Медноголовый

Единственной защитой Манассаса и Сентервилля остались «квакерские орудия», которые всю зиму исправно отпугивали патрули янки от армии Джонстона. И всю зиму для этой армии на склады Манассаса исправно свозили провиант и амуницию, которые теперь, не имея времени увезти обратно, просто сожгли. Мартовское небо пачкал чёрный дым, а в воздухе разносился густой аппетитный дух жареной солонины от подожжённого ротой Старбака последнего вагона из составов, собранных на тупиках станции. Поджигать было делом нехитрым: у входа в вагон насыпались щепки, поливались смолой и посыпались порохом, в кучу бросался факел, и пламя с рёвом охватывало всё вокруг. Жарко пылали провизия, форма, уздечки, патроны, хомуты, затем занимались сами вагоны, огонь стенал и выл на ветру, дыша в небо густым чёрным дымом. Был предан пламени амбар, полный сена, и кирпичный пакгауз, набитый ящиками с галетами, мукой и солониной. Из горящих зданий бежали крысы. На них азартно охотились псы Легиона, которых каждая рота пригрела по полдесятка на каждую. Крысам дворняги с наскока перекусывали шеи, измазываясь в крови. Хозяева подзуживали собак криками. Товарные вагоны выгорали дотла, оставляя после себя лишь почерневшие колёсные пары да груду золы с угольями. Сержант Труслоу руководил командой, разбиравшей пути. Рельсы укладывались поверх подожжённых шпал. Те, деревянные и пропитанные смолой, давали такой жар, что рельсы перекручивало до полной непригодности.

Рядом с ротой «К» жгли собранное для армии Джонстона имущество и другие роты Легиона, исполняя отданный арьергарду приказ уничтожить накопленный за два месяца провиант и за три — снаряжение.

— Пора выдвигаться, Нат! — в соседнем вагоне рванули ящики с патронами, и майор Бёрд, шагающий по охваченной пожарами станции, присел от неожиданности. Патроны трещали с присвистом, как шутихи, а сквозь угол вагона, где находились ящики, сразу пробились наружу языки пламени, — На юг, Нат!

Майор выпрямился и махнул рукой в указанном направлении. Затем спросил:

— Новость слышали?

— Новость, сэр?

— Наш бегемот повстречался с их левиафаном. Наука скрестила оружие ума с наукой, и стороны разошлись при своих. Печально.

— У янки тоже появился обшитый металлом корабль, сэр? — не поверил Старбак.

— Появился. Днём позже победы нашей «Виргинии», Нат. Миг нашего впечатляющего превосходства на море оказался краток. Сержант! Плюньте вы на эти рельсы, пора делать ноги, если, конечно, вы не планируете сегодня вечером гостить у янки!

— Наш корабль, сэр, что с ним? — осведомился с замиранием сердца Натаниэль.

— Газеты утверждают, что остался на плаву. Впрочем, жестянка северян тоже. Наш ферзь против их ферзя. Пат. Что вы там возитесь, лейтенант?! Скорее!

Последние слова адресовались Мокси, силившемуся тупым ножом перепилить пеньковую верёвку, на которой было подвешено колодезное ведро.

Настороение у Старбака испортилось. Оно и без того было далеко не радужным из-за оставления Манассаса, но уныние несколько рассеялось при известии о впечатляющем дебюте секретного оружия южан, железнобокого судна, неуязвимого для артиллерийского огня, которое, выйдя на Хэмптонский рейд, основательно потрепало блокадную эскадру северян, состоящую из деревянных корветов и фрегатов. Два из них были потоплены, один выбросился на мель, остальные дали дёру, ибо не могли противостоять могучей лязгающей, дымящей мстительнице «Виргинии»; броненосце, перестроенном из остова сгоревшего парового фрегата «Мерримак». Эта виктория несколько смягчала горечь отступления из Манассаса, позволяя надеяться, что железная хватка душащей Конфедерацию блокады будет, наконец, разжата. Неужели Север и вправду обзавёлся бронированным чудовищем, способным на равных драться с «Виргинией»?

На второй день битвы на Хэмптонском рейде (9марта 1862 года) «Виргиния» (на заднем плане) вышла в море, чтобы добить севший в первый день на мель фрегат северян «Миннесота», но встретилась с вражеским броненосцем «Монитор» (на переднем плане). Три часа подряд бронированные противники обменивались снарядами, но не смогли нанести друг другу серьёзных повреждений.

— А, не забивай себе голову, Нат. Нам бы с войной на суше управиться. — догадавшись, о чём думает Старбак, бросил Бёрд.

