У памятника Некрасову
В старинном граде Ярославле
На волжском берегу крутом
Застыл поэт на пьедестале
С усталым, скорбно сжатым ртом.
Давно ль пред ним неслись крылато,
Как чайки, белые суда.
…И вот опять, как и когда-то,
Над Волгой кружится беда.
И стала вновь душа России
Рекою рабства и тоски,
Тускнеют зори, неба сини,
Ржавеют лодки, маяки.
А было ж: стихла бури качка
И чаша бед вверх дном легла.
И ведь твоя, поэт, землячка
Сквозь толщу космоса прошла.
Казалось нам, на той дороге,
Что в звездной пролегла ночи,
Нашла она потерю бога –
От счастья женского ключи.
…Как сон то время.
Только муки,
Печали,
беды –
наяву.
О, Русь моя! Скрестивши руки,
Склонивши горестно главу,
Как и поэт, на постаменте
Застыла вдруг ты – странен взор.
Ужель здесь финишная лента? –
А рядом – даль. Тебе в укор.
Ужель побед не будет наших?
И не напишет славный стих
Поэт о нас, о нашей Саше,
Гнев загасив в глазах своих?
Молчит печальник. Липы, клены
Хранят величье его дум.
…Но по весне все ж так влюбленно
Идет – гудет зеленый шум.
Суфлер таланту
Читал ли где-то или слышал.
Но, право, это было так:
В час скорбный, присмерти, услышал
Весть Сирано де Бержерак –
Поэт, чье творчество едва ли
Известно ныне вся и всем.
(Мы о самом о нем узнали
Лишь из ростановских поэм.
Узнали: был он с носом длинным,
Несчастливым в своей любви.
Зато с душою, как картина,
Где краски терты на крови).
И все ж про весть. – О, это сцена,
Такой найдешь ли где пример:
Его стихи в своем «Скапене»
Использовал поэт Мольер.
При этом вовсе не сославшись
На Сирано. Ну, как украл.
Мольер! Талант! В числе так павших…
Какой позор, какой скандал.
Что ж Бержерак? Он громко, гласно
Выносит диво – приговор:
«В «Скапене» я звучу прекрасно!
И я Мольеру – не укор.
Я рад и горд, что стал суфлером
Такому гению, как он!»
Перед моим проходит взором
Де Бержерак, Мольер и… трон.
Кому б из двух отдал его я?
Враз не решить. Но про себя,
Литературного изгоя,
Скажу, ни капли не скорбя:
О, если б только одна строчка
Моя дала кому-то сил
Создать творенье – свет средь ночи, –
То я… не знаю… но уж точно
В гробу от радости – запил.
Клен
Позорно осени засилье
Вооруженная дождем,
Холодным ветром в изобильи.
Она бесчинствует кругом.
Туманов дым удушлив, едок.
И взвинчен ветра хлесткий свист
Роняют в страхе, как при беге,
Деревья рваный, ржавый лист.
Я не любил бы осень, если
Не наблюдал бы вольный вид,
Как разорвав тумана плесень
В забытом парке клен горит.
Он ярко – красной кроны пламя
В осенней тьме не погасил
И листьев огненное знамя
В высь неба гордо устремил.
Он, как буддист, самосожженьем
Злой силе выразил протест.
…Не так ли я охвачен пеньем,
когда сереет лес окрест.
Очищается болью Россия
Меркнет ада кромешное рвенье
И ликующий взгляд Сатаны.
Ваша гибель – не смерть
– Просветленье
Для народа заблудшей страны.
Укрепленные в сжатых отсеках,
Ваши души ушли в небеса.
Им, для русского человека,
Суждено творить чудеса.
Очищается болью Россия,
Слыша ангельский зов сыновей.
И объятья свои Мессия
Через них простирает над ней.
Будем жить!
(некоторые мысли из произведений, не вошедших в данное собрание сочинений)
Есть в этой жизни у каждого народа нечто незыблемое, основополагающее, – это сакральная любовь к Родине. Как к малой, так и великой. Кстати, корень этого слова – «Родина»» – есть не что иное как имя первого и главного Бога славян, творца всего Сущего. Имя это – «Род».
* * *
Совершаемый по воле Божьей ход нашей истории, как веще сказано в «Повети временных лет», предопределил духовное предназначение России в мировом сообществе, чего прагматичное «прогрессирующие» окружение не понимало и не понимает.
* * *
Страна в результате неразумных действий оказалась не в лучшем состоянии. Иной раз хочется даже воскликнуть вслед за неистовым протопопом Аввакумом:
«Выпросил у Бога светлую Россию сатана.
Да очервлёнит – ю
Кровью мученической».
Однако, по мне лучше, когда Россию называют «Божьей слезой» и экспериментальным полем Творца, говоря, что нашей стране уготован путь синтеза, что строить общество следует не с кровавым оскалом «золотого тельца», а с ликом Божественным. И не забывать, что истинно «мировое» есть, прежде всего «собственное», ревниво охраняемое.
