Черное золото<br />(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. т. XXIII)

ЧЕРНОЕ ЗОЛОТО

Приключенческие повести

Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг.

Т. XXIII

ЧЕРНОЕ ЗОЛОТО

Повесть

Часть первая

ТАЙНА УМЕРШЕГО

Забойщик Петр Жарков просверлил последнюю, четвертую дыру и выпрямился, не выпуская из рук тяжелого перфоратора. Над самой его головой навис потолок узкого забоя, подпираемый двумя толстыми кривыми бревнами. С трех сторон забой замыкали корявые, закопченные стены угольного пласта. Четвертой стены не было. Вместо нее забой переходил в узкое многоугольное отверстие — выход в откаточной штрек. Из тьмы слабо поблескивал белый металл рельс дороги для откатки угля.

Рабочий, забивавший патроны, тронул Жаркова за руку. Заряд был готов. Таща за собой инструменты, оба выползли в коридор к темному аппарату, соединяющему в себе запальные шнуры. Это была маленькая электромашина. Запальщик надавил кнопку, и штрек вздрогнул от короткого, гулкого удара.

Помогая откатчикам погрузить в вагонетки несколько десятков пудов выбитого взрывом угля, Жарков с неодобрением рассматривал место своей многонедельной работы.

Труд забойщика не был для Жаркова чем-то неприятным и принудительным. Уже два года узкие, молчаливые переходы шахт встречали его маленькую, коренастую фигурку, быстро шагающую на свой незаметный подвиг. Наоборот: работа эта не только не тяготила его, но даже нравилась Жаркову. Недаром из-за нее он отказался от многих других мест, которые ему предлагали после демобилизации.

Часто вечером, чисто вымывшись в шахтерском баке и пообедав в рабочей столовой, он шел в нарядный, ярко освещенный клуб, построенный среди шахтерского поселка. Он усаживался на мягкое кресло в читальне и погружался в свежие номера газет. Ого! Новый торговый договор с Америкой. Правильно! Мы вам покажем, как пролетариат восстанавливает свое хозяйство! Машиностроительный завод «Ильич» выпустил 10 новых тракторов к восьмой годовщине Октябрьской Революции! Паровоз советского производства взял первый приз на Международной выставке! Мануфактурная фабрика… Жарков медленно читал все новые и новые заметки в такой дорогой и нужной ему газете. Он чувствовал себя строителем новой жизни. Он закрывал глаза и видел огромные, четко работающие фабрики, черные паровозы, влекущие за собой цепи вагонов, ярко освещенные улицы бурно живущих и работающих городов.

Что приводит в движение эти поезда и тракторы, эти заводы, освещает эти города? — Уголь! А кто добывает этот уголь? — Десятки тысяч Жарковых, скромных и незаметных, сильных и упорных.

Нет! Жарков сознавал важность выполняемого им дела. Он любил это дело.

Но теперь это дело находилось в несколько особом положении. Разработка «Южное», крайний участок угольных пластов подмосковного района, та самая разработка, в которой Жарков работал сейчас, не годилась ни к черту. Что из того, что угольные наслоения здесь довольно мощны! Но ведь самый-то уголь в них исключительно низкого качества. Это дряблые куски!.. Жарков пнул ногой ближайший осколок, и он, прокатившись с полшага, рассыпался на много кусков.

Давно пора развязаться с этой шахтой. Нашлась же компания англичан, которая хочет взять участок в концессию! Англичане уже второй месяц живут здесь. Правда, даже при всей малодоходности шахт — двух разрушенных и одной разрабатываемой — они дают слишком маленькую откупную цену. Наш представитель ждет. А несчастья с рабочими продолжаются. Нет! Общему собранию шахтеров давно пора вынести решение по этому вопросу…

Продолжая думать, шахтер успел укрепить подпорками выдолбленную часть забоя. Стук колес уезжающих тележек еще не замолк вдали, а Жарков опять, приставив инструмент к глухой части стены и отбросив все мысли и опасения, повел новую упорную борьбу с нависшими, готовыми ежеминутно обрушиться сводами своей коричневой пещеры.

