Мария, княгиня Ростовская

Двое русских вышли на сторожевую площадку башни, уже не таясь. Тот, что говорил — очевидно, старший — поднял над головой обе руки, растягивая кусок белого холста, и тотчас в ответ на соседней башне показалось смутно белеющее в ночи пятно.

— Готово, Радомир, — негромко, но уже в голос сказал старший. — Теперь лестницы!..

…- Знак, княже!

Мстислав и сам уже разглядел белые полотнища, свесившиеся с башен.

— Броньша, как увидишь огонь на воротной башне, не мешкая всей силой туда!

— Ясно, княже!

— А ну, други, тихо пошли!

Всадники без криков и лишнего шума устремились вслед за князем. Бронислав проводил их глазами. Отчаянный всё-таки князь Мстаслав, истинный вождь. Не кого-то послал, сам пошёл вперёд. Сейчас он со своими отборными витязями взойдёт на стену, с которой верные люди уже спустили верёвочные лестницы, как на красное крыльцо. На этой стороне монголы их не заметят, ибо уже лежат бездыханные. А вот взять воротную башню врасплох — тут нужен верный и быстрый удар, иначе разворошишь всё осиное гнездо…

Факелы, возникшие над воротной башней, прервали размышления Бронислава.

— Ну, ребята, с Богом!

Тени скользили вокруг, бесплотными шелестящими голосами шептали что-то по урусски, угрожающе и невнятно. Дэлгэр рубанул по ближайшей тени саблей, но клинок встретил лишь пустоту. Тень, бесплотно рассмеявшись, придвинулась вплотную.

«Я твоя смерть, Дэлгэр. Твой путь закончен»

Дэлгэр почувствовал, как ледяные пальцы проникают ему в грудь, берут за сердце, дико закричал во сне, рванулся…

Дикие крики за окном разом прогнали остатки сна. В сереющей предрассветной мгле метались тени, точь-в точь продолжение ночного кошмара, лязгала сталь. Дэлгэр вскочил, схватил саблю, лежавшую в изголовье, выдернул клинок и отбросил пустые ножны. В тот же момент дверь в амбар, где обитал начальник особого отряда тайной стражи, с треском слетела с петель, и нукер охраны, ввалившись спиной вперёд, растянулся на полу. Пламя масляного светильника заметалось, потревоженное током холодного воздуха. А в помещение уже входили урусы, и впереди всех рослый воин в воронёных доспехах.

— Коназ-ашин! — прохрипел Дэлгэр, тараща глаза.

— Дошло до меня, будто бы ты хотел меня видеть, Дэлгэр, — князь Мстислав стоял в трёх шагах, усмехаясь. — Ты саблю-то брось, неудобно так-то разговаривать.

Вместо ответа Дэлгэр, ощерясь, со свистом рубанул по фигуре в воронёной броне. Но удар провалился в пустоту, и в следующий момент монгол увидел кувыркающуюся в воздухе саблю, эфес которой всё ещё сжимала кисть чьей-то отрубленной руки.

— Перетяните ему жилу, быстро! Не то подохнет, не сказав нужного!

— … Здрав будь, Балдан-багатур!

Худу расширил глаза — не может быть… Ведь позавчера только оставили они ту волшебную обитель, где обитает волшебная женщина, чародейка… И вот она здесь. Колдовство…

— Я рад приветствовать тебя, княгиня Мария. — почти правильно выговаривая русские слова, произнёс Балдан, в свою очередь разглядывая ростовскую княгиню, восседавшую в седле по-мужски. Обширная юбка из синего бархата покрывала серую в яблоках кобылу, как роскошная попона, из-под подола виднелись только чёрные сафьяновые сапожки.

— Вы здорово похожи, княгиня, ты и твоя сестра, — произнёс Балдан, уже едучи стремя в стремя с Марией, и только тут Худу осознал, что это вовсе не Эуфросиниа, а её сестра. Действительно, и разницу сразу видно — немного крепче женщина, и глаза… Вот глаза те же самые, точно. Невозможно спутать.

— Познакомься, княгиня, — кивнул Балдан. — Это Худу, племянник великого хана Берке.

— Здравствуй, Худу. — улыбнулась Мария, в свою очередь разглядывая худенького мальчишку. — Я напомнила тебе кого-то?

— Он до сих про не может отойти от чар твоей сестры, Эуфросинии. — засмеялся Балдан. — Хорошо, что я там не был. Иначе вместо дани, полагаю, привёз бы Бату-хану сундук еловых шишек.

