Возроди во мне жизнь

В конце концов я все же уснула. Мне снились дети, по их лицам струилась кровь, я все пыталась стереть ее платком, но кровь текла лишь сильнее. Разбудила меня Лусина, постучавшись в дверь. Я открыла, и она вошла с подносом в руках, на нем стояли чашка чая, сливки, сахарница и поджаренный кусочек хлеба.

— Генерал велел передать, чтобы вы спустились в течение часа, — сказала она.

— Прекрасный сегодня день, не правда ли? — спросила я.

— Да, сеньора.

— Дети уже ушли в школу?

— Они завтракают, сеньора.

— Бедные детки! Не правда ли, Луси?

— Почему же, сеньора? Они вполне довольны. Какое платье вы наденете?

Я бегом спустилась во двор, откуда доносились удивленные крики конюхов. Моя лошадь была там — я сразу узнала элегантный силуэт и белую стрелку на лбу.

— Енот, Енотик мой! Каково тебе пришлось у этого мерзавца гринго! Ты простишь меня?

Я гладила его, целовала морду, шею, спину. Затем вскочила на него, и мы помчались на мельницу в Уэксотитле. По дороге я распевала так громко, что могла бы разбудить и мертвых. Их лица до сих пор стояли у меня перед глазами. Однако, вернувшись домой, я почти забыла о них.

В полдень мы с Андресом отправились на званый обед, где присутствовали журналисты. К нему тут же подскочил один из корреспондентов «Аванте» и спросил, что ему известно об убийстве крестьян в Атенсинго.

— Мне очень жаль, что это случилось, — ответил генерал. — Я попросил сеньора прокурора провести тщательное расследование, и могу вас заверить, справедливость восторжествует. Но мы не можем позволить шайке бандитов, называющих себя крестьянами и утверждающих, что они имеют какие-то права на эти земли, захватывать силой то, что другие заработали честным трудом и безупречной преданностью. Революция не ошибается, и я, верный ее делу, не ошибаюсь тоже. Всего хорошего, господа!

Журналист хотел что-то ответить, но распорядитель успел выхватить у него микрофон:

— Дамы и господа, к сожалению, срочные дела вынуждают сеньора губернатора удалиться. Прошу освободить для него проход.

Толпа расступилась, и генерал направился к выходу. Я видела, как четверо сопровождающих Андреса взяли его под руки и повели; другие потащили на улицу меня. Там нас разлучили и усадили в разные автомобили.

— Что случилось? — спросила я у водителя.

— Ничего, сеньора, — ответил он. — Отрабатываем новый выезд.

После этого Андреса отвезли в губернаторский дворец, а меня домой.

В игровой комнате собрались наши старшие дети и их друзья. Марта еще раньше предупредила меня, что сегодня в гости придет Кристина, ее школьная подруга, дочь Патрисии Ибарры, старшей сестры Хосе Ибарры, моего прежнего поклонника.

Мы даже считали себя женихом и невестой, потому что вместе ездили в Ла-Росу кататься на лыжах и под руку гуляли по парку Ла-Конкордия, где целовали друг друга в щечку, перед тем как расстаться. Как-то раз мы забыли об осторожности, и нас увидела его сестра, она как раз возвращалась домой после полуденной мессы. В итоге Хосе сказали, что жениться на мне никак нельзя, потому что я не только бедна, но при этом еще и чокнутая, и отец предложил ему съездить в Европу.

Он поведал мне об этом с таким видом, словно я была его матерью, которая должна его защитить от неминуемой кары.

— Значит, ты больше не хочешь быть моим женихом? — спросила я.

— Ты не знаешь мою семью.

— И знать не хочу, — отрезала я и бросилась прочь из парка в сторону нашего дома номер два на Западной улице.

— Что случилось, деточка? — спросила обеспокоенная мама.

— Поссорилась со своим богатеем. Не видишь разве? — сказал папа.

— Что он тебе сделал? — спросила мама, которая всегда принимала всё близко к сердцу.

— Да он не стоит даже твоего плевка, — заявил папа. — Покажи ему язык, вот и все.

— Уже показала, — ответила я.

И вот теперь племянница этого изменника, который потом по указке родителей женился на Мару Понсе, создав самое скучное и унылое семейство, какою только можно представить, оказалась подругой нашей Марты, и притом хорошенькой.

