Пространство многоточий

Этот берег нам проспорит,

Растворится, словно дым.

Мне подальше бы от фальши,

От елея и тоски.

Чтобы жил веселый мальчик,

Поседевшие виски.

ГУСАРСКОЕ

Настанет расплата за давние траты,

Мы молоды были, мы были богаты.

Любили, и пили вино из ладоней,

Копытами били горячие кони.

Клинками, со свистом взлетали рассветы,

И было неистовым каждое лето,

И, комнатных дам оставляя вне круга,

Спешили мы к жарким и жадным подругам...

          Давно опровергнуты наши резоны,

          И всё же, свободы хлебнувшие лишку,

          Хотим, чтобы поняли верные жёны,

          Куда же так рвутся седые мальчишки!

РЫБЫ 3

Где Полянка целуется с Якиманкой,

Где торчит острый угол машинам назло,

Мы на пару с тобой покупали полбанки,

Не вискарь, не коньяк, а родное бухло.

На квартире, где жили чудные мазилы,

Две художницы мыли картоху и лук,

Ну и, если родители им привозили, –

Тихо таяли рыбы на кухне в углу.

Эти рыбы во льду, отворённые пасти,

Словно ждали напасти – кастрюлю и печь...

Им на дно бы залечь, но распахнуты настежь

Наши жадные рты, и не долго терпеть!

Разливали портвейн, до утра пировали,

Никому не давали уснуть за версту,

И гудели гитары, скрипели кровати

И от ужаса стыл мусорок на посту.

Так и было, да сплыло – поспешно и громко.

Сквозь Москву мы спешили навстречу судьбе...

Мы и жили-то рядом: ты на Божедомке,

Я – в общаге, на Трифоновской, 45Б...

ФАВНЫ

                            Ларе

Если женщина любит Фавна,

Значит, Фавну легко и славно,

Значит, взгляды не слишком строги,

И окошки в душе открыты!

Ничего, что мохнаты ноги,

И под ними остры копыта.

Вот и бродят, развесив губы,

Эти фавны...

                   Они от века,

Если женщины их полюбят –

Превращаются в человеков.

* * *  ("Не ладья, а только лодочка...")

Не ладья, а только лодочка –

Вот и шпарим по волне...

Подскажи-ка, друг Володичка,

Как же дальше выжить мне?

Стыд лежит на сердце каменно,

Слёзы – крови солоней.

Мы держались бы веками, но

Крайний срок, и силы нет.

Так моей стране ославиться...

Утешает, ёшкин кот,

Что жена моя, красавица,

Лучше прежнего поёт!

Наше времечко увечное

Переможем, не беда.

Хрупкий голос... это  вечное,

Остальное – ерунда.

УЕЗЖАЮ ИЗ КОКТЕБЕЛЯ

1.

я покорное растение

на билете цифры серые

нехудой печальной тенью

уезжаю завтра к северу

лучше был бы вовсе пешим я

всё осталось бы хорошее

попросить политубежища

под забором у Волошина

осень стыла бы умытая

я в прибой тогда и был таков

но чаями знаменитыми

будет греть меня Алейников

тащит прочь судьба привычная

вот уеду и как все умру

стынут рельсы безразличные

на моей дороге к северу

2.

Преодоление  тоски:

Не видеть торжища и жральни,

И не играть смешную роль мне,

Что навязали сосунки.

Не притворяться стариком

И не подыгрывать девчонкам,

И не скакать помятым чортом,

Костьми бряцая и стихом...

На Карадаге дышит лень веков

И профиль каменный все строже.

Здесь память умерла, но все же:

Волошин, море и Алейников...

* * * ("На Володю, далёкого друга...")

На Володю, далёкого друга,

Я порою смотрю с испугом:

Он такие возвёл города,

Что теряюсь я робким гостем

Со своей стихотворной горстью –

Там, где светит его звезда.

На турусы мои и колёса

У него есть стихи и проза,

Есть и просо для местных птах,

И вопросы к земле и Богу,

И запутанная дорога

В невозможных уже местах.

Я по этой дороге приеду,

Я поверил давно в примету –

Гулкий дом, и тепло для нас...

Между морем и Карадагом

Мне судьба достаётся даром,

Даже если в последний раз.

* * * ("Во сне береговой черты...")

Во сне береговой черты,

Где стёрты наши очертанья,

Где черти знойны и черны,

И словно бы причастны тайне,

Где непрерывны флирт и жор,

Где дамы словно на параде,

И где потрёпанный пижон

Спешит куда-то на ночь глядя –

Одни над бездной голубой,

Которая зовёт и тянет,

Мы, незаметные, с тобой

Пройдём незваными гостями.

Увлечены игрой ума,

Готовы всё раздать задаром,

Как только юная луна

Раскроется над Карадагом.

ОСИНА

Солнце лампой керосиновой

Вывешу, светило чтоб...

Загоню я кол осиновый

В опостылевший сугроб.

Эх, зима и помытарила,

Ух, и крови попила.

Лет на пять, поди, состарила

Задубевшие тела.

Город утренний и сед, и нем,

Снятся летние грешки...

Кол осиновый со временем

Пустит в землю корешки.

Пусть из города сбежала б, но

Память вся белым-бела.

И осина вздрогнет жалобно,

Вспомнив, кем она была.

МЕЛЬНИЦА

Она всё молола, старалась, вертелась,

Дробила и судьбы, и кофе, и время,

И плавились ночи, и маялось тело,

А мы замечали, что были не с теми.

Она всё крутилась, надсадно кричала,

Искрила, когда пробегали трамваи.

А мы притворялись, что можно сначала,

Пока эта мельница словно живая.

Но нынче не так мастерят, как бывало –

Плохое железо, и быстрая старость...

Сломалась. А времени было так мало,

И сколько ни жди, ничего не осталось.

МЕСТОИМЕНИЕ

местоимение моё

имение и место

в раю оставлено враньё

в деревне  плоть и стыд

и насосалось комарьё

так что под кожей тесно

гоню железное гнильё

за тридцать три версты

там где излучина и злу

чинарик не достался

его когда-то докурил

я обжигая рот

и вот развеяли золу

и приняло пространство

всё то что вызнал от Курил

до питерских болот

кто над водами сед и пуст

где время стало тенью

пылал неугасимый куст

сгорев почти на треть

моя железная ладья

дрожала в нетерпенье

и если честно был ли я

уже не рассмотреть