Охота на льва. Русская сова против британского льва!

Господа эсеры принялись озабоченно проверять карманы и застежки саквояжей, с коими не расставались всю дорогу, даже когда пьянствовали в вагоне-ресторане.

Давыдов вздохнул: кто подсунул Элис этих клоунов? Хотя, наверно, как раз такие и способны палить в толпе из револьвера, очень смутно представляя себе, для чего это нужно. Стало быть, не так уж и глупо…

– Вроде бы, все в порядке, – облегченно выдохнул Станкевич. – А долго нам еще ехать?

Давыдов глянул в окно. Трамвай как раз выкатился на Бессарабскую площадь и заскрежетал на стрелках, поворачивая налево, на Крещатикскую улицу или, как ее называли сами киевляне, Крещатик.

– Три квартала.

– Куда мы хоть едем? – встрял расцарапанный боевик.

– А тебе не все равно? – огрызнулся Станкевич и заискивающе покосился на Давыдова.

Денис демонстративно отвернулся и стал смотреть на неспешно проплывавшую за окнами улицу. За спиной у него началась тихая возня и бурчание – господа эсеры взялись решать извечные вопросы русской интеллигенции: «что делать?» и «кто виноват?»

Минут через пятнадцать трамвай доставил их на угол шумной Крещатикской и тихой, укрытой июльской зеленью Институтской. Давыдов еще раз оглядел свою потрепанную команду и молча двинулся к огромному зданию, возносившему свои многочисленные этажи напротив массивного модернового особняка Киевской биржи.

– Господи, что это за чудище?! – невольно ахнул исцарапанный боевик.

– Доходный дом господина Гинзбурга, – бросил через плечо Денис. – Поторапливайтесь, господа, мы опаздываем.

Яша Блюмкин страдал. Буквально накануне его посетила сама Любовь! В смысле, впервые в жизни Яшка испытал нечто необыкновенное – щемящее и тягостное, когда вчера познакомился на конспиративной квартире с милой рыженькой хохотушкой, назвавшейся Кэтрин. «Надо же, настоящая англичанка! И шо такой крале занадобилось в Киеве?» – таковы были первые мысли юного авантюриста и прохиндея Якова Блюмкина, сына мелкого служащего из Одессы.

Яша был четвертым ребенком в семье Герша Блюмкина и родился аккурат в год коронации нынешнего императора – Николая Александровича. Хотя у правоверных евреев каждый ребенок считается даром Божьим, Яша с малолетства опровергал эту доктрину, занимаясь мелким грабежом и вымогательством среди своих сверстников. Причем даже когда его ловили «на горячем», никто не мог поверить, что этот худосочный и болезненно бледный мальчишка способен на подобные безобразия. Вдобавок едва Якову стукнуло шесть, скоропостижно умер отец – единственный кормилец, и в семье на долгие годы поселилась настоящая нищета, что, однако, никак не способствовало нравственному созреванию мальчика. Кое-как окончив начальную еврейскую школу, которой руководил известный писатель, «дедушка еврейской литературы» Менделе Мойхер-Сфорим, Яша решил, что этого достаточно для того, чтобы устраивать свою дальнейшую жизнь самостоятельно, и направил стопы в столицу Малороссии. Помыкавшись с годик по всяким притонам и злачным местам Киева и чудом избежав ареста за бродяжничество, Блюмкин наконец прибился к анархистам. Там его, понятно, взялись просвещать и в какой-то мере продолжили обучение. Яша, обладая незаурядной памятью и проницательным умом и смекалкой, быстро освоил революционную философию и терминологию, а также агитационное и террористическое дело. Правда, очень скоро ему наскучили трескучие собрания и лозунги последователей Кропоткина, и Блюмкин, оглядевшись, переметнулся к эсерам, где стал энергично делать карьеру социалиста-революционера.

