Смотрю в окошко памяти моей:
Суббота юная нисходит с небосвода,
Качает ветер синеву морей
И колыбель уставшего народа.
Спи, каменщик, портной и музыкант!
На облаке послушном, как теленок,
Плывет тарелка — золотистый кант,
А на тарелке — хала и цыпленок.
На улицах ни звука, ни лица.
Пуста скамейка и квадрат крыльца,
Никто не рассуждает у ворот.
Как сладко спит его величество Народ!
И в тысяче других печальных ноток
Я различаю храпа саксофон,
Виолончель простывших носоглоток
И насморка хронического звон.
А мимо лавок с урожаем летним,
Где помидоры прямо из огня,
Идет еврей с мальчишкой пятилетним,
Немыслимо похожим на меня.
Он говорит:
— Осел, чего ты плачешь?
Хорош характер у моих детей!
И так за все на свете деньги платишь,
Еще завелся чертов грамотей.
Какой букварь? Чтоб я о нем не слышал!
Ты видишь, сколько вывесок, дикарь?
Не плачь! Ведь я с тобой на рынок вышел,
Чтоб ты увидел собственный букварь.
Пожалуйста, учись по русским буквам,
По вывескам к горячим свежим булкам,
По надписям над плоскими часами.
Но там, где ходит с длинными усами
Процентной нормы неусыпный страж, —
Туда не надо! Там букварь не наш.
Там скучно, очень дорого и тесно…
Ах, Мойшеле, смотри, как интересно:
Алэф — А,
Бейс — Б,
Гимл — Г. —
Так милая великая Россия,
Сама полуголодная, растила
Мальчишек из еврейского квартала,
Таинственные надписи читала:
«Хлеб», «Мясо», «Парикмахерская», «Ларь».
Прекрасен и бессмертен мой букварь!
В снегах славянских под кровавой ношей
Соленых полыхающих бинтов
Я трижды умереть, как Шварцман Ошер [7],
За мой букварь священный был готов.
И в подмосковной огненной долине,
Когда хрустел под танками январь,
Я, как Паперник [8], был готов на мине
Взорвать себя и защитить букварь.
Меня терзали горе и утрата,
Но за руки вели меня всегда
Два мальчика, два близнеца, два брата —
Кудрявый Алэф и курносый А,
Мой первый май и первое двустишье,
Мой первый сад и первый соловей.
Стучат,
Стучат,
Стучат, как дождь, по крыше
Они в окошко памяти моей,
Целуют щеки, губы и глаза.
Ведь я — цветок, случайно уцелевший,
На той войне случайно не сгоревший.
Я — дома, и живут в моей скворешне
Кудрявый Алэф и курносый А.