Возроди во мне жизнь

— Как ты можешь жить с этим политиком! Тебе же приходится постоянно скрывать свои чувства, а это так трудно. Я бы так не смогла! Хулиан всегда ругает меня за то, что я говорю прямо, а я ему отвечаю: а чем тебе это грозит? Ты же предприниматель, а не политик. Тебе нет необходимости с кем-то заигрывать. Все, что у тебя есть — только твое; ты это заработал честным трудом. Кроме того, мы Исунса, славимся своей честностью, и ты прекрасно об этом знал, когда женился на мне.

Однако в этот вечер мне было не до излияний Марилу. Сначала Матильда, наша повариха, которой надоело готовить ужины, разобиделась, что я нашла приготовленное мясо недостаточно сочным. Потом Чеко долго плакал у себя в комнате, потому что я ушла, не дождавшись, пока он заснет. Андрес весь день возносил хвалу Хайсу, это меня тоже несказанно злило, а в довершение всего Гуэра оставила меня почти лысой. Так что мне было не до Марилу, которая сидела посреди гостиной с лисьим мехом на плечах, из-за чего ее фигура казалась охваченной пламенем, и рассказывала всем, как выгнала служанку, проработавшую у нее десять лет, когда выяснилось, что та забеременела, да еще и пыталась избавиться от ребенка при помощи ручки от метлы:

— Я была прямо-таки потрясена. Ведь я с самого начала ее предупреждала, чтобы она держалась подальше от рабочих с фабрики, это безответственный народ, желающий лишь поразвлечься. Я ей так и сказала, когда в первый раз увидела, как она прихорашивается и заплетает косы, собираясь бежать на фабрику. Я сказала ей, что она не должна думать о мужчинах, что добьется большего, оставаясь со мной, ведь я хорошо с ней обращаюсь, она должна и заботиться о моих детях, как если бы они были ее собственными. Зачем ей нужен этот парень, который ничего ей не даст, не сможет вытащить из нищеты, и от которого она не дождется ничего, кроме неприятностей? Но она меня не послушала. Потом, конечно, были слезы, раскаяние, мольбы о прощении, уж простите меня сеньора, он меня обманул и всё такое. Ну уж нет. Я сказала, что разрешаю ей остаться в доме, пока не родится ребенок, но отказываюсь платить жалованье, потому что она все равно не сможет хорошо выполнять свои обязанности. Но пусть хотя бы смотрит за моими детьми, и я буду довольна. Разумеется, когда придет время, она отправится в деревню, поскольку у меня нет времени с ней возиться и я не хочу, чтобы мои дети о чем-то догадались. Ну что еще можно желать? Но она, видимо, желала большего, потому что попыталась избавиться от ребенка. Вы даже не представляете, что я пережила, когда узнала, кому доверила своих детей! Я чуть не умерла, обнаружив, в чьи руки они попали.

— Проблемы с детьми касаются каждого, — сказала я.

— Каталина, что ты такое говоришь? Ты смотришь на вещи как жена политика. И почему ты остригла волосы? — спросила она, встряхивая своей роскошной гривой. — Кстати, что сказал об этом твой папа? Для тебя ведь очень важно мнение твоего папы, правда? На днях он обедал в нашем доме и только и говорил, что о тебе.

— Папа обедал у тебя дома? — в испуге спросила я.

— Конечно, ведь он же представитель сеньора губернатора в бизнесе, который тот ведет вместе с Хулианом. В скором времени они станут настоящими богачами. Разве он ничего тебе не рассказывал?

Мне стало не по себе от одной мысли, что мой отец имеет какое-то отношение к делам мужа Марилу и выступает как представитель Андреса.

— Нет, не рассказывал, — ответила я, прикинувшись дурочкой.

— Ну разумеется, он хочет сделать тебе сюрприз. Только не говори, что это я тебе рассказала, — добавила она, оглядываясь на других гостей, которые радовались подслушанной сплетне.

— Не беспокойся, — заверила я. — Я гляжу, ты немного осветлила волосы?

— Нет, я их не красила. Это они так выгорели на солнце, мы были на пляже.

— А вот я не люблю пляжи, — призналась Луисита Ривас. — Там надо раздеваться, а потом еще лезть в соленую воду, в которой всегда тучи песка, ведь кто там только не бултыхается! Терпеть не могу море.

