Про Кешу, рядового Князя

Строй резко, дружно поворачивается под прямым углом. Но Кеша мешкает, сбивается и начинает путаться под ногами.

– Взвод, стой!– командует сержант.– Курсант Киселев, налево! Прямо шагом марш!

Хмурый Кеша шагает один.

– Р-раз, два, три-и! Выше ногу! Тяни носок! Р-раз, два, три-и! Еще выше! Нале-во! Р-раз, два, три-и!..

Думайте, как хотите, но сержант на него взъелся. Почему он поэта Калинкина не гоняет или еще кого-нибудь? Сначала погоняет всласть, потом найдет, к чему придраться, и наряд влепит. Ну, а там и до гауптвахты рукой подать.

От этой неприятной догадки и оттого, что приходится все же подчиняться сержанту, у Кеши окончательно портится настроение. Строевой шаг ему и так не дается, а тут он начинает шлепать сапогами, как утка по грязи.

– Р-раз, два, три-и! Кру-гом! Стой, стой!– Сержант раздосадовано хлопает себя по бокам.– Ну сколько можно объяснять? Правой ногой нужно всего полшага делать, половину! И сразу поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Что за человек?

«Голову бы тебе так,– думает озлобленный Кеша ,– на сто восемьдесят градусов».

Лицо Князя выражает такую тоску, что посмотришь на него и сам затоскуешь. На пределе наш «светлейший». А Шевцов словно не видит этого. И взвод стоит, лыбится.

– Повторим! Прямо шагом марш! Р-раз, два, три-и! Кру... Выше ногу! ...гом!

Кеша делает правой ногой эту проклятую половину шага, придает телу вращательное движение и едва не падает, вызывая нездоровый смешок в строю.

– Еще раз повторим!– не унимается сержант.– Прямо... Курсант Киселев, вы куда? Приказываю: вернитесь! Киселев, я приказываю!

– После присяги будешь приказывать, еш-клешь!– огрызается Кеша , направляясь к скамейке на краю плаца.

Шевцов в растерянности. Такого еще не бывало, чтобы на его приказы демонстративно плевали. Сержант косится на строй: такой конфуз на глазах у взвода! Что останется от его командирского авторитета?

Взвод стоит в напряженном ожидании. А Князь преспокойно усаживается на скамейку и вытаскивает из кармана пачку сигарет.

– Топайте, топайте, девочки, шевелите копытами,– бросает он ошарашенному взводу.

«Ну уж нет, такое хамство терпеть нельзя!»– решает сержант и с недобрым видом направляется к скамейке. Кеша невольно прячет сигареты в карман – никак драться идет. Очень не любит Князь, когда его бьют. Из осторожности он поднимается со скамейки и даже подумывает, не драпануть ли за казарму.

Шевцов подходит к Кеше почти вплотную и, вытянувшись зачем-то во фрунт, орет:

– Шагом марш в строй!

А-а, понятно – пугает. Кеша снова садится на скамейку и достает сигареты.

– Привал, товарищ начальник.

– Встать!– кричит сержант так, что на шее у него вздуваются вены толщиной с палец.

Подумав, Князь все же встает и, засунув руки в карманы, вразвалочку идет в строй. Пожалуй, не стоит слишком усложнять себе жизнь. Но чтобы не подумали, будто он испугался Шевцова, бормочет:

– Раскомандовались тут всякие психические...

– После занятий зайдете в канцелярию. Похоже, сержант сорвал свой великолепный голос – последняя фраза вышла у него как-то сдавленно.

– Товарищ капитан, курсант Киселев по вашему приказанию... по приказанию товарища сержанта...

Кеша растерянно замолкает. Кому не лень приказывают, разберись поди. И вообще непонятно, зачем он сюда приперся? Ротный ведь не звал.

– Продолжайте,– строго смотрит на него Максимов.

– Прибыл!– выпаливает Князь.

– Почему не выполняете приказание командира?

«Кто командир?– хочет спросить Кеша .– Этот, что ли?»

У Князя появляется такая нужда съязвить, аж язык свербит. Но взгляд ротного не обещает, что юмор будет правильно понят, и Кеша отказывается от своего невинного желания. Однако он пробует похорохориться:

– А чего он муштрует!

– Отвечайте по уставу!– повышает голос капитан.

О, это уже не ефрейтор Шевцов! Кеша молчит, потому что не знает, как в этих случаях отвечать по уставу.

– Скажите, Киселев, вы хотите служить?

– Я?

– Да, вы!

Вот это вопросик! Нельзя ли полегче? Надо служить, значит будет служить, какой разговор. Впрочем, Кеша мог бы ответить по чести-совести: хочу, дескать, только пусть мной командуют солидные люди, а не всякие там... И пусть меня поменьше заставляют бегать. И еще пусть... Нет, об этом лучше помолчать.

– Надо, товарищ капитан,– отвечает Кеша .

– Ясно, что надо. Я спрашиваю: вы хотите служить, как все?

Что тут ответить, если против всех ожиданий служба оказалась такой неласковой? Особенно эта беготня. Скажи, что ему расхотелось служить, тут такое начнется!

– Так что же вы молчите? Мне нужно знать, с кем я имею дело. Мы ведь с вами, по сути, в одном строю.

– Хочу, товарищ капитан,– решается, наконец, Князь.

Ротный пристально смотрит Кеше в глаза, и тот не выдерживает взгляда.

– А ведь вы врете, курсант Киселев. Мало того, что вы разболтаны, так еще и неискренни. Ясно, что армию вы представляли себе чем-то вроде пионерского лагеря. А настоящая служба кажется вам незаслуженным наказанием. Это же у вас на лице написано. А вся беда оттого, что у вас нет ни малейшего представления о дисциплине.

Ротный умолкает с таким видом, словно хочет сказать: что, мол, на тебя слова тратить, все равно отскакивают, как от стенки горох.

– Сейчас вы запомните хотя бы то, что в армии невыполнение приказа командира есть тяжкое преступление. Сейчас вы курсант, поэтому на первый раз эта выходка вам пройдет. Думайте, курсант Киселев. Вы свободны.

Кеша поворачивается кругом.

– Отставить!

Князь с испугом и недоумением смотрит на ротного: неужели передумал и хочет всыпать по первое число?

– Вы свободны.

«Что за фокусы?– лихорадочно соображает Кеша .– А-а, ясно!»

– Есть!– козыряет он и поворачивается уже как положено, то есть через левое плечо.

11.

Кеша выходит из казармы во двор. Лучше бы он не выходил, а продолжал мило беседовать с ротным. Во дворе обнаженные по пояс парни цепочкой стоят у турника и по очереди выделывают на нем какие-то кренделя. Вот поэт Калинкин подходит строевым к перекладине и, легко подпрыгнув, хватается за нее цепкими пальцами. «Поди ж ты, карапет, а достал!» Калинкин делает один переворот, другой, затем осёдлывает перекладину и, непонятно как придав телу вращение, изображает собой мельничные крылья. Покрутившись в свое удовольствие, он мягко спрыгивает в опилки и снова строевым идет в конец шеренги. Ну и гвоздь! Где только выучился?