Портартурцы

Между тем и у нас дела были не блестящими. Ремонт броненосцев шел туго. Порт-Артур не имел хороших мастерских и дока. И все стали жалеть, что эскадра не во Владивостоке.

В первой половине мая к Витгефту поступали поздравительные телеграммы по поводу умело поставленных минных заграждений. Но он не ликовал и по-прежнему действовал осторожно. Он не верил в себя и оттягивал выход эскадры в море.

«К сожалению, пока не будет очищен вполне безопасный проход судам от набросанных японцами мин, немыслимо что-либо предпринять. Миноносцы получил неисправными к походам. Исправных не более пяти в каждом отряде. Привожу остальные в порядок». Так писал Витгефт на север.

5

Сдача Киньчжоу и паническое отступление спутали карты, заставили моряков призадуматься. Суда, вследствие повреждений, а также плохого ремонта машин, потеряли свою обычную скорость. Было мало снарядов. Часть пушек сняли для береговых укреплений. В активные действия флота большинство командного состава не верило. У русских не было преимущества над японцами, а без него требовались гениальность судоводителя или смертельная атака.

От Витгефта не ускользнуло общее пораженческое настроение. Он часто задумывался и не мог решить, на что будут способны его подчиненные, если кинутся в неравный бой. С другой стороны, на адмирала напирало общественное мнение в лице офицеров сухопутной обороны: никто из них не думал, что флот здесь только для того, чтобы стоять в маленькой и мелководной бухте.

Витгефт старался отстранить указующую руку наместника Алексеева и в своих рапортах выражал коллективную волю командиров эскадры: не выходить из бухты для открытого боя. Но 14 мая наместник телеграфировал Витгефту: «Воздержитесь от дальнейшей передачи пушек на берег ввиду скорой готовности судов и не посылайте «Аскольда» и «Баяна» во Владивосток».

В своих ответах наместнику командующий эскадрой мало говорил о флоте, а больше о делах сухопутной армии: «Военные сдали после однодневного боя Киньчжоускую позицию, которую обстреливали четыре японские канонерки. В Талиенване блестяще обстреливал японцев «Бобр» (под командой капитана 2-го ранга Шельтинга), прошедший туда ночью под конвоем миноносцев «Бурного» и «Бойкого» и трех катеров. Одно орудие Кане (из числа двух, сданных с эскадры) осталось в Киньчжоу не установленным. Я не знал, что там не было орудий против японских лодок. Вообще позиция оказалась плохо подготовленной. Я не считаю себя вправе входить в оценку действий командующего сухопутными силами, тем не менее не ожидал столь быстрого оставления Киньчжоуской позиции».

В другой телеграмме наместнику Витгефт писал: «На совещании флагманов и командиров 14-го мая, ввиду падения Киньчжоу, решено помогать защищать Артур до последней крайности, после чего выйти в море «Цесаревичу», «Ретвизану», «Севастополю», «Полтаве», «Пересвету» и крейсерам. На берегу останется тридцать шестидюймовых орудий, пятьдесят семидесятипятимил- лиметровых и пятьдесят остальных».

Создалось невиданное в истории положение: моряки боялись выходить в море. Сухопутное начальство осажденной крепости не понимало поведения адмирала. Генералы прекрасно сознавали критическое положение, но все же очень часто напоминали Витгефту о выходе из Артура.

«Ввиду всякой случайности флоту надо, защищая крепость, готовиться к последней крайности: выйти в море для решительного боя», — телеграфировал наместник 19 мая.

Получив эту телеграмму, Витгефт 22 мая провел новое совещание с сухопутными генералами.

Комендант крепости генерал Смирнов долго и убедительно говорил, что внутренний рейд Порт-Артура становится непригодным для флота. Вход может быть закрыт брандерами, забросан минами. Прежде чем выйти из гавани, приходится терять полдня на траление мин. А там ночь, которую небезопасно проводить, как на внешнем рейде, так и в открытом море. Поэтому Смирнов предлагал, не откладывая, уйти флоту во Владивосток.

