Савмак. Пенталогия (СИ)

   9

  Бездельное сидение в казарме быстро наскучило Ламаху, хотя здесь, в привычной обстановке, было, конечно, не так тоскливо и одиноко, как в доме Хрисалиска. Товарищи по сотне, покидая утром тёплую казарму, чтобы после завтрака, в дождь и пронизывающий ветер, в снег и мороз, стыть в караулах на стенах или заниматься бесконечными маршировками, перестроениями и учебными схватками во дворе казармы либо за городом, завидовали Ламаху, ему же наоборот - чем дальше, тем больше не терпелось поскорей вернуться в строй.

  Помещения, отведенные сотне Делиада, находились на втором этаже казармы. Это были две смежные комнаты, соединённые между собой и с соседними комнатами, тянувшимися вкруговую по периметру казармы, широкими открытыми дверными проёмами. Вдоль длинных стен каждая комната была уставлена в два яруса разделёнными узкими проходами деревянными нарами. Набитые камкой, соломой или шерстью тюфяки и подушки, посконные либо полотняные покрывала и обитые медью или железом, закрытые на замки сундучки с личными вещами соматофилаков под нарами составляли всю обстановку комнат. Оконные бойницы в глядевших наружу и во двор стенах были плотно закрыты ставнями в связи с холодами, так что в помещениях, освещённых висевшими у дверей медными и глиняными лампадами, ночью и днём царил располагавший ко сну полумрак. Значительная часть коек оставалась свободна, поскольку добрая треть соматофилаков жили с жёнами, детьми или сожительницами в собственных домах или съёмных комнатах в городе, приходя на службу в крепость после восхода солнца. Те же, кто обитал в казарме, кормились вскладчину, отдавая часть полученного в начале месяца жалования на закупку продуктов, из которых их обитавшие при казарме сожительницы - как рабыни, так и свободные - готовили для них еду в пристроенной с южной стороны казармы поварне.

  После завтрака большинство освобождённых от службы по болезни или увечью (а таковых каждый день было до полусотни) оставались коротать время до ужина (кормились соматофилаки, как почти всё трудовое население в те времена, дважды в день) в тёплой трапезной при поварне за излюбленной игрой в кости, разговорами о недавней войне со скифами и досужей болтовнёй о любопытных городских происшествиях, таких, как например - недавнее убийство богача-рыбопромышленника Гикесия его влюбившейся в пасынка молодой женой. Ламах о своей отнюдь не героической травме и царящих в доме богача Хрисалиска порядках особо не распространялся, предпочитая слушать приукрашенные обычным солдатским хвастовством рассказы других.

  Когда игра надоедала или удача надолго отворачивалась (играли, понятное дело, не на щелбаны), Ламах набивал руку, метая в оконную ставню нож (обратно нож приносил один из живших в казарме мальчиков), а когда и это занятие наскучивало, звал к себе на койку одну или парочку шлюх, всегда готовых к услугам за весьма умеренную плату. В казарме соматофилаков было полно женщин на любой вкус: тут были и законные жёны, и принадлежащие воинам рабыни, купленные, а чаще выигранные в кости в городских харчевнях или термах у любителей азартных игр, и приведенные на ночь дешёвые порнаи, нередко задерживавшиеся здесь на месяцы, кочуя с койки на койку. Не было недостатка и в симпатичных мальчиках для тех, кого женские прелести оставляли равнодушным. Как и во всяком военном лагере, обитавшие здесь женщины, помимо любовных утех, занимались готовкой еды, уборкой помещений, обстирыванием и обшиванием воинов. В общем, царские телохранители, пояса которых редко когда бывали пустыми, жили довольно комфортно и весело, чему высокое начальство нисколько не препятствовало.

  И тем не менее, Ламаху хотелось скорее уже высвободить ногу из деревянных тисков, отбросить надоевший костыль и вернуться к полноценной армейской жизни. Событие это он приурочил к дню, когда настала очередь его сотне охранять цитадель Нового дворца, что случилось на четырнадцатый день после его возвращения из Феодосии. По его ощущениям, кости к этому времени уже срослись, нога больше не болела и только невыносимо свербела под повязкой.

