Миссия на Маврикий

Патрик О'Брайан

notes

1

2

3

4

5

Патрик О'Брайан

Миссия на Маврикий

Глава 1

Капитан Королевского флота Джек Обри проживал в той части Хемпшира, которую давно облюбовали морские офицеры в различных чинах. Некоторые из них достигли адмиральских званий еще в дни Роднея, в то время, как другие еще только ожидали своего первого назначения. Наиболее удачливые имели большие, комфортабельные виллы с видом на Портсмут, Спитхед, Сент-Хеленс, остров Уайт, и на непрерывное движение военных судов. Обри вполне бы мог быть среди них – коммандером и, затем, молодым пост-капитаном он немало заработал призовых денег и среди сослуживцев был известен под именем «Счастливчик Джек Обри». Но недостаток вакансий, аферы его финансового агента, беспомощность капитана в вопросах бизнеса и несчастливое знакомство с судебными исполнителями привели его в конце концов к положению всего лишь офицера на половинном жаловании. Так что коттедж его лежал на северных склонах Даунса, недалеко от Хилтон Адмирал, где высокий холм загораживал вид на море и почти весь солнечный свет.

Этот коттедж, хотя весьма живописный, даже романтичный в окружении высоких ясеней, идеально подходил для двоих молодоженов, но, увы, никогда не отличался ни просторностью, ни комфортом. Будучи всегда тесным, с низкими потолками и не особо удобным, нынче он к тому же был заполнен двумя младенцами, племянницей, разорившейся тещей и изрядным количеством мебели из имения тещи Мэйпс Корт. А если еще прибавить пару слуг, то дом приобретал уже полное подобие караван-сарая в Калькутте, с той лишь разницей, что караван-сарай был сухим, горячим и душным, а в Эшгроу-коттедж сквозило изо всех щелей, а сырость, подымавшаяся от пола, счастливо соединялась с течью сквозь дырявую крышу, формируя повсюду лужи и лужицы.

Все это существовало на капитанские 9 шиллингов в день, выплачиваемые раз в полгода и часто с длительной задержкой, и, хотя в теще своей, миссис Вильямс, капитан обрел приличного эконома, помогавшего ему сводить концы с концами, жизненные его обстоятельства отпечатались выражением постоянного беспокойства на лице, ранее будто самой природой предназначенном для радости. Порой обеспокоенность уступала место глубокому разочарованию – когда капитан, прирожденный моряк и ученый-гидрограф и навигатор, увлеченный идеей определять долготу по фазам спутников Юпитера, не мог позволить себе потратить гинею или две на заказ меднику (зеркала и линзы он шлифовал сам).

На некотором расстоянии от Эшгроу-коттеджа небольшая лощина пролегала через лес, пропитанный грибными запахами. Тяжелые осенние дожди превратили ее глинистую почву в форменную трясину, и через эту трясину, сидя на своей лошади боком и подтянув ноги в опасении грязи так высоко, что он походил на скрючившуюся в седле обезьяну, проезжал доктор Мэтьюрин – ближайший друг капитана Обри, корабельный хирург на всех судах, которыми капитану случалось командовать. Доктор был небольшой, странного и даже несколько болезненного вида человек со светлыми глазами и бледным лицом, увенчанный несколько старомодным париком, отмечающим его принадлежность к медицине. На свой манер доктор был одет с необычной тщательностью: табачного цвета пальто с серебряными пуговицами и замшевые бриджи, но вид портил длинный черный кушак, трижды обернутый вокруг талии, придававший доктору несколько экзотический для английской глубинки вид. На луке его седла покоилась сетка, наполненная различными грибами – трубчатыми всех видов, лисичками, иудиными ушами. Внезапно, привлеченный ярким пятном жука-листоеда, доктор спрыгнул с лошади, ухватился за кусты и вскарабкался вверх по склону. В это время крупная черная с белым птица взлетела с дерева, почти бесшумно взмахивая широкими крыльями. Рука доктора метнулась за пояс, выхватила небольшую подзорную трубу – и вот уже доктор следил за полетом странной птицы, преследуемой парой ворон, через долину до склона холма, отделяющего Эшгроу-коттедж от моря. Затем довольный доктор перевел трубу ниже, на сам коттедж. К своему удивлению он обнаружил, что небольшая самодельная обсерватория передвинулась на добрый фарлонг правее, к обрывающемуся на пятьдесят футов гребню. И там, возвышаясь над ее примечательным куполом, как Гулливер над храмом лилипутов, воздвигся капитан Обри собственной персоной. Утвердив на куполе морскую подзорную трубу, он внимательно рассматривал какой-то удаленный объект. Свет падал прямо на Джека, его лицо было видно ясно и четко, и доктор с ужасом обнаружил на лице капитана кроме уже привычной тревоги явные признаки старения и отметины несчастливой жизни. Стивен Мэтьюрин так привык думать об Обри, как о воплощении веселой неунывающей молодости, что эти изменения и медленные, усталые движения, когда он, сложив трубу, выпрямился, держась ладонью за старую рану на спине, болью отозвались в сердце доктора. Стивен сложил свою трубу, поднял сетку с грибами, свистнул лошади, подбежавшей как собачонка, преданно заглядывая в глаза, и они продолжили свой нелегкий путь.

