Смешанный лес (Книга стихов)

...Как дед твой

за час до ареста

С любимою книгой в руках.

x x x

Ни обиды, ни мести

Лишь пение тайный волокон...

Вот и снова мы вместе

На маленькой кухне без окон.

Это даже не плохо,

Что, наши легенды разбивши,

Миновала эпоха

Мы стали моложе и ближе,

Неуемней и строже...

(О Господи: целая эра!).

Что касается дрожи,

То страсть - это (высшая мера(

Наказания (или

Награды) за мысль о покое...

Мы любили. Мы были

Живые. Мы знали такое,

С чем ни блуд, ни аскеза

Не могут сравниться по силе...

В этот век из железа

Мы жили. Мы очень любили.

x x x

Ласка моя изнывает по розгам,

Вольная воля по ужасу пут...

Спор между голосом и отголоском,

Как поножовщина, вечен и крут.

Но коли гордость меня побудила

Милого кинуть и стыть на ветру,

Это ж не патина,

а паутина:

Детским движеньем ее уберу!

Как бы глаза ни темнели от гнева,

Очень жалею и очень люблю

Все, что меня хоть однажды согрело:

- Родина! Не оттолкни во хмелю.

Тянутся к свету твои каторжане,

И среди них

- со звездою в горсти

Я: не способная скрыть обожанье,

Ярость утишить, и дом подмести,

И хоть словцо написать без нажима,

И не погибнуть, удар нанеся...

- Милый! Согревшее - неотторжимо.

Можно обидеть, но бросить нельзя.

x x x

На смех толпе, в тоске позора,

Обшарпанная королева

Тигрица, сосланная в зоо

На дно вольера,

Фортуной брошенная в угол

Как неотстрелянная гильза,

Играй,

чтобы воскресный бюргер

Приободрился!

...Прыжок без страсти,

рык без гнева,

Глаза потухли...

И лишь порою: небо, небо

Тебе напоминает джунгли,

И ты крошишь кусты и ящик,

Неукротимая, как раса,

Чтоб бюргер,

запахнувши плащик,

Летел и трясся!..

x x x

Неизвестность в любви

обращает меня к гороскопу,

Суеверьям, гаданьям

и прочим неверным вещам...

Ничего не хочу.

Занавешу окошко в Европу.

Буду сальную свечку

на скатерти жечь по ночам.

Я-то знаю, что зиму

нельзя пережить не надеясь,

И колдунья-душа

начинает трясти короба...

Но когда я впадаю

в сию неуемную ересь,

Мне не стыдно ничуть,

потому что и снег - ворожба.

Как поет расстояние

от этажерки до стула

Словно это простор,

где и поле, и лес, и дожди!..

А сегодня во сне

мне ладони свои протянула

Незнакомая девочка...

- Диво мое, приходи.

x x x

И родина, где я росла ветвясь,

Меня не видит и толкает в грязь,

И мусор доморощенных жемчужин

На откровенном торжище не нужен,

И город, где я счастлива была,

Закрыл ворота и сгорел дотла,

И прохудились сапоги, в которых

Я шла на свет,

и драгоценный ворох

Всего, что пело, я кидаю в печь...

Коль сгинул век, - то не себя ж беречь!

x x x

Я все тот же, все тот же

огромный подросток...

Е. Рейн

Ты, надевший впотьмах щегольскую рубаху.

Промотавший до дыр ленинградские зимы,

Ты, у коего даже помарки с размаху

Необузданны были и непоправимы,

Ты, считая стремительные перекосы

Наилучшим мотором лирической речи,

Обожая цыганщину, сны, парадоксы

И глаза округляя, чтоб верили крепче,

Ты - от имени всех без креста погребенных,

Оскорбленных, униженных и недобитых

Говоришь как большой и капризный ребенок,

У которого вдох набегает на выдох,

Ты - дитя аонид и певец коммуналок

О, не то чтобы врешь, а правдиво лукавишь,

Ты единственный (здесь невозможен аналог!)

Высекаешь музыку, не трогая клавиш,

И, надвинув на брови нерусское кепи,

По российской дороге уходишь холмами,

И летишь, и почти растворяешься в небе

Над Москвою с ее угловыми домами.

А вернешься - и все начинается снова:

Смертоносной игры перепады и сдвиги,

И немыслимый нрав, и щемящее слово,

И давидова грусть, и улыбка расстриги.

x x x

Оборочки, и вытачки, и складки...

А приглядишься - сполохи костра!

Опять горит в любовной лихорадке

Моя исповедальница-сестра.

Загорожусь от хаоса ладонью

И призову спасительную тишь.

(( Почто летишь в любовную погоню

За тем, кого проклятьями клеймишь?)

Ее холопство переходит в барство.

То выгонит, то кличет по стране.

...Но главное, что это - не коварство,

А женский подвиг, не доступный мне.

x x x

О, как жизнь хороша и нелепа!

Я в былое уйду с головой,

Как бы нить похоронного крепа

Намотав на мизинец живой:

Все пульсирует. Все - в настоящем.

...В старине

находя

новизну,

О, какое мы прошлое тащим

За собою, какую казну!

Там и желуди в детской коробке,

И рыдание ближних болот,

И тетради, сгоревшие в топке,

И изгнанников гневный исход,

И правитель в пальто из ратина,

И кириллицы дивной шитье,

И стоявшее неукротимо

Над тобою сиротство твое,

Там фонтаны с волшебной водою

И желание злое как месть...

Не тоскую: б ы л а молодою,

Но ликую: что было, то е с т ь!

Оболочка и вправду другая.

Но на палец

намотана

нить.

Все пульсирует, изнемогая

От желания заново быть.

Вот и будет. Во времени высшем

Даже эры

прошиты

насквозь.

А тем паче: покуда мы дышим,

Все едино, что с нами стряслось.

...Это бедное стихотворенье

Оставляю - при всей нищете,

Точно звездочку влажной сирени

У тебя на гранитной плите.

x x x

Одинокий и необычайный,

Этот путь закончится со мной...

Я умру в гостинице случайной

Под нерусский говор за стеной.

Ишь, затосковала на чужбине,

Прилегла на несколько минут,

И - меня в казенной домовине

Тихую на родину везут.

Умереть, минуя умиранье,

Господи! Ты ласков иль суров?

...Этот сон я видела в Милане

В маленьком отеле без часов.

x x x

А.Г.

Вот и кончена разлука.

Ливнем разразилась тишь.

- Школьная моя подруга,

Ты на родине гостишь!

Умница и балаболка,

Не озлобившая дух,

О, как страшно,

о, как долго

Мы не говорили вслух!

Горбоносая пичуга,

Не желая быть чужой,

Ты т о г д а ушла из круга

И взлетела над межой.

...Сгинул Славка, умер Вовка,