— Ну что ты говоришь, Луисита! — воскликнула другая гостья. — Ты уж меня прости, но море просто божественно...

Я воспользовалась сменой темы, встала и отправилась на поиски Андреса.

Он стоял в окружении мужчин, которые потягивали виски и стряхивали пепел сигар куда попало. Когда я подошла, Андрес как раз докуривал сигару и собирался отрезать кончик новой.

— Можно тебя на минуточку? — спросила я.

— Это так срочно?

Андрес ненавидел слово «срочно» и всячески избегал его произносить.

— Да, дело совсем простое, но срочное, — ответила я.

— Ну что ж, поглядим, что там за простое и срочное дело у нашей сеньоры, — усмехнулся он. — С вашего позволения, господа.

Я взяла его под руку, как если бы собиралась прогуляться, и потащила из гостиной; мы пересекли столовую, и я собиралась увести его еще дальше, когда он вдруг остановился и спросил:

— Что случилось?

— Я не хочу, чтобы ты втягивал в свои дела моего отца, — заявила я. — Пусть он живет, как считает нужным. В конце концов, он не умирает с голоду. Так что не мешай ему жить.

— Так ты из-за этого влезла в наш разговор? — рассмеялся он. — Лучше бы за ужином присмотрела. С каких это пор утки начали стрелять в охотников? И почему ты постриглась?

Я ненавидела его, когда он разговаривал со мной в таком тоне — как хозяин.

Но взяла себя в руки и сменила тон, понимая, что так добьюсь большего.

— Андрес, я тебя заклинаю, ради всего святого! Я даже разрешаю тебе подарить Хайсу моего Енота, только не втягивай отца в ваши с Амедом дела

— Ты готова подарить Хайсу Енота? Твоего любимого коня? Ладно, разберемся. Обещаю тебе, плакса. А пока, будь любезна, приведи себя в порядок и ступай к гостям. Мы их пригласили не для того, чтобы они скучали, глядя, как мы шепчемся в углу.

Я вернулась к дамам. Я бы предпочла послушать разговоры мужчин, но об этом не стоило и мечтать. На званых вечерах принято, чтобы мужчины собирались своей компанией, а мы — своей; мы обычно разговариваем о покупках, служанках и прическах. О чудесном женском мире, как называл это Андрес.

Мне нравилось сидеть за столом, там затевался какой-то интересный разговор. Поскольку я сама раскладывала карточки с именами гостей, как мне было удобно, я сидела рядом с Серхио Куэнкой — красивым мужчиной и интересным собеседником, я часто приглашала его на наши обеды и ужины и всегда была ему рада, поскольку это был один из немногих друзей Андреса, которые мне нравились. Ему тоже нравилась моя компания и, если мы сидели рядом, то вполне могли разговаривать шепотом о чем угодно, не опасаясь, что нас услышат.

— А вы знаете, что индейцы из Альчичики ополчились на Хайса и его администратора Переса? — спросил он. — Им не понравилось, каким тоном их убеждают засадить поля сахарным тростником.

— Именно так, — заметил дон Хуан Мачуко, испанец, никогда не покидавший пределов своей фабрики в Атлиско, но при этом всегда знавший все лучше, чем кто-либо другой. — Говорят, что они убили двоих кавалеристов. Хайс собирается выехать как можно скорее. Думаю, будет раздавать крестьянам бумажки по одному песо, пытаясь убедить взять в аренду поля. Крестьяне не хотят, хотя он заявляет, будто договор уже заключен. Разумеется, староста пришел в ярость и заявил, что, когда бы Хайс ни явился, добра ему здесь не видать. Дону Мигелю пора бы уже научиться уму-разуму.

— И что же было дальше? — спросила я.

— А ничего, — ответил Андрес. — Дон Майк знает, как поступить, если староста забыл свое место. И поверь, он сам разберется с той женщиной, которая утверждает, будто земли, которые продал Хайсу де Веласко, принадлежали ее отцу. Так что сделай одолжение, не поднимай бучу.

— Но, генерал, — произнесла донья Хулия, обмахиваясь веером из зеленых перьев. — Ведь эти земли принадлежали Габриэлю де Веласко еще до революции?

— Ну конечно, наша донья Хулия в курсе всего, что происходило до революции, — ответил Андрес. — У вас ностальгия по тем временам?