Охота на льва. Русская сова против британского льва!

В отличие от своего подельника красавец не стал изображать из себя жертву охранки и сразу заговорил. Правда, не о том, о чем собирался с ним беседовать Андрей.

– Меня зовут Михаил Тухачевский. Я являюсь членом партии социалистов-революционеров и выполнял задание моего руководства по устранению офицеров государственных силовых ведомств.

«О, как! – изумился про себя Голицын. – А ведь ты врешь, дружок, насчет своей партийной принадлежности. Вспомнил я тебя!..»

– То, что вы сейчас сказали, господин Тухачевский, является правдой лишь наполовину. Не хотите ли сами поправиться?

– Я сказал вам правду, господин…

– Вы даже не знаете, кого собирались убить?! Совсем плохо, – Андрей сокрушенно покачал головой. – Нельзя же быть таким доверчивым, право. Мистер Рейли ведь и соврет – недорого возьмет. Я – капитан Голицын, Служба охраны высшей администрации Канцелярии Его Императорского Величества. А вот вы действительно Михаил Николаевич Тухачевский, выпускник Московского Императрицы Екатерины Второй кадетского корпуса, выбравший в качестве службы лейб-гвардии Семеновский полк. Я присутствовал на вашем посвящении в гвардейцы и читал ваше личное дело…

– Э-э… А зачем? – с Тухачевского напрочь слетела спесь.

– Мое руководство озабочено подбором новых сотрудников. Но не обольщайтесь, вашу кандидатуру я отмел сразу.

– Интересно узнать, почему?

– Нашему ведомству не нужны авантюристы и недисциплинированные люди. Смелость хороша только там, где присутствует расчет и четкое осознание конечной цели деяния. Кстати, эти же требования господа эсеры предъявляют к членам своих боевых групп. Так что вас они бы точно не взяли! Вы как себя вели у дома госпожи Пашутиной?.. Это называется – бездарно провалить задание. Ей-богу, как дети малые – налетели, полезли в драку… Вас же двое было! Вы могли преспокойно меня выследить и узнать много любопытного. О третьем уж помолчу – он для разумной деятельности не создан…

Тухачевский еще не научился владеть свой физиономией – Андрей сразу увидел, что насчет третьего, Савелия Петрова Сидорова, юноша полностью с ним согласен.

– В эту авантюру вас втравил Жатецкий, и Сидоров – его приобретение, – уверенно продолжал Голицын. – Вам таких знакомых взять неоткуда – не тот, изволите видеть, слой общества. Вас только молодость и оправдывает – ведь у этого ясновельможного пана на лбу написано, что мошенник… И тот, кто нанял его, это отлично понимает.

Тухачевский насупился, хрустнул пальцами и с вызовом посмотрел на капитана.

– Можете считать меня кем угодно, но я не вижу смысла в дальнейшей беседе.

– Ох, какие мы гордые!.. – не удержался, съязвил Голицын. – И все же побеседовать придется. Вам ведь интересно, что с вами будет дальше? А вот мне, например, интересно, почему вы все время проверяете полу своего пиджака? То покоситесь, то потрогаете…

– Ничего я не проверяю!..

– Ага. Значит, я угадал. – Андрей ехидно улыбнулся и позвонил в колокольчик. Снова вошел давешний городовой. – А ну-ка, любезный, изучи нашего подопечного на предмет потайных карманов!

– Вы не имеете права! – подскочил было Тухачевский, но тут же рухнул обратно на стул, придавленный могучей дланью полицейского. Городовой без лишних вопросов сноровисто ощупал полы его пиджака и кивнул Голицыну.

– Есть что-то, господин капитан.

– Ох, господин Тухачевский! Ведь могли же вовремя уничтожить… Положительно, я был о мистере Рейли лучшего мнения. Вскрывай!..

Через минуту на стол перед Андреем лег сложенный вчетверо лист белой бумаги. Городовой отступил назад, к двери, и застыл там каменным изваянием. Капитан хотел было отпустить его, но потом передумал.

Лист был исписан по-английски довольно крупным почерком, абзацы пронумерованы. Голицын посмотрел бумагу на свет.

