Пока живешь, душа, - люби!..

Сокрытость,

Злоба человечья.

Незримые свистят кнуты,

Переувеченных увеча.

Калеча явь,

Вторгаясь в сны,

Звенят, грозят стальные путы.

Влачат гиганты кладь страны.

Сидят на козлах лилипуты.

Ошеломленные, с трудом

Живем, в невежестве и в шоке.

Пока рядились строить дом,

Кузнец сковал к нему решетки.

* * *

Вечно борьба или бой –

Ради калечных оваций.

Тяжко нам, русским, с собой

Наедине оставаться.

Тысячу лет я в пути.

Тысячу лет - все знакомо!

Тысячу лет не уйти

Из сумасшедшего дома:

Бесятся, рушат, творя,

Курточки, форменки, шубки...

Вытекший глаз фонаря.

Жутки

Российские

Шутки.

ТОЛПА

Во многоглазом тулове

Нет Бога.

Она всегда

За божеской межой:

Двулика. Самоедна и убога.

И каждый самому себе - чужой.

114

В кликушестве сильна.

В добре нема.

Над разумом владычествует тьма.

* * *

Память, память...

Стар я, болен?

Как я нынче одинок!

Тянет сердце возвратиться

В мир иллюзий на денек.

Нет, не плачу я, не плачу...

Это там, в груди, в глуши

Одиноко стонет кляча

Дико загнанной души.

* * *

Плакун-трава

В заросших межах.

Глазами к стенке - образа.

Очаг мой отчий –

Дом приезжих.

Цветет кукушкина слеза.

Над безразличья океаном,

От глуми массовой спеша,

Куда, куда ты

Курсом рваным

Спешишь одышливо, душа?

* * *

Я знал тебя, Россия,

Всякой, разной:

Полубезумной – в пятилетках казней,

Под карлика, ублюдочного хана

Ложащеюся мстительно и пьяно,

Этапной,

Атакующей в бою!

И задыхаясь,

Говорю упрямо:

Все вижу, светлая,

Все помню, мама,

Кладя ладонь

На голову твою.

РОССИЯ - ЭТО МЫ

Гляди, душа –

В снежинках млечных лица.

Они во сне

Врачуют сны людей:

Богатым - рай,

115

Голодным - пища снится,

Толпе - волхвы,

Ущербным - блуд идей...

Такие мысли

На странице белой.

Пока пуста –

Ни света в ней, ни тьмы.

Убийц к ответу звать –

Пустое дело.

Все в нас самих.

Россия - это мы.

(Из сборника «Обугленные веком»).

НЕ СОЖЖЕНА СВЕЧА...

Тот, кому «повезло» быть

солдатом в сорок первом,

остается им навечно, даже если

ему было тогда десять лет. Тем

более - если десять, а выбор

сделан без присяги.

Напомним, что Михаил и сам

был из семьи военных, где

высоко ценилось и воспи-

тывалось чувство патриотизма

и долга. Его деды разошлись

разными дорожками - но все

считали, что сражаются за

Родину и свободу. Отец был

военным инженером, испытателем танков на 183-м танковом военном заводе

(Харьковском паровозостроительном). В конце тридцатых арестовали... Но - отпустили.

Мише было семь лет, но он запомнил, как ночью отец, держа в руках большевистский

партбилет, пил и плакал (очень странное поведение для военспеца и коммуниста!). А

вскоре отец умер от скоротечного распада легких, его хоронил весь завод.

Михаила сызмальства учили брать на себя ответственность. Не случайно в сорок

втором бабушка посылала 11-летнего внука выводить из «Харьковского котла» советских

солдат, хотя не могла не понимать, чем рисковала.

С тех пор и навсегда Сопин остался защитником человека в погонах - того, кто

умирает по приказу. Ему нравились люди мужественные, с активной жизненной

позицией. В Перми казался прекрасным романтический бросок молодежи в Сибирь:

116

...Я завидую БАМовцам,

Рельсы бросающим в жизнь, -

В Вологде однажды пригласили в молодежную редакцию на встречу с «афганцами»

первой волны. Дома Миша рассказывал: его покорил рассказ юношей о том, что когда

предложили защищать братский народ, они действительно шагнули вперед добровольно.

Современное поколение этот порыв не поймет… а тогда это было искренне, и Сопин тоже

откликнулся стихами.

(К счастью, оба стихотворения не были напечатаны и потерялись).

Он не просто откликался на события времени (для не печатающегося автора занятие

более чем бесполезное). Он ими ДУМАЛ: «Освобождал в сознании место, чтобы было от

чего оттолкнуться и двигаться дальше».

Но дискредитация афганской компании уже начиналась, патриотично настроенная

молодежь оказалась заложницей политических игрищ. Позднее Сопин скажет жестко:

Но человеком быть уже

На белом свете не престижно.

Вспомним, с каким страстным желанием любить вернулся поэт из заключения:

Я спешил в тебя веровать, Родина,

Я приполз в тебя веровать, Родина,

Надсадив сухожилья о наст.

Но как быть с тем, что защитников Родины он встречал на этапах?

Не сожжена свеча!

Стакан не поднят...

Романтика - особый род вины.

Опомнись, помолись...

Они уходят

В безмолвное ничто издалека

Последние солдатские этапы,

Безвестные советские зека.

Как он это читал! Первую строчку - на подъеме, с сильным ударением на конце -

восклицание! Потом спад - почти до полушепота, с выраженным многоточием. «Опом-

нись, помолись» - почти в растяжку. И последние две строки - чеканно и ровно, как сол-

даткий шаг.

Если понимать Родину, говоря словами поэта, «не просто как собрание березок-ря-

бинок, а в совокупности с общественной жизнью, то она меняла декорации быстрее, чем

люди успевали разобрать, что на них изображено». «У нашей Родины слишком непосто-

янное меню». Это очень знакомое многим состояние отражено в стихотворении:

Я знать хочу,

За что мне власть

Вчера любить,

А нынче клясть.

... Я знать желаю след во след

Не через семь десятков лет.

117

А как же здесь быть человеку в погонах? Тому, с кого требуют не просто «любить

или клясть», а умирать?

Солдата убивают дважды:

В бою и в памяти людской.

Отделяется Прибалтика. Громят могилы бывших освободителей, которых теперь

именуют оккупантами. Полны сочувствия к человеку в погонах строки:

Нет слез балтийских, русских, датских...

Они одни на белый свет.

Не трогайте могил солдатских.

Средь павших оккупантов нет!

Безысходная трагедия современного человека в погонах воплотилась в судьбе от-

личившегося на войне в Чечне, а потом осужденного полковника Буданова. Он стал за-

ложником политической системы, которая, в свою очередь - заложник многовековой

российской истории.

Этот многолетний, бесконечный судебный процесс раскалывал общество. Появление

на сайте «Стихи.Ру» стихотворения «Полковнику Буданову» вызвало бурю эмоций, от

восхищения: «Это лучшее стихотворение Сопина!» - до: «Позор, как можно с сочувствием