Одна из них упала на то место, где стоит теперь монастырь; другая достигла земли чуть поодаль, там, где жители деревни сжигают сейчас своих покойников; на месте падения третьей пилюли возвышается теперь высокий чортэнь.

«Монастырь летающих лекарств» — один из древнейших по южную сторону Гималаев. Он пользуется большим почетом у верующих. Здесь хранится редчайший экземпляр ганьчжура в 126 томах. Монастырский храм — лхакан [49] — славится дивными фресками, живописующими торжество Майтреи. По соседству расположены исключительно уродливые домики монахов. С перекошенными стенами, неправильной формы дверями и окнами, грубо размалеванные красной глиной, добываемой в горах. Каждый домик обнесен низкой каменной оградой, за которой находятся яки и овцы.

Р. Н. вновь занял ту келью, в которой провел уже не очень приятную ночь. Но на этот раз ему не пришлось долго томиться ожиданием. Вбежали Пурчун и Чан, подпрыгивая от радости.

— Хозяин! — закричал Чан. — Мы сказали старшинам, что вы накорпа [50], который говорит по-тибетски и носит наш тибетский костюм.

— И этого оказалось достаточно? — удивился Р. Н.

— Не совсем, — пояснил Пурчун. — Вы понравились тогда настоятелю. Он сказал, что вы говорите по-тибетски даже более плавно, чем многие непальцы. Еще он сказал, что непальское правительство не давало инструкций задерживать пилигримов.

— А что сказал старшина? — поинтересовался Р. Н.

— Гопа велел Пурчуну поручиться за вас, — ответил Чан.

— Да, — важно кивнул Пурчун. — Старшина потребовал, чтобы я под свою личную ответственность поручился в том, что вы действительно паломник. Еще надо уплатить пошлину по восемь анна с человека.

— Значит, мы можем отправляться?! — От радости Р. Н. не мог усидеть на месте.

— Погодите, — сказал Пурчун. — Сейчас сюда придут гопа и главный лама пожелать вам счастливого пути.