Восстанье ангелов! Земля
Ты русским небом обернулась,
Расправив снежные поля,
Ты белым лебедем вспорхнула.
Ты в незнакомой чистоте
Парила, реяла, сияла
И медленно изнемогала
В тебя приявшей высоте.
Слабея, расступался воздух,
Встречало пустоту крыло,
Спешили облака и звезды
Войти в привычное русло.
Теряя огненные перья,
Пред смертью обнажая грудь,
Ты все еще, из суеверья,
Пыталась крылья разомкнуть.
Тебя чуждались облака,
И ты скользила между ними,
Ты падала, в огне и дыме,
Как в бездну падает закат.
В ночи Таврический Дворец
Не спал — в бессоннице огромной,
Взвивался снег, горел багрец
И веял ветер вероломный.
Недружелюбная Нева
Таилась, жалась, цепенела,
И ледяная синева
Живое покрывала тело.
Еще эоловой струны
Сияли ангельские звуки,
Когда восстал огонь сторукий
И взвеял жадный дым войны.
Плутал в степях тяжелый Дон,
И ржавая Кубань металась,
Зарницами со всех сторон
Над Волгой небо разрывалось.
И от Днепра до Енисея
По руслам беспощадных рек
Сквозь зной и лед, жару и снег
Текла Россия, цепенея.
Восстанье ангелов! В ночи
Бесплотных крыльев трепетанье.
Звенели стаей птиц лучи,
И бредил целый мир сияньем.
Друг с другом встретясь, облака
Единоборствовали в небе.
Зачем Господняя рука,
Увы, не нам сужденный жребий
Нам указала и зажгла
Российский мрак не русским светом?
Не верит звездам и кометам
Всеразъедающая мгла.
Нам тесно, дымно и темно,
И мы — обнажены молчаньем.
За жизнь божественным страданьем
Нам расплатиться суждено.
Сухой огонь слепил и мучил,
Испепеленный воздух жег.
Нас миновал — звездой падучей —
Уставший радоваться Бог.
На что Тебе вся твердь земная
И сонмы ангелов святых,
Когда душа, как пыль, сухая,
Рассыпалась в руках Твоих.
Три года правил нами голод.
Дымилась сном и снегом степь.
Расшатывал огромный холод
Веками сложенную крепь.
Как человек, болело время,
И бредил сыпняком простор.
Сползала мгла с небесных гор,
И, как вода, смыкалась темень.
Еще живя, еще дыша,
Еще мечтая о свободе,
Опустошенная душа
Противоречила природе.
Но заповедный мрак крепчал
И вынуждал к повиновенью.
Лишь одинокая свеча
Еще поддерживала бденье:
Наследник мятежей и славы,
Взваливший на плечи закат,
Он был последним обезглавлен
— Кронштадт.
В броне темно-зеленых льдин,
В броне сугробов и заносов —
Тяжелый щит великороссов —
Ингерманландский властелин.
На зыбком острове незыблем,
В защитной радуге фортов,
Он ждет — среди густых громов
Крупнокалиберную гибель.
Пустыня звонкая молчит,
Лазурь морозная сияет
И хладные лучи бросает
На цепенеющий гранит.
Уйдя в снега по самый пояс,
Взвалив на плечи небосвод,
Над кладбищем балтийских вод
Он спит, — притворно успокоясь.
Среди скелетов мертвых волн,
Среди пустыни величавой
Своей двусмысленною славой
Он до краев, как чаша, полн.
Спускалась ночь, и небеса
Послушные — вослед спускались.
Не целый век, а полчаса,
Но дольше века расставались
Зазубренные облака,
Друг с другом вовсе не поладив.
Не век, но целые века
Свергались в черном водопаде!
Обледенелые молы
Впились в глухой простор когтями,
Как в падаль серые орлы.
Ночь забавлялась кораблями.
С ладони на ладонь она
Подкидывала снег, играя.
Спускалась с неба тишина
Глухонемая.
Искал Толбухинский маяк
Дредноут, сжатый льдом и мраком
Но всюду одинаков мрак,
Но снег, — он тоже одинаков.
