Падший ангел
Падший ангел читать книгу онлайн
Глеб Горбовский - один из самых известных ленинградских (а ныне санкт-петербургских) поэтов-`шестидесятников`, `последний из могикан` поколения Николая Рубцова, Владимира Соколова, Иосифа Бродского. Достаточно вспомнить его `блатные` песни 50 - 60-х годов: `Сижу на нарах, как король на именинах…`, `Ах вы, груди, ах вы, груди, носят женские вас люди…`. Автор более 35 поэтических и прозаических книг, он лишь в наше время смог издать свои неопубликованные стихи, известные по `самиздату` и `тамиздату`. Глеб Горбовский 90-х годов - это уже новое, яркое явление современной русской поэзии, последние стихи поэта близки к тютчевским традициям философской лирики. Сборник издается к 70-летию со дня рождения и 50-летию творческой деятельности Глеба Горбовского.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Бернстайна. Кирилл Владимирович был рекомендо-
ван американцу в негласные гиды, так как владел в
совершенстве английским — привилегия бывшего
фронтового разведчика, — и жестоко поплатился за
проявленное гостеприимство.
Как же попали мои стихи в «дело» Косцинского?
У меня рукописей не изымали. Обошлись тогда без
ареста и обыска. Просто некоторые вирши ходили
по рукам. Привилегия самиздата. Дома у Кирилла
Косцинского с удовольствием собирались поэты, осо-
бенно неприкаянные, неиздававшиеся и главным об-
разом молодые. С удовольствием еще и потому, что
там... кормили. И поили. Блаженствуя и несколько
распоясываясь, сочетали фамилию хозяина с главным
собором Петербурга: «Косцинский-Исаакий» —
шутка поэта Михаила Еремина, предполагавшая
некий писуарный смысл, как бы внутреннюю рифму
в нелепом словосочетании. И вообще в этом очаро-
вательном доме, заставленном книгами, со стенами,
завешанными современной живописью, в этой ста-
ринной бескрайней коммуналке с двумя входами у
Косцинского можно было встретить кого угодно,
даже молодого писателя Валентина Пикуля с огром-
ным романом «Океанский патруль» под мышкой, но
чаще всего встретить там можно было радость обще-
ния, вкусную выпивку, ласкающие самолюбие оцен-
ки твоих поэтических опытов.
Вот ведь, не причисляя Косцинского к своим ли-
тературным наставникам, все ж таки не мог обой-
тись без воспоминаний об этом странном, ни на кого,
естественно, не похожем человеке, вечно куда-то то-
ропившемся, подвижном, с лицом рельефным до
крайности: большой нос, впадины глаз, худоба лица
такая, будто все лишнее из него выбрано стамеской.
Работал он в мордовском лагере прозектором, а кон-
чил жизнь от пятого инфаркта, на чужбине, при ав-
стрийской пенсии, назначенной ему за оказание по-
мощи гражданам этой страны во время великой
битвы народов.
А к Глебу Семенову впервые пришел я не на чай-
кофий и даже не на литературные посиделки, но —
как к лицу официальному, работавшему кем-то в
молодежной газете «Смена», куда я принес в чемо-
дане стихи, «предназначенные для печати». Лит-
консультант газеты Бальдыш, порывшись в чемода-
не, посоветовал мне учиться у классиков, почему-то
именно у Пушкина с Маяковским, из-за которых,
как я уже знал, в тридцать восьмом пострадал мой
отец. Но... классики классиками, а писатель Бальдыш,
не пустивший меня с ходу в печать (за что я ему по-
смертно благодарен), познакомил мэтра Глеба Семе-
нова с двумя-тремя моими стишками, что и решило
мою дальнейшую писчепечатную судьбу.
Моя неотесанность в изящной словесности была
безмерна. Приобщить меня к своему поэтическому
кружку Глеб Сергеевич не пожелал, но все же не от-
пихнул напрочь, пожалел, присоветовав обратиться
в Дом культуры профтехобразования, к ремеслен-
никам, где кружком «Голос юности» руководил не
менее своеобразный человек — Давид Яковлевич Дар.
Это в какой-то мере неформальное общественное
«образование», объединявшее юных и не столь юных
поэтов и прозаиков, в основном выходцев из рабо-
чей среды, а также студентов техникумов и учащих-
ся ПТУ (тогда — РУ), существует в Ленинграде до
сих пор, то есть почти сорок лет, и является настоя-
щим долгожителем среди подобных кружков.
Руководил «Голосом юности» человек маленько-
го роста, напоминавший сказочного тролля или кар-
лика, а по теперешним книжным и мультяшным ку-
мирам — и Карлсона, который, правда, жил не где-
то на крыше, а в шикарной многокомнатной
квартире на Марсовом поле. Хозяйкой квартиры
была писательница Вера Федоровна Панова, тог-
дашняя жена Дара (правильнее сказать: Дар — тог-
дашний муж Веры Пановой). До сих пор не знаю,
что в этом человеке было ярче — внешность или ин-
теллектуальное наполнение? Пожалуй, и то, и дру-
гое выглядело для многих неожиданным (для мно-
гих, впервые соприкасавшихся с умом и манерами
Дара). То есть неожпданен был он при ближайшем
рассмотрении, а где-нибудь в толпе, в уличной
стремнине, вообще на «подмостках бытия» разгля-
деть его миниатюрную фигурку не всегда удавалось,
особенно случайному, неподготовленному зрителю.
Зато уж кто пригляделся к нему — тот понял: в кар-
лике сем и форма, и содержание недюжинны.
Нос картошкой, губчатый, да и все лицо как бы
из вулканической пемзы. Длинные волосы, огром-
ный рот, во рту — гигантская трубка, увесистая и
постоянно чадящая ароматным трубочным табаком.
Дыхание хриплое, астматическое. Движения поры-
вистые, как бы сопротивляющиеся болезни сердца и
легких. Речь рассыпчата, невнятна, как бы с при-
родным акцентом, не с акцентом иностранца, а с от-