Охота на льва. Русская сова против британского льва!

– Что со мной и какие господа?

– Шварцкопф говорит: мозги ушибли, и оттого блевать… ох, простите!..

– Да ладно тебе…

– А в прихожей – господа Верещагин, Байкалов, Тепляков!..

– Теплякова ко мне…

Но вместо него вошел подполковник Вяземский.

– Я только что приехал, – сказал он. – Ты лежи, Андрей. Тебе главное сейчас – как следует отлежаться…

И тут стряслась беда – в голицынскую голову вернулась надоедная песня.

«Без сюртука, в одном халате, шинель одета в рукава», – залихватски исполнил издевательский голос.

– Тридцать шесть человек арестовано. Рейли ждет основательного допроса в Петропавловке, – перебил незримого певца Вяземский. – Некто Кедрин [12] пытался сжечь документы – целый портфель бумаг, вот ведь дурашка… Он у них – секретарь Общества. Мы взяли списки ячеек Общества по городам и весям, финансовые документы…

«Фуражка теплая на вате, чтоб не болела голова», – не унимался голос и запустил такую фиоритуру, что Андрей сразу узнал Долматовского.

– …и шифровки от лондонского начальства…

«Кыш», – беззвучно сказал Давиду Андрей. И вслух:

– А Каннингем?

– Этого вражину не нашли. Ты же знаешь Екатерингофку – пока она к заливу пробьется, много всяких закоулков минует, где тело может застрять. Ну, значит, поздравляю с победой! А теперь лечись. Ты нам нужен живой и бодрый.

– Что… что в Киеве?..

– Угомонись. В Киеве все будет отлично.

Глава 7

Август 1912 года. Киев

Весь путь до столицы Малороссии прошел вполне благополучно, если не считать того, что троица боевиков, которых Давыдов вызвался лично сопроводить на место дислокации, сразу после отправления поезда с Киевского вокзала отправилась в вагон-ресторан. Молодые люди гулеванили там до глубокой ночи, просаживая выданные мисс Веллингтон «командировочные», и это им удалось.

Когда на следующий день к полудню состав прибыл в Киев, господа эсеры имели вид весьма помятый и несвежий. Они и без того не блистали опрятностью. Давыдову доводилось обходиться по несколько суток без мыла и зубной щетки, а эти, кажется, принципиально желали выглядеть как хитрованы, весь век прожившие в трущобе. Уж где их таких откопала Элис – оставалось только гадать.

Денис брезгливо оглядел всех троих и выдал старшему, молодому парню лет двадцати пяти, рубль на опохмелку в привокзальном буфете.

– У вас в распоряжении не более получаса, господин Станкевич, – холодно проинформировал он боевика. – Жду на площади у остановки трамвая.

– Ради бога, Денис Николаевич! – Парень зажал монету в кулаке и стукнул им себя в грудь. – Одна нога здесь… другие там. Как штыки!..

Он попытался выполнить по-военному разворот «кругом», но его занесло, и боевик едва не рухнул на своего товарища, тоже пытавшегося поймать равновесие с помощью уличного фонаря. Какое-то время господа эсеры выясняли, кто из них «пьяная морда», «грязный мужлан» и почему-то «выхухоль», но затем Станкевич продемонстрировал остальным спасительный рубль, и троица дружно потопала в буфет.

Давыдов проводил их долгим взглядом и направился в противоположную сторону, где узрел вывеску «Телеграф». Там отправил три телеграммы по разным адресам, но с одинаковым содержанием: «Доехали благополучно. Племянники здоровы. Дядя ждет в высоком доме». Один текст должен быть сегодня же доставлен в гостиницу «Метрополь», второй – в Колпачный переулок, а вот третий… Третий почтовый курьер повезет в неприметный дом у Яузских ворот и передаст тому, кто откроет дверь с табличкой «А.М. Бауэр. Дантист». И неважно, кто именно примет телеграмму, поскольку в той квартире располагался один из пунктов связи Осведомительного агентства, а дежурные офицеры сменяли друг друга каждые сутки. В этой операции СОВА и Осведомительное агентство работали вместе. Денис заранее условился с руководством о смысловых текстах телеграмм, означающих порядок действий в разных типовых ситуациях, в которые попадает агент при выполнении задания.

