Охота на льва. Русская сова против британского льва!

Видимо, танцовщица не до конца придумала эту новую версию своей судьбы, а тратить время на творчество не пожелала. Она просто-напросто кинулась Давыдову на шею.

Но Денис на сей раз приготовился к подобным эскападам, потому довольно легко высвободился из страстных объятий и кинулся прочь – в спальню графини. Там, как он догадывался, имелась дверца в туалетную комнату, а окно туалетной комнаты вряд ли выходило на улицу, и через него можно было выбраться, не привлекая к себе лишнего внимания.

Оказавшись во дворе, Давыдов перемахнул через забор, но оказался вовсе не там, где рассчитывал, а в каком-то переулке. Сориентировавшись, он побежал обратно к входу в особняк Крестовской. Но, выскочив из-за угла, тут же попятился.

Почти у самого крыльца стоял «Руссо-Балт» с белыми, отлично видными во мраке колесами. Автомобиль графа Рокетти де ла Рокка!

Нужно было немедленно отыскать Нарсежака и втолковать ему, что незачем идти по следу танцовщицы, когда граф – вот он, наверняка сидит в авто. Но поди, догадайся, где прячется опытный агент. И ведь как глупо вышло – Давыдов забыл рассказать Федору про приметный автомобиль! О тайном знаке они тоже не договорились. И в голову не пришло, что он может потребоваться.

Но Денис был тем, кого называют натурой творческой. Сигнал агенту должен быть таким, какой с посторонними шумами не спутаешь, причем понятен одному лишь Нарсежаку…

– У-ху! У-ху! – бешеным филином заухал Давыдов.

Федор не появился. Зато с крыльца сбежала Мата Хари, ведя на позолоченном поводке своего медведя. Она закружилась посреди улицы, ловко перекидывая поводок из руки в руку. Это, очевидно, должно было означать ночное приветствие Шиве. Потому что ей тут же открыли дверцу автомобиля, она подпихнула под мохнатый зад мишку и сама забралась в салон. «Руссо-Балт» тронулся.

– У-ху! У-ху! – отчаянно призывал Денис.

Нарсежак молчал.

С полверсты Давыдов бежал за автомобилем, понемногу отставая. И все яснее понимал, что провалил важное дело. Наконец встал и перевел дух.

– Рапорт напишу! – сказал он в пространство. – Вот подсунули агента, будь он неладен… Ну, Голицын! Ну, Голицын!.. Втравил меня в историю…

Глава 4

Июль 1912 года. Санкт-Петербург

Спозаранку Голицын уже был в участке на набережной Обводного канала. На сей раз – сытый и довольный. Вася ни свет ни заря был приставлен к плите и соорудил гигантскую яичницу – блюдо простое, сытное и полезное, а также смолол и сварил кофе. Но кофе попался какой-то неправильный, бодрости в нем не нашлось даже на чайную ложечку.

Поэтому, едва прибыв в участок, Андрей потребовал себе отдельный кабинет, большую кружку крепкого чая и первого из задержанных.

Треклятая песня «черных гусар» сопровождала Голицына, и он, ожидая, пока приведут арестованного, тихо и довольно фальшиво напевал:

Песня мешала думать, а ведь подумать было о чем! Конечно, следовало «расколоть» противника по горячим следам, пока он еще не успел все обмозговать, взвесить, сочинить правдоподобную версию. С другой стороны, если бы Андрей сразу взялся за свою добычу, то не оказались бы у него в руках кроки с пересечениями неведомых улиц…

В кабинете висела большая карта Санкт-Петербурга. Голицын достал кроки и еще раз внимательно их рассмотрел. По крайней мере, одно было понятно: нарисованы не Литейный, не Невский и не проспекты Васильевского острова. Неизвестный топограф старательно изобразил кривизну улицы на небольшом участке. И квартал невелик…

Андрей подумал, что стоило бы озадачить кого-то из молодых в бастрыгинском доме. Пусть ползают по карте и ищут варианты – им полезно, хотя бы ради воспитания дисциплины духа. Но наметить кандидатуры капитан не успел – в коридоре раздались шаги.