– Извольте радоваться… – пробормотал он. – Лев рампант…

Плотная бумага и геральдический водяной знак – что бы это значило? Лев, понятно, не имел отношения к Российской империи, скорее уж к одному из европейских королевств. А текст…

Хитрый Рейли писал своему наемнику по-английски. Судя по всему, это были инструкции. Андрей неплохо знал английский, но в первом же абзаце увидел пару грамматических ошибок, несколько слов вообще не понял, а англо-русского словаря в полицейском участке не водилось.

– Не хотите рассказать, что там написано? – спросил он Тухачевского.

– Понятия не имею! – вызывающе усмехнулся юноша. – Этот пиджак я сегодня позаимствовал у одного пьяного в рюмочной на Невском.

– Ценю ваше чувство юмора. А куда делся ваш собственный?

– Отдал в починку.

– И украли другой у первого встречного?.. В рюмочной? Среди бела дня? Фу, как нехорошо! А еще дворянин!.. – Голицын покачал головой. – Что ж, почитаем… Так… Да тут за вас половину дела уже сделали – время, когда персона обретается дома и уезжает на службу, сообщили, время прибытия со службы… Так… это, кажется, о дворнике персоны речь?.. Телохранители?.. По-русски попросту – охрана…

Ни одной фамилии в инструкции не было. Только местоимения и зловещее слово «персона».

– Орудия труда получите не ранее… не ранее… нет, как раз перед… актом? – пробормотал Голицын. – Ведь не о револьверах же речь? Бомбы?.. Так, понял. Учебник юного бомбиста… Слушайте, господин Тухачевский, вы опасный человек, вы готовите покушение на видного чиновника. Не станете же вы забрасывать бомбами какого-нибудь коллежского регистратора.

Тухачевский вскинулся.

– Да, готовим! Я же сказал, что являюсь членом боевой группы партии социалистов-революционеров, хоть вы мне и не верите. В том числе мы занимаемся устранением самых жестоких и опасных руководителей!.. Ретроградов и держиморд!

– Эту песню я уже слышал, – отмахнулся Андрей, снова разглядывая бумагу на свет. – Неприятно ведь сознаваться, что вас использует заграничный проходимец, держиморды – отличный аргумент. А что за лев? Польский, моравский или… британский?

– Понятия не имею!

– Сами не знаете, кому служите? Ох, полагаю, что знаете. Ладно… – Голицын кивнул городовому на задержанного. – Уводите. В камеру.

Затем еще раз рассмотрел водяные знаки на просвет, задумчиво потер мочку уха и также вышел из кабинета.

СОВА, еще не имея собственных экспертов, пользовалась услугами специалистов, сотрудничавших с полицией, а то и попросту – агентов сыскной полиции, у которых после нескольких лет службы определялись личные направления. То есть, например, знаток жульничеств, связанных с ювелирными изделиями, не посылался туда, где у пьяного заезжего барина увели запряжку породистых лошадей – на то был знаток по конской части. Даже до того дошло, что несколько человек имели совсем узкую специализацию – поиск пропавших кошечек и собачек. Это произошло не от хорошей жизни. Дама, жена или сестра видного в обществе человека, у которой сбежала любимая болонка, могла своими рыданиями и требованиями на два дня парализовать работу целого полицейского участка.

Голицын телефонировал Владимиру Гавриловичу Филиппову, который уже около десяти лет возглавлял Сыскную полицию Санкт-Петербурга. Он охотно делился сведениями с Охранным отделением и согласился поделиться также экспертами. Перед тем, как лично отвезти по указанному адресу бумажку, Андрей позаботился о том, чтобы приставить к дому вдовы Пашутиной наблюдателей – более опытных, чем он сам. Владимир Гаврилович все понял с полуслова: и что сотрудники у Голицына молодые, необстрелянные, и что дело государственной важности. Уговорились, что вместе с филерами на дежурство заступят «совята» – поручики Верещагин и Свиблов. Обоим было под сорок, и они считались у бойкой молодежи ветеранами.

Потом Андрей поехал к самому Филиппову – благодарить и совещаться.

Тот вызвал к себе старых сыщиков, знавших все закоулки Санкт-Петербурга, служивших еще при знаменитом Путилине. Им были показаны кроки. При помощи стекла и электрической лампы кроки были довольно точно перерисованы. Голицын потолковал с сыщиками, узнал много любопытного и отправился к дому вдовы Пашутиной.