В данном случае текст означал: «Группа прибыла в Киев в полном составе. Встреча состоится в небоскребе Гинзбурга» [13]. Давыдов покинул помещение телеграфа в тот момент, когда из противоположного крыла вокзала показалась приободрившаяся троица «племянников». Денис не стал привлекать их внимание и двинулся на привокзальную площадь, как и было условлено.

Сутолока здесь наблюдалась приличная, что, впрочем, было обычным явлением для подобных мест. Ловко лавируя в толпе, Давыдов вскоре оказался на относительно свободном пространстве – большой площадке, вымощенной брусчаткой и с уложенными полукольцом чугунными рельсами. Прямо напротив левого крыла вокзала вдоль рельсов располагался длинный деревянный навес со скамейками – трамвайная остановка. На шестах по краям навеса были прикреплены фанерные щиты с исполненными по трафарету надписями: «Маршрут № 2. До Александровской площади».

Давыдов прошел под навес и присел на скамью, подложив под себя свежий номер «Киевлянина», который ему сунул в толпе пронырливый мальчонка-газетчик. Будь на капитане светлые брюки, он не рискнул бы – типографская краска въедливая. А в черных – можно.

Вдруг он услышал за спиной заливистый хохот и обернулся. Смеялись две пышные дамы, чернобровые и черноглазые, настоящие красавицы-хохлушки.

– А вин що кажэ?.. – нетерпеливо спрашивала одна подружка. Другая отвечала ей на ухо.

– А вона що?..

Ответа Давыдов опять не услышал, зато услышал хохот. Да уж, смеяться киевлянки умели на славу. Потом они вспомнили общего знакомого – какого-то коммерсанта Мандельбаума, недавно побывавшего по делам в Берлине вместе со старшим приказчиком своей лавки. Давыдов достаточно знал малороссийскую речь, чтобы понимать смысл, тем более что слово «бордель», как выяснилось, по-малороссийски звучит так же, как по-русски. Мандельбаум с приказчиком в поисках немецкой экзотики и решили посетить этот самый бордель.

– …й Мандэльбаум кажэ: моя жинка робыть усэ цэ краще! А прыкажчык видповидае: набагато краще, панэ Мандэльбаум!

– Брэшуть, сучи диты!

Давыдов еле сдержал смех. И в самом деле, если с Мандельбаумом случился такой конфуз, откуда бы добрым людям узнать подробности? Да и не стал бы он держать в старших приказчиках дурака.

Наконец подкатил лязгающий и дребезжащий вагон с большой двойкой над лобовым стеклом. Давыдов поднялся, прихватил газету и полез внутрь, махнув свободной рукой своим «племянничкам». Оживившиеся после «лечения» боевики дружно ломанулись на заднюю подножку, которую уже успели оседлать местные работяги. Господа эсеры моментально стали там возмутителями спокойствия. Станкевич, пытаясь пролезть внутрь вагона, неудачно наступил на руку притулившемуся на верхней ступеньке пролетарию. Тот заорал дурноматом, Станкевич извинился, ему тут же съездили баулом по уху с другой стороны, за командира вступился второй боевик, и с него кто-то сбил фуражку. Спустя минуту вся задняя часть вагона выясняла друг с другом отношения, а несчастные господа эсеры забились в угол и затравленно озирались в поисках Давыдова, как последней надежды на спасение.

Денис, конечно, не видел подробностей разборки, зато все прекрасно слышал и молил про себя бога и черта, чтобы обошлось без кровопролития, ибо прорваться сквозь плотную толпу пассажиров было практически невозможно.

К счастью, когда трамвай свернул на Бибиковский бульвар, основная часть бузотеров из задней части вагона рассосалась, большинство из них сошло на промежуточных остановках. Давыдов тут же пробрался к своим подопечным и не сдержал улыбки. Троица выглядела не лучшим образом. У одного боевика оказалась расцарапанной вся левая половина физиономии, второму напрочь оторвали рукав пиджака, а Станкевич бережно прикрывал ладонью распухшее лиловое ухо.

– Хороши, голубчики! – крякнул Денис. – Хоть сейчас в цирк… Вещи-то целы?