Черное золото<br />(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. т. XXIII)

Жарков знал, что оба парня отлично поняли его. Он сгреб со стола рваную записку и ее перевод и выбежал из комнаты.

Советский директор разработки «Южное» жил совсем близко от домика комсомольцев. Стоило перейти широкую улицу, свернуть околицей влево, пройти еще пять шагов, и посетитель оказывался перед калиткой маленького, огороженного садиком дома. Директор был занят — разбирал срочную почту. Но когда Жарков заявил, что ему нужно немедленно повидаться с товарищем Мартьяновым, его пропустили сейчас же.

Тов. Мартьянов сидел за широким деревянным столом, заваленным бумагами. Это был пожилой морщинистый человек, бывший откатчик этой же разработки, единогласно выбранный в директора общим собранием шахтеров. Держа в руке нераспечатанное письмо, он вопросительно глядел на вошедшего.

— Товарищ директор, у меня дело, — произнеся эти слова, Жарков взял у стены некрашеный табурет и, придвинув его к столу, сел.

— Знаю, знаю. Снова просите поторопить сдачу. Это, кажется, вашего товарища задавило обвалом. Да, да — эти убийства… Бедный Бабин. Знал его. Уверяю вас, что мы делаем все, что возможно. Англичане сделали надбавку. Конечно, плата небольшая, но мы согласились. Завтра будет митинг, на нем мы еще раз спросим ваше мнение. Самый же договор в центре подписывается. Я телеграфирую в Москву, и все будет кончено. Завтра же. Я имею сведения, что заседание в СТО назначено на 7 часов вечера завтрашнего дня. Ну, довольны ли вы? Нет? Так чего же вам нужно в таком случае?

— Товарищ Мартьянов, мое дело другого рода. Хотя тоже касается сдачи. У нас делается что-то неладное. Я подозреваю, что убийца Бабина — наш младший кассир.

Директор привстал со стула, но Жарков не дал ему выговорить ни слова.

— Выслушайте, товарищ. То, что я говорю, еще не проверено, но я почти убежден в этом. Есть какая-то связь между кассиром и англичанами. Я очень боюсь новой контрреволюционной махинации.

Путаясь и запинаясь, Жарков изложил подробности дела и передал Мартьянову грязные клочки бумаги. В увлечении рассказом он забыл служебную дисциплину и перешел на простое, товарищеское «ты», чего директор даже и не заметил, захваченный рассказом Жаркова.

— Товарищ Мартьянов, ты сам рабочий, — этими словами Жарков закончил свой рассказ. — Ты знаешь, как рады все эти капиталисты устроить нам какую-нибудь мерзость. Я думаю, что здесь обязательно подстраивается мерзость.

Директор встал и быстро заходил по комнате. Он имел очень озабоченный вид и отбросил свой сухой официальный тон.

— Послушай, что я тебе скажу, Жарков, ты ошибаешься. Кассиру незачем было убивать Бабина. За то, что Бабин хотел тебе рассказать какую-то тайну, а кассир боялся этого? Ну, какие тайны могли быть у нашего брата-шахтера с интеллигентом? Подумай сам. Потом, эти англичане. Я не могу не верить тебе — ты испытанный работник. Но ведь у тебя нет никаких доказательств. И, кроме того, какую это имеет связь со сдачей участка в концессию?

Директор вопросительно остановился против также поднявшегося Жаркова.

— Но послушай, товарищ Мартьянов! Именно в этом заключается дело. Я твердо уверен, что Бабин знал какую-то тайну, касающуюся этого участка. О каком документе говорит эта записка? Ну, неужели нельзя отложить подписание договора до выяснения дела? В центр можно дать телеграмму…

— Нельзя. Англичане настаивают на завтрашнем дне. Они могут передумать. Участок ведь действительно плохой — это известно всем. Какая тайна, касающаяся его, может быть здесь? Новая богатая жила? Но мы знаем, что еще старые, дореволюционные владельцы продавали свои права на него. Только революция помешала им докончить дело. Мы хорошо знаем это…

Жарков попытался заговорить, но директор прервал его, ласково положив руку к нему на плечо.

— Ты хороший парень, Жарков. Но ты еще молод. Ты выдумываешь какие-то таинственные записки, необыкновенных врагов. Ты — фантазер. А у нас суровая действительность, восстановление промышленности, борьба за рынки. Подумай — могу ли я брать на себя такую ответственность — расторжение выгодного нам договора? У нас нет доказательств, товарищ. А подозревать кассира не стоит: право же, он хороший спец.