— А… а… помогите… а…

Жарков сразу выпрямился и замер.

Да, это так. Взрыв справа показался ему очень странным.

Товарищ Жаркова по работе тоже слышал странный гул. Может быть, несчастье. Мало ли, что бывает. Этот рыхлый уголь обваливается то и дело. Вот…

— Помогите… По-о…

Жарков отшвырнул с дороги кусок угля, сорвал со стены лампочку и, согнувшись почти пополам, быстро выскользнул в мокрую мглу откаточного штрека.

Низкий проход, укрепленный соединяющимися наверху толстыми балками, освещался слабым блеском небольшой электрической лампочки, выступающей сбоку. Высокая сетчатая лампа Жаркова, облепленная пылью и копотью, рванулась назад и резко закачалась под ударами острого сквозняка. Разгоряченное в работе тело охватило дрожью. Жарков бросился вправо.

Крик о помощи — привычная вещь под землей. Каждый знает, что нужно делать в эту минуту. Справа от бегущего, из темной дыры бокового забоя, вынырнула смутная тень с лампочкой у пояса и побежала рядом с ним. Впереди уже мерцало несколько красных огней. Жарков добежал.

Вместо широкого, ровного жерла забоя в коридор покато спускалась гора бурых обломков. Большие куски остроконечного угля четко выступали над блестящими рельсами. И из-под этой горы слышались тихий хрип и стоны раздавленного человека.

Не прошло и минуты, как работа, сначала неровная и беспорядочная, приняла строго организованный вид. Первые пласты разгребли кирками и лопатами. Затем в дело вступили руки. Отверстие пещеры медленно пустело, обнажая свою черную кровожадную пасть.

Жарков, нагнувшийся над тающей грудой, вздрогнул. Его рука наткнулась на что-то теплое. Он продолжал работу. Одно слово — и все пятеро спасителей начали отрывать найденное тело.

В дрожащем, прыгающем свете лампочек странно белела обнаженная спина человека с лохмотьями разорванной рубахи по бокам. Из-под отгребаемого сора блеснула черная, еще не успевшая просохнуть от пота шея. Высвободили голову, а затем весь человек был разом приподнят и на руках вынесен в главный коридор.

Жарков отлично знал того, кто теперь лежал у его ног, неподвижный и умирающий. Проклятая шахта! Этот человек жил с ним в одном доме. Что из того, что они не были особенно дружны? Из долговязого Бабина иногда было трудно часами вытащить слово. Часто он надолго уходил, мрачный и замкнутый, на край села к лавочнице Марье Филиной. Ну, что же из этого? У каждого свои вкусы. Но ведь он — человек, с которым Жарков прожил два года. Проклятая, ненавистная шахта!

Грохоча по рельсам, к забою подъезжала электрическая вагонетка. Тело бережно уложили на подстилку из двух досок, покрытых куртками окружающих. Тележка медленно покатилась к центральной подъемной клети. Жарков сел сбоку, бережно поддерживая разбитую голову товарища.

Единственная комната Жаркова и его сожителя имела в тот день довольно необычайный вид. Чуть не пол-поселка перебывало за день у кровати раздавленного. Шахтеры входили, неуклюже топтались у порога, тискали и трепали в руках свои старые, измятые кепки и обменивались сочувственными словами с Жарковым, сидевшим у изголовья больного. Сам больной только через много времени после доставки пришел в себя. Он был в возбужденном, лихорадочном полубреду. Стараясь силой соскочить с постели, он быстро бормотал странные, бессвязные фразы. Чаще всего упоминалось имя какой-то Маши, которую Бабин умолял привести к нему. Все шахтеры знали эту Машу — еще довольно молодую, дородную хозяйку мелочной лавочки в конце поселка, у которой Бабин, бывало, проводил целые часы после работы. Но привести к больному Машу не удалось. Когда к лавочнице отправилась делегация из трех рабочих, ее нашли в постели, жалобно стонущую и дрожащую под грузом нескольких одеял. У нее был жестокий припадок местной злокачественной малярии. Решили не тревожить бедную бабу рассказом о несчастье. Да едва ли она и поняла бы в эту минуту что-нибудь.