Десять минут спустя доктор стоял перед дверью обсерватории. Дверь была плотно блокирована задней частью капитана Королевского Флота Джека Обри, изрядно выпирающей наружу. «Он, должно быть, сейчас навел свой телескоп практически горизонтально, иначе он не смог бы этак сложиться над ним», подумал Стивен. «Однако, вес он за это время не терял, эти окорока потянут стоунов на пятнадцать.» И крикнул вслух: «Привет, Джек!»

«Стивен!» – завопил Джек, вылезая спиной вперед с удивительной в таком крупном человеке подвижностью и заключая друга в объятия. Его физиономия разрумянилась от удовольствия, и небольшой розовый отсвет заиграл даже на впалых щеках доктора. «Как я рад видеть тебя, старина Стивен! Как ты? Где побывал? Где ты пропадал все это время?» Надо сказать, что доктор Мэтьюрин успешно сочетал занятия медициной с работой на разведку Адмиралтейства, и посему передвижения его являлись тайной, о чем Обри сразу же и вспомнил. И, связав его появление с недавним объявлением войны Испанией Франции, торопливо продолжил:

– Занимался своими делами, не иначе. Чудесно, чудесно! Конечно, ты остановишься у нас! Ты уже видел Софи?

– Еще нет. Я остановился у кухонной двери и спросил у молодой женщины, дома ли капитан. При этом из дома раздавались звуки, напоминающие массовую резню – и я просто оставил там свою лошадь и свое подношение и отправился к тебе. Ты передвинул обсерваторию?

– Да. Это было нелегкое дельце, однако. Вся эта штука весит центнера три, не меньше. Мы с Килликом только сняли купол – это, кстати, медная обшивка с «Диомеда», верфь уступила мне ее по дешевке, а потом мы перекатили все остальное с помощью пары рычагов.

– А как Киллик?

Киллик был стюардом и слугой Джека много лет, следуя за ним, как и доктор, во всех его назначениях, и был весьма ценим Стивеном.

– Неплохо, полагаю. Последние новости от него сообщил мне Коллард с «Аякса», передал мне трость из акульих позвонков в качестве игрушки для близнецов. Мне же пришлось уволить его, ты знаешь.

Стивен кивнул и заметил:

– А что, обсерватория в доме была не на месте?

– Ну, в общем, да, – ответил Джек, поколебавшись.

– Зато отсюда я могу видеть Виг и Соллент, верхнюю часть Госспорта и Спитхеда. Быстрее, подойди и посмотри – он еще не ушел!

Стивен прильнул к окуляру, затенив его для лучшего вида рукой, и там, перевернутый, на фоне бледно светящегося фона как бы висел затуманенный трехпалубный линейный корабль, практически заполняя собой все поле зрения. Стивен поправил фокус и картинка приобрела изумительную четкость. Брамсели и нижние паруса, провисшие на мертвом штиле, канаты, идущие от клюзов к лодкам, тянущим швартовочные перлини. Пока он разглядывал корабль, он слышал объяснения Джека: «шестидюймовое зеркало, три месяца шлифовки и полировки, заканчивал лучшим померанским илом, помощь мисс Хершел просто бесценна – он слишком сильно снял края и его сердце не выдержало бы, если бы она не показала ему способ, как все исправить – замечательная женщина!»