></emphasis >
Стоял фонарь с подбитым глазом,
И ночь смотрелась в полынью.
Нырял огонь. Ах, с каждым разом
Труднее вынырнуть огню.
Но он выныривал. Жгутом
Скользил по краю нежной льдины,
И плакала вода тайком,
Как мать над непокорным сыном.
Из камня выстроенный мрак
В морозном мире возвышался.
По краю мрака крался враг,
И круг последний завершался.
В порту матрос и ночь, вдвоем,
Играли в кости, водку пили
И в небе слышали глухом
Прощальное шуршанье крыльев.
Смирял недвижный воздух Леты
Восстанье звезд. Молчи, молчи,
Прости растерянным кометам
Недолговечные лучи.
></emphasis >
Закрыв прожорливые дула,
Спала эскадра. В рубку мгла,
Прогуливаясь, завернула,
Но утром вдруг занемогла.
Остатки митингов и споров
Еще таились по углам,
Еще дремал бездымный порох
И сонных тайна стерегла.
Еще не смел с цепи сорваться
Двенадцатидюймовый гром,
И ветр последних демонстраций
Еще боролся с вечным сном.
Так перед смертью тишина
С живыми за руку прощалась,
Так гасла ночь, и так война,
Насытясь заревом, кончалась.
Последний день вставал над нами.
Эпоха рушилась, как дом.
В последний раз святое пламя
Сияло в воздухе пустом.
Снега и лед. Снега, снега.
Разрезал надвое прожектор
Ингерманландские брега.
И ночь, сужая черный сектор
Сухой, как холод, темноты,
Готовилась к достойной встрече
Царицы мира — пустоты.
Был снежным боем день отмечен.
Ждал полночи отбитый враг.
В тиши зализывая раны,
Дремал, как ветер бездыханный,
Уставший за день реять флаг.
Неосторожная звезда
Заглядывала сверху в прорубь,
Не отразив ее, вода
Не поднимала кверху взора.
О льдины спотыкался страх,
Бродил и прятался в сугробах.
Сквозь ночь и тьму, сквозь снежный прах
За нами смерть следила в оба.
И бой возник. Рвались снаряды.
Со скрежетом ломался лед.
Полупрозрачные громады
Врезались в низкий небосвод.
Металлом огненным кипела
Раскрепощенная вода;
Визжала тьма, и ночь горела,
И белая рвалась орда
Вперед на приступ. Пулеметы
Свинцом засеивали снег.
Так с старым веком новый век,
Спеша, сводил земные счеты.
Исполосованная мгла
В тяжелом небе клокотала
И страшным ливнем обжигала
Ко льду приникшие тела.
Как свечи черные, горели
В руках трехгранные штыки.
Нас пулеметные метели
Учили музыке тоски.
Блуждал по небу луч певучий —
Невидимый гудел мотор.
На север прогоняя тучи,
Шагал, как человек, простор.
Эпоха рухнула. И страх
Нам выклевал глаза, как ворон.
Мы бродим белым днем впотьмах
У голых стен — ночным дозором.
Пожарище минувших дней,
Безмолвный пир угля и пепла.
О нас язвит, как яд, елей.
Душа рассыпалась. Ослепла.
Оборвался певучий лет
Последней, запоздавшей пули.
Могильным склепом вырос лед,
Устав, прожекторы уснули.
Змеей вползала тишина
И разворачивала кольца.
И покидало ложе сна
Не видимое нами солнце.
Не смерть, а только тень ее,
Не сон, а отблеск сновиденья,
Не жизнь, а полузабытье
И торжество опустошенья.
Восстанье звезд, мятеж вселенной!
Над нами оскорбленный Бог
Блистал громокипящей пеной
Нас возвышающих тревог.
Война, как сердце, отзвучала,
Улегся сонным зверем бунт.
Над нами несколько секунд
Звезда мятежная сияла.
Ночь умерла в самой себе.
И погрузилось все в молчанье.
Мы отягчаем мирозданье,
Мы оскорбление Тебе.
На что Тебе вся кровь земная
И сонмы ангелов святых,
Когда душа, как пыль, сухая
Рассыпалась в руках Твоих.
1930–1931