Когда борцы с бесправием
Показывают свои раны и увечья,
Неистовствуют те, кто пребывал в безопасности.
На что вы жалуетесь? — раздраженно спрашивают они. —
Вы сражались с бесправием, и оно
Вас победило. Поэтому молчите!
Тот, кто борется, они говорят, должен быть готов к потерям,
Кто в драку лезет, подвергает себя опасность
Кто прибегает к насилью,
Не должен обвинять насилье.
Ах, друзья из укрытья,
Зачем вы злитесь? Неужто мы,
Враги бесправья, — ваши враги?
Ведь оттого, что мы побеждены,
Не обратилось в справедливость бесправие.
А пораженья наши говорят
О том лишь, что нас было
Слишком мало.
Мы, те, кто против подлости восстал,
От тех, кто наблюдал со стороны,
Ждем, чтобы им хотя бы стало стыдно.
У Гомера не было дома.
И Данте пришлось дом свой покинуть.
Ли Бо и Ду Фу скитались в гражданских войнах,
Поглотивших тридцать миллионов жизней.
Еврипиду грозили судом.
Умирающему Шекспиру зажимали рот.
Франсуа Вийона привлекала не только муза,
Но и полиция.
«Любимым» прозванный,
Удалился Лукреций в изгнание.
И также Гейне, и также
Брехт бежал под соломенную крышу в Дании.
Плохим ты оказался доброхотом
И места в доме гостю не нашел.
Пожаловался он перед уходом:
Спешил прийти и, торопясь, ушел.
Последний нищий черствого куска
Не пожалеет дать для угощенья.
Твой гость и не просил бы помещенья.
Ему в тени хватило б уголка.
Он понял, что не рады здесь ему —
Так с ним спешили поскорей расстаться,
Так обращались с ним нетерпеливо.
Его лишили мужества остаться.
Себе он показался самому
До неприличья слишком торопливым.
Деньги на земле считают грязью,
Но земля без денег холодна.
А с деньгами не могла бы разве
Стать гостеприимною она?
Мир вчера был полон безобразья;
Av сегодня — просто золотится!
И повсюду солнце лед грызет,
Всяк имеет то, к чему стремится.
В розовое крашен горизонт,
И труба над крышею дымится.
Да, стал мир действительно хорош!
И сердца восторженнее, зорче стали взгляды,
И еда обильней, и красивее наряды,
И мужчина на мужчину стал похож.
Ах, не правы те, кто утверждает,
Будто деньги дрянь. Наоборот!
Высохнет река — и угрожает
Нашим земледельцам недород.
И за горло друга друг берет.
Мир вчера был золотом согрет,
А сегодня, как зимою, мерзнет.
Доброты, любви — простыл и след,
Матери, отцы и братья — в розни.
Над печной трубою дыма нет.
Страх и гибель никому не по душе.
Ненависть и зависть наши души саднит.
И никто теперь не лошадь, каждый — всадник.
Мир замерз, не отогреть его уже.
Так со всем хорошим и великим
Обстоит, и, если мир иссяк,
То никто, обремененный лихом,
Не придет к величью натощак.
Потому что малодушен всяк,
Не к любви он, а к деньгам стремится.
Но добряк, когда он при деньгах,
Может добротою насладиться.
Если ж ты добра и света враг,
Вверх взгляни: опять труба дымится.
Так опять поверишь в человечий род.
Благороден человек и добр (стихотворенье Гете).
Вновь сознание растет.
Сердце укрепляется и крепнет зренье,
Где тут всадник, где тут лошадь — нет
сомненья.
Да и праву правом стать пришел черед.
О великих в этом мире
Нам легенда сообщила,
Что они, как звезды, всходят
И заходят, как светила.
Утешает знанье этих песен,
Но для нас, дающих пить и есть им,
Безразличны их закаты и восходы.
Кто несет издержки и расходы?
Несомненно, колесо несется,
Сверху вниз перенесется всё.
Но воде всё так же остается
Только вечно двигать колеси.
Мы господ имели много,
Среди них гиены были,
Тигры, коршуны и свиньи,
Мы и тех и тех кормили.
Все равно — получше ли, похуже!
Ах, сапог подходит к сапогу же!
Он топтал нас; вы поймете сами —
Хорошо б покончить с господами.
Несомненно, колесо несется,
Сверху вниз перенесется всё.
Но воде всё так же остается
Только вечно двигать колесо.
Они грызлись за добычу
И ломали лбы и ребра,
Звали прочих жадным быдлом,
А себя — народом добрым.
Мы их видим в драке и раздоре,
Вечно в споре. Стоит нам подняться
И кормежки их лишить, как вскоре,
Спор забыв, они объединятся.
Ведь тогда и колесо застрянет.
Баста! Хоть рукой его верти!
А вода с могучей силой станет
Мчать себя лишь на своем пути.
