Пока живешь, душа, - люби!..

Мы завтра уходим

Вторым эшелоном на запад,

А ты остаешься…

В нейтральной пока полосе.

Не слепишь игрушек

Из глины окопной – на взгорье,

Невесть для кого

Их в пустое поставив окно.

Не выпьешь из кружки

Сырцовую мутную горечь,

Как коркой, занюхав

Потертым шинельным сукном.

Но кто-то, когда-то,

Друзья фронтовые, солдаты

Присядут и выпьют,

Без слов, без боев, без побед,

И тихо прошепчут:

«За всех – до конца не дошедших,

За позднюю славу

И вечную память –

Себе».

* * *

Сторона моя

В дальней пороше,

Ветер бешеный,

Бьющий, как плеть!

Для кого мне,

Жалея о прошлом,

В настоящем себя не жалеть?

163

Хлеб мой горький -

Дорожный мой камень.

Сумасшедший прищур амбразур.

Почему

Пропылившее в память

Так легко

И так тяжко несу?

Сторона ты моя

В поле белом!

За тебя,

Разоренный уют,

Наливаю стакан до предела,

Через край - за разлуку свою.

За живых,

За погибших когда-то,

Ставших пеплом

В пожарищах битв...

Да, мне жаль,

Что я не был солдатом.

Да,

Мне жаль,

Что я не был убит.

ХЛЕБ

Поле,

Полюшко послевоенное...

Как ни бейся,

Как слезы ни лей,

Тощих речек

Иссохшими венами

Не могли

Напоить

Мы полей.

Век от веку,

Родные,

Как водится,

Вам нельзя

Уставать и болеть!

Дорогие мои богородицы,

Берегини российских полей...

Слезы вдовьи

Везде одинаковы.

Но тогда,

Когда бился народ,

Вы по-русски,

Особенно плакали,

На сто лет выгорая вперед.

Шаг за шагом,

Без крика-безумия

На валек налегали вдвоем...

До сих пор

164

Под железными зубьями

Разбивается сердце мое.

Бороздою

И пристяжью пройдено -

Тот не знает,

Кому не пришлось.

Не познав

Родословную Родины,

Не поймешь

Родословную слез.

КОРОВА

Дым ползет от хвороста сырого,

Виснет на кустах невдалеке.

Бабкина пятнистая корова

Тащит в дождь меня на поводке.

Листика коричневого орден

Прилепился на ее губу,

И слезинки катятся по морде

За мою сиротскую судьбу.

Я гляжу надуманно-сурово

И в который раз, кривя душой,

Говорю ей: «Ты не плачь, корова,

Ты не плачь... Я вырасту большой!

И тогда ходить тебе не надо,

В вымокшее поле глаз кося,

Да и мне в колдобинах не падать,

В сапогах солдатских грязь меся».

* * *

Раздумья, раздумья...

Вкипели - не вырви, ни выкинь.

Живьем по живому

Упали в глубины души.

Сожженные избы -

Как будто Руси горемыки

Сошлись и застыли,

На посохи лет опершись.

Сижу у окна.

И гляжу в облаковую завязь.

А мысли - совсем не о том,

Что сейчас на виду...

Повеяло детством

И болью.

И вдруг показалось -

Какими путями!

Метелица...

В мертвом саду.

Воронки ровняла

Равнинною беглою мретью.

И в сердце вгоняла

165

Не грустный, а яростный вой.

Крутая, февральская,

С запахом тем,

В сорок третьем:

И пахло свободой

И смертью

У передовой.

Сжигали мне легкие яростью

Север и запад.

Но там, в сорок третьем -

В нем правда, свобода,

Мой суд.

И воли, и чести

Метельный отечества запах

До смертного часа

В душе болевой пронесу.

СУДЬБА ПОРОХОВАЯ

Еще ребят не называли ветеранами...

И День танкиста

От души благословя,

Без отстраненности,

Вплотную были равными,

Одной для всех

Пороховой судьбой славян.

Когда-нибудь

К разъезду выйду и поеду

Товарняком!

Взметнется пыль из-под колес!

В страну далекую,

Где делали Победу

Для светлой радости

И для тяжелых слез.

Туда, туда,

В родимую сторонку,

Где я необходим,

Как нежность и как суд!

Ах, годы-годы...

Еще будут похоронки.

Живые письма

От погибших принесут.

Курили «Экстру» и «Катюшу»

Мы подростками.

В телагах черных

Не страшились декабрей.

И поразительно,

В такие годы жесткие

Сердца приветней были,

Проще и добрей.

166

* * *

Не тобой

Я единственно болен.

Отдышал ураганом стальным.

Дай мне мужества,

Детское поле,

До родимой дойти стороны!

Подними меня,

Юности птица,

Над простором,

Что мною воспет,

Чтобы мог я с разгону разбиться

На земле, где родился на свет.

Захлебнуться тем давним,

Что было,

Раз единственный

Счастьем вздурев,

В той земле

Прорасти чернобылом

Среди серых крестов на бугре.

ТВОЕЙ ЧАСТИЦЕЮ

Я не был

Беспокоен или тих.

Жил напряженно,

Тяжело и сложно.

Как дирижер -

От каждой ноты ложной

Я задыхался, Родина.

Прости.

Прости меня.

Иначе я не мог.

Я - как слепой

Вставал на поле боя.

Не страх

Бросал вперед меня.

Не долг,

А невозможность

Не дышать тобою.

Мне важно - где

И важно - как умру!

Душа моя вольна,

Как в небе птица.

Оттуда я,

Где предок шел за Русь,

Забыв перед резней перекреститься.

Я знаю все огни

И холода.

Сдыхал в тифу.

И не был лишь инертным.

Не славу дай -

167

Ты

Умереть мне дай,

Чтоб стать

Твоей частицею

Посмертно.

ХОДИКИ

Вперед, мои ходики.

Тикайте, верные ходики.

Прошла семилетка, другая...

Кукушка: ку-ку.

Прошло изобилие.

Вышли в герои угодники.

Чего не пришлось повидать нам

На этом веку!

Прожил так, как надо.

И сверху не ждал перемены.

Когда на подъемах гудели

Поджилки мои -

Считали поэты за строчки рубли,

Как бармены,

И лирики скромные

Шли к холуям в холуи.

По всем тупикам-лабиринтам, судьба,

Мы протопали.

Душа разрывалась,

Но... дебри покоя - извне.

И бешеным чертом

Кружил я в пылающем во поле,

По самой - по саменькой

Жал по его крутизне.

Сиротской, военной дорогой

Бежал по заснежью я,

На тяжкий свой крест

Восходил по босяцкой стезе.

Враги не добили.

Ты слышишь меня,

Моя нежная?

Молитвой своей защити

От судей-лжедрузей.

Ро-ди-менькая...

Над чужими мне землями дальними

По детскому полю

Дыханье

Холстом простели...

Знамена гудят.

Ослепляет сиянье медальное.

К земле припаду -

Там увечно гремят костыли.

В чем счастье земное?

Не в том ли, что прошлое помнишь?

168

Стою вот теперь,

В перекрестьях морщинок лицо.

Во взгляде,

Еще удивленно распахнутом в полночь,

Огни батарей,

Поездов, пересылок, лесов.

* * *

Что было езжено,

Что было пожито,

Водою вешнею

Метнуло по желтью.

О чем страдать уже,

Зачем, печальница?

Горит- горит в душе

И не кончается...

На травы волглые

Какой уж снег летит!

Такая долгая

Любовь у памяти.

Не потревожат степь потерь

Гудками сизыми -