Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Как вне тебя нет ни добра, ни света.

Ты — надо всем, тебе подвластны мы.

Тебе, господь, да будет слава спета.

Аминь!

СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (Г Л. 39)

I

Подталкиваем дьявольской рукой

И соблазняем леностью привычной,

И я утратил прежний облик свой,

Свое первоначальное обличье.

А если так, то пыне мне пристало

Сказать, в чем грешен, как я прожил век,

Сказать пред миром, что со мною стало,

Нa что, ничтожный, я себя обрек.

II

Себе кажусь я книгою сейчас.

Я — книга воплей, стонов и сомнений,

Похожая на книгу тех видений,

Что Иезекииль узрел в свой час.

Я — город, но без башен и ворот.

Я — дом, где нету очага зимою.

Я — горькая вода, и тех, кто пьет,

Я не способен напоить собою.

Я — сад, который высох и заглох.

Я — поле, тучное травою сорной.

Я — нива, что предуготовал бог,

Но почву дьявол распахал проворно.

Я — древо, потерявшее плоды,

Годящееся только для сожженья.

Я — саженец, засохший без воды,

Светильник, потерявший дар свечснья.

И новые стенанья, плач глухой

Я облекаю в прежние созвучья.

Беспомощен зубовный скрежет мой,

И горек мой позор, и слезы жгучи.

Гнев над моей душой неумолимый,

Над грешной плотью огнь неугасимый.

Печать греха легла мне на чело.

Достоин казни я, творящий зло.

Боль, посланную с неба, на земле

Приемлю я, погрязнувший во зле.

Что ждет меня — заранее известно:

Как кучи плевел, превращусь я в дым.

И возвещает снова глас небесный

О том, что мой недуг — неисцелим.

III

Я каюсь, чтоб меня услышал мир.

И, правда, может, схож я с той блудницей,

О коей у Исайи говорится

Во притче про надменный город Тир.

Но если скорбь блудницы позабытой

Из тьмы времен пророк донес до нас,

Как должен я взывать в свою защиту,

Как должен прозвучать мой скорбный глас?

Мне ведомо,

Пришествие господне

Настанет,

Я дрожу уже сегодня.

И, думая о страшном Судном дне,

Предвижу нескончаемые муки,

И к небесам я простираю руки,

И жду возмездия, и страшно мне.

Что будет — все я знаю наперед.

Но и предвидя все свои страданья,

И зная, что меня в грядущем ждет,

Я все же нерадив на покаянья.

Но в страшный час меня ты не покинь,

О господи, отец наш всемогущий,

Чадолюбивый, добрый, вездесущий,

Прощающий своих сынов.

Аминь!

СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ИЗ Г Л. 51)

I

Я, смертный, не обласканный судьбой,

Ужель к себе подобному с мольбой

Мог обращаться, горестно стеная,

Бессилия людей не понимая?

Ужель к тому я обращал моленья,

Кто сам ничтожен силой, речью слаб.

У мыслящих существ искал спасенья

Я, мыслящий, но неразумный раб?

Ужель молил людей, власть предержащих,

Владык, как и дары их преходящих?

Ужели брата я молил родного,

Который сам искал прозренья свет,

Ужели я молил отца земного,

Что сам прощенья ждал на склоне лет?

Ужели мать молил я в тишине?

Ужели ждал от той ответной вести,

Чья нежность и забота обо мне

Оборвались с мгновенной жизнью вместе?

Ужели я молил земных царей,

Не понимая, что цари земные

Способны смертным смерть нести скорей,

Чем блага жизни иль дары иные?

О нет, не к братьям, не к царям земным,

Я обращался лишь к тебе, о боже,

Лишь ты один все можешь дать живым

И после смерти воссоздать нас можешь.

СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ИЗ Г Л. 54)

III

Плывет пловец, захлестнутый волнами,

Его пучина бьет, а он плывет.

Покуда взмахивает он руками,

Но силы кончатся его вот-вот.

Бьют волны и бока его, и спину,

Ест соль глаза, а морю нет конца.

Оно в свою соленую пучину

Сейчас затянет бедного пловца.

Пловец плывет, но нет ему спасенья.

Он не уйдет от вздыбленных валов.

Жалчайшее господнее творенье,

Как бедный тот пловец, и я таков.

Мне говорят — понять я не пытаюсь,

Не слышу, хоть мне голос подают.

Трубит архангел — я не пробуждаюсь,

Недвижим я, хотя меня зовут.

Я позабыл все то, что раньше видел,

Черствее становясь день ото дня,

Бесчувственен я к боли, словно идол,

Хоть люди ранить норовят меня.

Мне лестно даже с идолом сравненье.

Я хуже, ибо совесть не чиста.

Презренный и достойный обвиненья

Дерзаю все ж вымаливать прощенье,

Спасенье у спасителя Христа.

СЛОВО К БОГУ, ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 55)

I

Парил я на крылах души моей,

Над сонмом живших в мире сем от века,

Но, многогрешного, меня грешней

Покуда я не видел человека.

Все это взвесив на весах ума,

Я обратил к себе как прорицанье

Нетленный стих Давидова псалма:

«Со мною кто сравнится в злодеянье?»

Так что ж скажу я своему врагу?

Чье прокляну и чье ославлю имя?

Я, грешный, лишь себя клеймить могу

Словами беспощадными своими.

И мне, отягощенному виной,

Я верую, даруешь ты прощенье,

Как ныне я прощаю прегрешенья

Всем тем, кто был виновен предо мной.

II

Какие б я моленья возгласил,

Какие б воскурил благоуханья,

Чтоб только ты, о господи, простил

Людей, которых я порочил бранью,

Чтоб осужденного ты оправдал,

Плененному — свободу даровал,

Утешил бы скорбящих, удрученных,

Призрел обманутых и обреченных;

Чтоб скорбных духом ты уврачевал.

Когда добро намерюсь совершать я,

Чтоб ты, великий, мне прибавил сил;

Когда намерюсь произнесть проклятье,

Чтоб ты остановил и вразумил!

Чтобы в моленьях я, страдавший много,

Всем зложелателям своим простил,

Чтоб голос злобы, неугодный богу,

В ожесточенном сердце усмирил;

Чтоб я забыл вчерашние обиды.

Молясь о примиренье всех людей,

И чтоб возрадовался ты, увидев,

Каким я стал по благости твоей.

Вся жизнь — в тебе, лишь ты — бессмертье смертного,

Упорство человека неусердного.

Ты — сила слабого, богатство — скудного,

Ты — мудрость для меня, для безрассудного.

Я как пловец — ненастье, тьма и ветер

Мне ощутить мешают силу зла,

Я словно птица, что попала в сети

И гибели своей не поняла.

Не понял я, что страшен мир двуликий,

Что губит он, соблазнами маня.

Как псалмопевец говорил великий:

«Постигли беззакония меня».

III

Один мудрец назвал в года былые

Смерть без причины явной злом большим,