И вот, когда ему поручили ответственное дело – встретить и сопровождать группу московских товарищей, прибывших в Киев для выполнения важнейшей миссии, Яшу неожиданно для него самого, что называется, накрыло в самый неподходящий момент. Отправившись за инструктажем на конспиративную квартиру на Фундуклеевской, Блюмкин обнаружил там очаровательную незнакомку, которая и оказалась тем самым инструктором. Кэтрин бойко лопотала по-русски с таким премилым акцентом и так обворожительно морщила при этом курносый носик, что Яшка не устоял. Его еще не засушенное годами подполья и уголовщины сердце вдруг отозвалось на эту встречу настоящим любовным трепетом, чем изрядно напугало своего хозяина. Если честно, Блюмкин плохо запомнил тогда, что ему говорила рыжая чаровница, зато долго, с затаенным ужасом и радостью, вспоминал вкус ее горячих губ, подаривших на прощание долгий и сладкий поцелуй.

Сегодня как раз наступил день выполнения ответственного поручения. Утром должна была прибыть группа товарищей – боевиков-эсеров, которых следовало встретить на летней веранде кафе, расположенного на первом этаже небоскреба Гинзбурга, и после обмена паролями препроводить в снятый заранее номер тут же, в небоскребе, на восьмом этаже, с видом на Михайловский монастырь и здание Дворянского собрания напротив. Но посторонние и фривольные мысли не давали Блюмкину сосредоточиться на задании. Поэтому он позорно пропустил момент появления за соседним с ним столиком компании молодых людей весьма помятого вида, возглавляемых, судя по всему, неулыбчивым и хмурым плечистым мужчиной с шикарной смоляной шевелюрой, украшенной ярко-белым локоном надо лбом.

Мужчина пристально посмотрел на Якова, хмыкнул в усы и негромко, но внятно произнес:

– Здесь очень уютное место!

Несколько секунд Блюмкин лихорадочно вспоминал отзыв, его даже в пот бросило – позор, конспиратор хренов!

– На Крещатике есть и получше, – выдавил он внезапно севшим голосом. – Исаев, к вашим услугам.

– Давыдов, – кивнул плечистый. – А это – Станкевич, Бауман и Жданов.

– Таки вы еще действительно не видели Крещатика, господа. – Яков прокашлялся. – Прошу проследовать за мной.

– А может, мы немного перекусим?.. – предложил Станкевич.

– Обед подадут в номера прямо из рук маэстро Мартусевича. – Блюмкин окончательно оправился от растерянности.

– Это кто еще такой? Шеф-повар, что ли?..

– Он – маэстро, господин Станкевич! Бог антрекотов, специй и салатов!

Плечистый Давыдов снова хмыкнул и махнул господам эсерам: мол, вперед. Вся компания дружно протопала в просторный вестибюль небоскреба, Блюмкин после короткого препирательства с консьержем получил ключи от трехкомнатной квартиры на восьмом этаже и повел гостей к лифтам. Эти кованые монстры являлись гордостью владельца небоскреба, ибо были им выписаны аж из Северо-Американских Соединенных Штатов и представляли собой шедевр технической мысли от знаменитой фирмы «Отис».

Попав в просторную кабину, обшитую изнутри панелями из красного дерева, лакированными и покрытыми узором из золотой фольги, господа революционеры присмирели и всю дорогу наверх лишь косили глазами по сторонам, не рискуя задавать вопросы лифтеру – статному и серьезному, седовласому мужчине в коричневой ливрее с тоже золотыми позументами.

Квартира на боевиков тоже произвела внушительное впечатление, и даже Давыдов оценил ее удобства и стиль.

– Что ж, господа, вы тут располагайтесь, приводите себя в порядок, а мы с нашим юным другом Исаевым немного прогуляемся, – резюмировал Денис. Он намеревался добраться до местного отделения Осведомительного агентства и поставить их в известность согласно действующему в ведомстве протоколу, по которому прибывающий в любой город сотрудник обязан выйти на связь, чтобы в дальнейшем иметь возможность воспользоваться помощью местных коллег в полном объеме и своевременно.

Господа эсеры не стали возражать и принялись спорить, кто первый займет ванную комнату. Давыдов и Блюмкин спустились на том же лифте в вестибюль, и Денис, доверительно взяв юношу под локоток, поинтересовался:

– А не подскажете ли, господин Исаев, где в вашем славном городе можно весело и со вкусом провести вечер?

Яшка с подозрением покосился на него, пытаясь определить, шутка это или нет. Но Давыдов не дал ему времени на раздумья.

– Кажется, я переоценил ваш возраст, юноша? Прошу прощения, видимо, вопрос не по адресу.