Через порог переступил, гордо задрав подбородок, молодой человек, что свалил Андрея хуком в челюсть. Кровоподтек на его лице уже начал синеть, и от того в сочетании с бледной кожей и глубоко запавшими глазами физиономия стала сильно похожа на вампирскую. Не хватало только змеиной улыбки и острых белоснежных клыков. Голицын так для себя и обозначил парня – Вампир. Тем более что никаких документов типа паспорта или удостоверения у задержанного не обнаружили.

– Присаживайтесь, господин-неизвестно-кто, – благодушно предложил Андрей, указав на стул перед столом. – Сразу представлюсь, чтобы не было недоразумений: капитан Службы охраны высшей администрации Голицын. Теперь вы в курсе, кто именно будет заниматься вашей личностью, и какие это вам сулит перспективы в случае отказа от сотрудничества. Ваша очередь?..

– А если я не желаю общаться с вами? – с вызовом бросил Вампир, покачиваясь с пяток на носки прямо перед столом.

– Ваше право. Но тогда вы должны ясно представлять себе, что полагается по закону за нападение на сотрудника силового ведомства.

– А я не знал, что вы оттуда!..

– Ну, господин… или, может, мистер?.. Что за детство, право слово?! – Андрей снисходительно усмехнулся. – Присаживайтесь, и поговорим, как взрослые люди.

Молодой человек горделиво дернул плечом и опустился на краешек стула, выпрямившись при этом, будто аршин проглотил.

– Станислав Жатецкий, – процедил через губу, – к вашим услугам!

Вся многовековая гордость польской шляхты была в его голосе и взгляде. Да еще презрение – ах, какое великолепное презрение! Ну, еще бы. Куда там русскому служаке до польского аристократа, который числит в своих предках не иначе короля Болеслава Кривоустого, которому сам Ричард Львиное Сердце во внуки годился. Но презрения многовато, да и какое-то оно… артистическое?

– О, ясновельможный пан, пшепрашем, не пшизналэм пана! – развеселился Голицын и сразу резко посерьезнел: – Тем хуже для вас. Появление в столице без разрешительных документов польским дворянам запрещено после известных вам событий [7]. Так кто же вы на самом деле?

Жатецкий нахмурился, затем переменил позу – откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и скрестил руки на груди. Голицыну стало ясно, что молодец решил уйти в глухой отказ, видимо, рассчитывая на бюрократическую волокиту, обычную при подобных делах. Пока выяснят, кто он, откуда и зачем, срок предварительного заключения истечет, а там, глядишь, и друзья подсуетятся, залог внесут, адвокатишку пронырливого подберут.

Но «пан» все же не учел, с кем имеет дело. Андрей взял стоявший на краю стола колокольчик и позвонил. Тут же вошел могучий городовой, едва не задев фуражкой притолоку двери.

– Отведите задержанного в карцер, – равнодушным тоном приказал Голицын. – Ввиду отказа сотрудничать со следствием и до выяснения его личности. На семьдесят два часа.

При слове «карцер» в глазах Жатецкого мелькнул испуг. Однако он встал и вышел из кабинета, сохраняя надменный вид. Андрей только хмыкнул на этот демарш и велел привести второго задержанного.

Тот заметно отличался от самозваного шляхтича – лицо породистое, глаза умные. «С такими бы глазами государю служить, а не сидеть в кустах по заданию авантюриста Рейли, – подумал Голицын. – Впрочем, этот – еще очень молод, глядишь, и образумится. Однако, однако…»

Гусарская песня снова зазвучала в голове, мешая сосредоточиться.

Вошедший красавец вызвал в памяти капитана целую цепь воспоминаний, и эта цепь рвалась, добраться до истины никак не получалось. Одно Андрею было ясно: он уже видел где-то этого молодого атлета с аристократическими манерами и уверенным взглядом больших черных глаз. Но вот где?..

«Сейчас я только полупьяный, я часто вспоминаю вас, и по щеке моей румяной слеза скатилась с пьяных глаз!» – издевательски прокомментировала песня. «Кыш!» – беззвучно приказал ей Голицын, а вслух предложил арестанту садиться.