Майор захлопал в ладоши, поторапливая подчинённых, чтобы не задерживались на объятой огнём станции и присоединялись к строящемуся на южной дороге Легиону.

— Но откуда они узнали о нашем железном корабле? — не мог успокоиться Старбак.

— Шпионы, конечно же. Сотни шпионов, если не больше. Ты же не думаешь, Нат, что южнее Вашингтона все в одну ночь забыли восемь десятков лет совместной с Севером истории? — Бёрд покачал головой, — Хватает и тех, кто предпочитает сотрудничество с янки подобной жалкой бесприютности.

Он указал на кучку бредущих мимо беженцев и помрачнел, представив, что его жена могла бы шагать среди них, спасаясь от янки. Это было маловероятно, округ Фальконер находился глубоко в сердце Виргинии, тем не менее, Бёрд, сам того не сознавая, накрыл ладонью карман, в котором хранил фото Присциллы, при мысли о том, что их маленький домик с разбросанными повсюду нотами, скрипками, флейтами и ещё Бог знает, чем, может быть предан огню оравой беснующихся янки.

Видя, как изменилось лицо командира, Старбак спросил:

— Что с вами, сэр?

— Вражьи конники! Гляди в оба! — заорал Труслоу роте и повторил для не ко времени задумавшегося майора, — Янки, сэр!

Для наглядности сержант ткнул пальцем на север, где в бледных тенях дальнего леса обрисовались силуэты всадников.

— Шагом марш! — зычно скомандовал очнувшийся Бёрд и, понизив голос, объяснил Старбаку, — Присциллу вспомнил.

— Как она?

— Пишет, что всё замечательно, но что ещё она может писать? Славная девчушка не хочет волновать меня жалобами.

Бёрд женился поздно на девушке вдвое себя младше, и любил жену страстно, до обожествления, со всем нерастраченным холостяцким пылом.

— Пишет, что посадила лук. Не рано ли лук сажать? Может, она имела в виду, что осенью посадила? Как бы то ни было, я до глубины души восхищён тем, что любимое мною существо смыслит в сроках посадки лука. Сам я в этом полнейший профан. Лишь Господь ведает, когда я увижу её вновь.

Он тяжело вздохнул и оглянулся на далёких всадников, которые держались пока на расстоянии, сторожась «квакерских пушек»

— Вперёд, Нат. Или, вернее, назад. — с натужным оптимизмом провозгласил Бёрд, — Оставим эту землю пепла врагу.

Легион вошёл в город. Некоторые дома стояли пустыми, но большая часть горожан осталась на месте.

— Прячь флаг, приятель! — окликнул Бёрд плотника, перед мастерской которого гордо и вызывающе реяло новое знамя Конфедерации, — Сложи и спрячь! Мы ещё вернёмся!

— Неужто янки близко, полковник? — повысил майора в звании тот.

— Горстка кавалерии. А за ними всё войско северян.

— Задайте северянам трёпку, полковник! — пожелал плотник, тянясь к стягу.

— Зададим, не сомневайся. Удачи тебе, друг!

Городок остался позади, и Легион месил ногами грязь на просёлке, разбитом колёсами телег беженцев. Дорога вела во Фредериксбург, где Легиону надлежало пересечь реку и уничтожить за собой мост перед тем, как влиться в ряды основной армии. Войска, за редким исключением, отводились по западному тракту к Калпепер-Куртхаусу, где обосновался Джонстон со штабом. Джонстон подозревал, что янки предпримут широкий охват, чтобы обойти новую оборонительную линию. Следовательно, округу Калпепер было не избежать большого сражения; сражения, в сравнении с которым, как заметил Бёрд Старбаку, Манассас покажется безобидной стычкой.

Путь Легиона пролегал мимо места его летнего боевого крещения. Справа поднимался пологий склон, по которому они драпали после того, как янки навалились всерьёз, слева — холм, на котором Джексон заработал прозвище «Каменная стена», остановив северян и погнав их обратно. Со дня битвы минуло восемь месяцев, но на косогоре были всё ещё заметны рытвины от артиллерийского огня. У перекрёстка высился двухэтажный каменный дом, где ненадолго попавший в плен Старбак наблюдал за работой хирурга, кромсающего израненную плоть. Во дворе темнела провалившаяся, размытая дождями могила, из которой торчали округлые головки костей. У колодца, водой из которого Старбак в тот знойный день утолил иссушающую жажду, сидели на корточках отставшие от шедших впереди Легиона частей.