Генерал Фок говорил долго и путано:

— Броненосным судам надлежит выйти на внешний рейд и там продержаться до октября, то есть до прихода балтийской эскадры. В бухте оставаться скоро будет опасно. Как только неприятель установит осадные орудия, он будет обстреливать бухту и нанесет непоправимые разрушения в верхних частях кораблей. Особенно безвыходное положение флота будет после взятия японцами Высокой и Дагушаня.

— А вы не отдавайте их! — крикнули морские офицеры.

— Мы пришли говорить серьезно. Если флот не сумел остаться на должной высоте, хотя и имеет к тому возможности, то ограниченному числу войск трудно будет закрыть те прорехи, которые имеются в Порт-Артуре как в сухопутной крепости, — возразил Фок. — Я предлагаю подняться на Высокую гору, с которой суда получат смертельные удары.

Стессель поддержал Фока, и адмиралы решили побывать на Высокой горе.

— Собственно, туда и лазить незачем. Мы не допустим японцев. Мы забросаем их тяжелыми снарядами, — сказал один из адмиралов.

— И что же, вы будете сыпать снарядами день и ночь и целые месяцы подряд? — усмехнулся Кондратенко, — Флоту нужно выходить и активно действовать на просторе.

— Флоту нужно убраться отсюда, покуда он цел и пока он своим энергичным натиском сможет уничтожить несколько боевых судов неприятеля, — сказал генерал Никитин.

— А я думаю, что эскадра не сможет преодолеть всех препятствий при переходе во Владивосток. Ей лучше, базируясь на крепости, действовать на пути сообщения высадившейся японской армии, — сказал полковник Рейс.

Генерал Белый совершенно не был согласен с мнением, что флот, соединившись с владивостокскими крейсерами, помог бы главной Маньчжурской армии и перетянул бы успех кампании в нашу сторону, хотя бы ценою Порт-Артура. По его мнению, флот должен стоять рука об руку с сухопутными войсками в защите Порт-Артура.

— Но сколько же продержится Порт-Артур? — спросил Витгефт.

— Максимум до октября, — крикнул Фок.

К нему присоединились все, кроме Смирнова.

— Мне совершенно ясно, что находиться в так называемом западном бассейне флоту нечего, — сказал фон Эссен. — Мы должны как можно скорее выйти для решительного боя. Я не могу уверять, что суда вполне здоровы. Генерал Белый нам нового ничего не сказал. Его мнение слишком оскорбительно для личного состава порт-артурской эскадры. В истории морских войн есть очень много примеров, когда та или другая эскадра выходила победительницей благодаря умелым маневрам, неожиданным выпадам и стойкости обслуживающего персонала. Вы все знаете, что покойный адмирал Макаров был скуп на хорошие оценки. Этот справедливый судья часто говорил следующее: «Сражения, которые имели наши суда с японцами, показали, что в артиллерийском деле преимущество бесспорно на нашей стороне. Наши снаряды лучшего качества, чем японские. Они имеют более правильный полет и более обеспеченный разрыв. Также, по-видимому, мы имеем большую меткость огня». Но особенно Степан Осипович хорошо отзывался о моряках: «Хладнокровие наших экипажей свидетельствуется всеми командирами, которые заметили у людей, обслуживающих орудия, скорее любознательность, чем какое-либо другое чувство. Многие высовывались снизу наверх посмотреть, как идет дело».

Командир «Севастополя» на минуту замолк и, закурив папиросу, продолжал:

— Покойный адмирал умел ценить нашего бескорыстного матроса. Каковы же японские артиллеристы —это нам всем известно из исторического обстрела «Баяна» в бою 31 марта. Целый отряд неприятельских крейсеров стрелял исключительно плохо. Крейсер «Баян», высланный на помощь «Страшному», не испугался огня шести вражеских крупных судов и, осыпаемый снарядами, все же спас пять человек. Если на японской стороне некоторый перевес в маневренности судов, то все равно они же должны подходить ближе, одерживать свой ход, чтобы их снаряды долетели до наших судов. И даже тогда мы не останемся в долгу. Принимая во внимание хладнокровие и меткость наших артиллеристов, мы несомненно получим желательные результаты.

Фон Эссен обвел взглядом собрание и встретился глазами с генералом Кондратенко.