Вечером явилась ее мамаша, чтобы забрать дочь домой; Андрес не упустил возможности пригласить обеих на ужин. Весь ужин он говорил гостьям комплименты, расспрашивал о здоровье близких и рассказывал разные истории из жизни тореро и политиков.

Прежде чем уйти, сестра Хосе остановилась в дверях и сказала:

— Кати, я так рада тебя видеть, ты, как всегда, просто очаровательна.

— Десять лет назад ты так не думала, — ответила я.

— Не понимаю, о чем ты, — ответила она, криво усмехнувшись, и поспешила откланяться, потому что в эту минуту Андрес что-то шептал на ухо ее дочери. Та настолько смутилась, что даже надела шляпку задом наперед.

Не прошло и трех дней, как он увез ее на ранчо близ Халапы. Там она и пребывала до самой последней минуты своей беременности, после чего произвела на свет девочку — еще одну претендентку на наследство. Эта история закончилась для нее вполне благополучно: она и по сей день живет на этом ранчо среди лошадей, собак и антиквариата, бездельничая в свое удовольствие. Как, впрочем, и ее зять, живущий за счет Кристины.

Прямо скажем, это не придало мне смелости, да и все семейство Ибарра сгорало от стыда. Хотя это доставило мне определенное удовольствие. Я от души повеселилась: генерал похитил подружку Марты, и теперь ее мамаша сходит с ума. Еще смешнее было представлять, как эта святоша безуспешно пытается замолить грехи в церкви. «Отлились кошке мышкины слезки», — думала я, вспоминая Хосе, парк Ла-Конкордия и тот роковой поцелуй.

Вся жизнь Пуэблы вертелась вокруг крытой галереи. Именно там Эспиноса показывал свой фильм, когда конкурент ударил его ножом, именно туда приходила Магдалена Майнес, чтобы похвастаться новым платьем — до того, как с ней случилась беда. Потому что вся ее жизнь круто переменилась после того, как убили ее отца. Ее платья были всегда тщательно отутюжены — ни единой морщинки; вся одежда в таком идеальном порядке, что, казалось, надета не на живого человека, а на манекен. Ее семья была не слишком богата, но жила на широкую ногу. Мы встречались довольно часто, поскольку Андрес вел какие-то дела с отцом Магдалены. Похоже, все вели дела с Андресом.

Магдалена была любимицей своего отца-адвоката. По воскресеньям он всегда брал ее с собой в казино «Сельва-Куэрнавака». Однажды мы с мужем встретили их там. Магда была в цветастом шелковом платье, с гребнями в волосах. Перед ней стоял бокал лимонада, который она потягивала через соломинку.

Когда мы вошли, они с отцом сидели в саду, за столиком с видом на бассейн. Мы привели с собой всех детей. При виде нас адвокат поднялся и отошел с Адресом в сторонку, чтобы поговорить без свидетелей. Магда завела какой-то пустой разговор о погоде, не выпуская при этом из виду отца. Вскоре он вернулся к нашему столику и немедленно удалился вместе с дочерью, что-то у нее спросив, и она тут же превратилась из легкомысленной девушки в серьезную. Меня удивила столь резкая перемена в ее поведении, но вокруг происходило столько странностей, что я не обратила на это особого внимания. Уже в машине, на пути в Пуэблу, я спросила у Андреса, что между ними произошло, и он ответил, что меня это не касается. Так что я вскоре забыла о Майнесах.

Через несколько месяцев адвокат внезапно исчез. Его похитили по дороге домой.

Магда пришла ко мне. Она была просто очаровательна в костюме из альпаки и серой шелковой блузке.

— Три дня назад папа пошел в кино и до сих пор не вернулся, — сказала она.

Я хотела ответить, что возможно, ее отец задержался у любовницы, но ничего не сказала; лишь молча разглядывала свои руки, словно я в чем-то виновата.

— Не будете ли вы так добры спросить мужа, что с ним могло случиться? — попросила она.

— Конечно, я спрошу у него, вот только не уверена, что это поможет. Он никогда не рассказывает о своих делах.

— Но люди говорят, что вы можете на него повлиять.