Директор отошел к столу и снова взялся за прерванное дело. Жарков вышел из комнаты.

В крайней избушке оба комсомольца сидели настороже, наблюдая двери большого дома. Никто, похожий на кассира, не выходил ни через одну дверь. Жарков придвинул табурет и тоже припал лицом к синеватому, подкрашенному вечерней мглой окну.

Так прошло несколько часов. Сзади слышалось ровное дыхание спящих подростков, и из комнатной тьмы мерно и настойчиво тикали стенные часы. Спереди висело черное сукно ночи, в нескольких местах пропоротое яркими квадратами окон и двумя тусклыми лампочками, горящими над дверьми дома напротив. Время от времени один из этих квадратов как бы проваливался в подымающийся над ним мрак. Погасли последние лампочки у дверей. Из темноты глядели только два ярких окна — окна комнаты кассира.

Жарков взглянул на часы. Было без десяти два. Через несколько минут должно произойти то, на что намекала загадочная записка.

Жарков вышел из дома, быстро перебежал улицу и лег на мокрую землю в тени одного из подъездов большого дома.

Но что это? Окна кассира потухли тоже. Неужели не случится ничего? Неужели был прав директор? Лежащий чувствовал, как что-то похожее на стыд и разочарование медленно заползает в его грудь.

Нет? Два квадрата снова ярко выступили наверху. Опять мрак. И опять квадраты. Сигнализация! Жарков весь подобрался, чувствуя, как сердце забилось быстрее и всему телу вдруг стало тепло на мокрой земле.

В глубине темной двери послышался легкий шорох. На улицу выскользнула смутная, закутанная в черное фигура и быстрым, уверенным шагом врезалась в ночной мрак. Жарков шел сзади. Судя по попадающимся на каждом шагу деревьям и по чему-то мягкому под ногами, они вступили в небольшой лесок, расположенный шагах в трехстах от поселка. Идущий впереди остановился. Жарков едва успел растянуться на мшистой, покрытой сучьями земле.

Мрак прорезал желтый глаз фонаря. Отделившись от черных стволов, к неподвижному кассиру двинулись две тени. Желтый луч снова скользнул по деревьям.

Один из подошедших быстро заговорил на отрывистом, гортанном языке. Жарков не понял ни слова. Кассир сделал нетерпеливое движение.

— К черту английский! Вы знаете, что я плохо понимаю на нем!

Незнакомец справа заговорил по-русски.

— Хорошо. Но ведь наш язык безопаснее… Могут подслушать! Вы сами говорили, что какой-то рабочий начал наблюдать за вами. Ну, в путь!

Фонарный луч быстро задвигался вдаль. Жарков, несколько смущенный словами незнакомца, следовал сзади. Значит, они знают, что он следит за кассиром! Ого, нужно быть осторожнее!

Перед его глазами вдруг выросли очертания маленькой избушки, окруженной стволами деревьев. Трое вошли в нее, притворив дверь. Жарков остался снаружи.

Не теряя ни минуты, он занялся осмотром хижины. Через забитое досками окно была видна ее внутренность, слабо освещенная синим светом взошедшей луны. Никого! Все трое, вошедшие в дом, исчезли. Жарков судорожно ухватился за шершавую ручку «нагана» за пазухой и открыл дверь.

Пусто. Жарков взглянул наверх и в стороны. Спрятаться негде. Он посмотрел под ноги и сообразил: в двух шагах от него сквозило длинное отверстие не совсем закрытой впускной двери.

За дверью оказалась покато спускающаяся вниз лестница. Под лестницей — узкий, уходящий в сторону коридор.

Жарков спустился вниз и, вытянув руки, пошел вперед, нащупывая пол носком правой ноги. Шагов с полсотни все шло хорошо. Потом… Жарков отшатнулся и едва удержался от крика: его нога не нащупала пола — он находился над какой-то невидимой пропастью.

Растянувшись на полу, Жарков опустил в темноту правую руку. Рука достала дно. Ладно. Он легко спрыгнул вниз и снова пошел по темному низкому проходу, идущему теперь наклонно вверх. На этот раз путешествие продолжалось гораздо дольше.