  Проснувшись, Ламах, закинув руки за голову, лежал на спине, прикрытый по грудь шерстяным гиматием, и, уставясь в темневшее на расстоянии вытянутой руки дощатое дно верхней койки, размышлял, явится ли сегодня на службу Делиад (должен бы объявиться - поучаствовав в невольно вызванной им войне, он стал относиться к своим командирским обязанностям несколько ответственней, чем прежде) и вспомнит ли он о брошенном при отъезде из Феодосии на счёт него обещании.

  Дождавшись донесшегося со двора, подобно рёву голодного осла, сигнала горниста о побудке, столь нелюбимого воинами всех армий мира, Ламах переменил лежачее положение на сидячее и, срезав затянутый под коленом узел, принялся освобождать ногу из сковывавших её целый месяц лекарских пелёнок. Лежавшие на соседних койках товарищи, позёвывая и почёсываясь спросонок, стали с интересом наблюдать за его манипуляциями. Когда Ламах снял сжимавшие голень дощечки, оказалось, что его левая икра, с розовыми вмятинами по бокам, стала раза в два тоньше правой.

  - Это не беда: начнёшь ходить - мясо быстро нарастёт, - подбодрил приятеля декеарх Диотим, одевавшийся на соседней койке.

  Куда хуже было то, что кость в месте перелома над щиколоткой выпирала под тонкой багровой кожей каким-то бугром, и ступня была повёрнута пальцами немного внутрь. Похоже, Ламах стал калекой: сломанная по вине Делиада нога стала заметно короче. Ухватившись за поддерживающий верхнюю койку прямоугольный стояк, Ламах осторожно встал на ноги. Так и есть - левая ступня на добрых два пальца не доставала пола.

  Опираясь левой рукой на костыль, как на посох, Ламах сделал несколько пробных шагов по центральному проходу.

  - Наш Ламах стал теперь хромым, как Хематион, хе-хе-хе! - пошутил обувавшийся на койке у противоположной стены воин.

  - Ага, только Хематиону, в отличие от Ламаха, не нужно бегать и маршировать, - не поддержал шутки Диотим. - Как бы Гиликнид не погнал его из соматофилаков.

  - Ламаху надо проситься перевести его в конницу, - посоветовал другой воин.

  Вернувшись к своей койке, Ламах сел и принялся растирать тощую икру и ощупывать место перелома.

  - Что, болит? - сочувственно спросил Диотим, застёгивая поверх чешуйчатого доспеха пояс с мечом.

  - Нет. Срослось, похоже, крепко.

  Случившееся не стало для Ламаха большим сюрпризом: хрисалисков лекарь-сириец предупреждал его, что когда кость срастётся, нога, вероятно, станет немного короче. Главное, что удалось избежать загноения, которое могло бы привести к потере ноги, а то и жизни.

  - Надо пришить к левому скифику вторую подошву потолще, и хромота станет незаметной, - предложил кто-то из воинов.

  Ламах и сам уже об этом думал. В самом деле - это был самый простой и очевидный в сложившейся ситуации выход.

  Вытащив из под койки свой сундучок, Ламах открыл его и вынул толстые суконные штаны, которыми рассчитывал прикрыть худобу левой ноги, ненужный до сего времени левый скифик и пару заранее обрезанных подошв из дублёной воловьей кожи. Задвинув сундук обратно под койку, Ламах натянул штаны и скифики, сунул подошвы за пазуху, подпоясался, взял взамен костыля прислонённое к стене в изголовье койки копьё, оставив пока на месте щит и шлем, и направился вслед за товарищами по сотне во двор: оправляться, умываться и завтракать (отправлявшиеся на караульную службу сотни по заведённому порядку попадали в трапезную прежде остальных).

  Во дворе воины обменивались приветствиями с подходившими в полном вооружении из города товарищами, в числе которых были и оба пентаконтарха, Ктист и Педаний: люди семейные и солидные, они жили в собственных домах. Делиада пока что не было.

  - О, что я вижу! - радостно оскалился Ктист, завидя хромавшего рядом с Диотимом к дверям трапезной, с копьём вместо привычного костыля, Ламаха. - Наш герой Ламах сегодня на своих двоих!