Княгиня засмеялась в ответ мягким смехом, и племянник хана Берке вновь почувствовал сладко-щемящее чувство. Как всё же хорошо, что дядя послал его в эту землю, Урусию!

Ворота города уже были распахнуты настежь. Кортеж въехал в ворота, и тут же раздался малиновый колокольный звон.

— О! Это в нашу честь? Я польщён! — улыбнулся Балдан.

— Вообще-то это звон к обедне, службе в честь Господа нашего Бога. — улыбнулась Мария в ответ. — Но твоё посольство попало очень удачно, так что…

— … И нам перепала малая толика. — закончил Балдан.

Они разом весело рассмеялись, и Балдан почувствовал, как крепнет в нём симпатия и уважение к княгине. Да, это воистину мудрая правительница. И Бату-хан, как всегда, поступил верно, направив в Ростов не прямолинейного и не слишком далёкого Тудана, а его, Балдана.

— … А это вот храм Успения, отрада наша, — показала рукой княгиня, и Худу ощутил восторг от открывшегося глазам зрелища.

— Нравится, Худу-хан? — внезапно обратилась к пареньку Мария.

— Красиво как… — прошептал Худу.

— Во Владимире был храм не хуже. А каким красивым городом был Киев… — внезапно сказала Мария.

— Они сами виноваты, княгиня, — теперь Балдан смотрел жёстко. — Так будет со всеми, кто противится воле Повелителя.

— Да, конечно, — взгляд Марии потух.

Воцарилось неловкое молчание. Между тем процессия уже въезжала в ворота княжеского терема.

— Ну, гости мои, прошу в дом!

На крыльце Худу встретил мальчик, моложе его года на два. Мальчик несмело улыбнулся, и неожиданно для себя Худу неловко улыбнулся в ответ.

— А ты книжки читать любишь? — спросил мальчик.

— А какие? — оживился Худу.

— Да у нас тут всякие-превсякие есть.

— Я не умею читать по-русски. — насупился Худу.

— А у нас есть книжный смотритель, отче Савватий. — успокоил молодого монгола князь Борис. — Он вслух будет читать. А хочешь, он тебя быстро русской грамоте научит?

— Да… — чуть растерялся от такого напора Худу.

— А ещё у нас есть грамотная кошка.

— Врёшь!

— Да ой, вру! Вот сегодня вечером сам увидишь!

Они стояли и смотрели. Русские люди, жители города Деревича.

Измождённые, бескровные лица, заострившиеся носы. Толпа чутьволновалась, но Мстиславу казалось — это ветер шатает людей, заморенных вконец жестоким гнётом.

Бой на улицах и в домах уже закончился. Крепкий предрассветный сон большинства степняков плавно перешёл в вечный, а те, кто всё-таки успел проснуться, так и не сумели организовать серьёзный отпор. Пленных нападавшие не брали, и только для одного врага было сделано исключение.

Рядом с князем двое ратников удерживали пленного, в котором вполне можно было признать ещё час назад всемогущего Дэлгэра. Сейчас начальник тайной службы выглядел не столь грозно. Во-первых, совершенно голый, и во-вторых, привязанный к палке подобно дикому зверю — палка просунута в рот, челюсти крепко примотаны. Кисть правой руки у монгола отсутствовала, рука была крепко перетянута выше локтя кожаным ремешком. Левая рука была сломана и бессильно висела.

— Люди! — князь старался говорить громко и внятно. — Вот и пришёл час расплаты поганым! Да токмо не всем, признаю. Сила врагов велика. И ждут вас новые испытания, так или иначе. Однако скажу сразу, чтобы не обольщались вы — не оставят в покое поганые тех, кто согнул выю под ярмо им. И вы сами убедились в том. И потому один выход есть — бить их, бить и бить, не давать покоя ни днём ни ночью, покуда не уйдут они с земли нашей!

Гул пронёсся по толпе.

— Решайте сами, люди — дожидаться ли вам смерти голодной, или мучительств новых, или уходить в леса, дабы дать бой гостям незваным!

Снова гул, громче и дольше прежнего.

— Дозволь молвить, княже! — выступил вперёд старик с косматой гривой нечёсаных сивых волос.

— Говори, старинушка.

— Куда мы пойдём, от своих-то домов? В лес, зимой? А бабы, а ребятишки? Погинут все поголовно.